шарики-слова и шары-вещи, все это сцепилось между собой, сплавилось и
возникла совершенно неожиданная реальность. Он создал ее сам, вроде как бы
и по своей воле, но удивился безмерно тому, что получилось.
горестно упрекал всю компанию Карлсон. - Нашли время для дурацких
фантазий! Широков, я к тебе обращаюсь - ты ведь нарочно парню голову
забивал этим траханным Пушкиным, или как там его, и кассетами Чесса! Про
торжество справедливости вещал - ведь так? Взрослый человек, а дурака
валяешь. Додумались - свитер Чесса на человека нацепили и вообразили, что
Чесс вернулся. Вы ему еще гитару Чесса отдайте... Вот уж точно - роковое
сходство!
ошалевшего парня с гуашью и аршинными ножницами для пластиковых букв?
Бывает... А гитара? Хм, гитара...
провокации, - сочувственно и одобрительно обратился к Вальке Карлсон. - А
то бы натворили вы все тут дел. Ведь это что же пришло в твою дурную
голову? А?
ситуации! Ну, хочешь, я скажу тебе правду? Сегодня, пожалуй, уже можно.
Да, наверно, и нужно. А то я уеду по делам, а вы тут опять Божий суд
устроите.
возможно, будет объявлено чрезвычайное положение. И правдой этой вы
воспользоваться попросту не успеете.
Изабо. - Во всяком случае, по таким вопросам. Ну так чем ты нас решил
обрадовать, банный сотрудник? А главное - почему?
воспитывать, всех четверых, - подумав, отвечал Карлсон, и было ясно, что
это - чистая правда. - Время поджимает. Дел у меня этой ночью - выше
крыши. Хорошо хоть, успел за руку удержать от опасной глупости. Ведь если
я сейчас уеду - вы опять ухватитесь за свой маскарад, потащите Валентина
ко Второму, на манер выходца с того света, и очень удивитесь, если Второй
не рухнет в обморок. А этого делать не надо. Второй все равно не скажет
вам, где рукописи и кассеты Чесса. Хоть об стенку лбом его бейте - не
скажет. И поступит вполне разумно. Потому что смотрит дальше собственного
носа... не то, что некоторые...
Михайловский вам ничего на хранение не отдавал? Клянусь - деликатно и
вежливо спросили! На положительный ответ не очень-то и рассчитывали. Так
что могу вас обрадовать - пьесы вообще в природе не существовало, а была
тетрадка с цитатами и набросками.
спросил Широков. Карлсон, даже не подумав доставать пистолет, отстранился
от этой нависшей глыбы.
еще не понял? Да он же сам держал в руках эту тетрадку - держал? Да?
показания Второго. Вот кого мне жалко в этой дурацкой истории - так это
Второго. Очень даже неглупый парень. Тетрадка, повторяю, толщиной в
полтора миллиметра, а записей в ней, хоть и мелким почерком, с гулькин
нос. В основном цитаты из всяких историков с сожалениями насчет утраченных
сибирских стихов. Второму тоже нелегко пришлось. И если бы речь шла только
о черновиках Михайловского, он бы их не выдал. Но тут было другое -
подпольный журнал. Это уже покруче.
была в Питере, назывался - "Мария". Можно подумать, ты не знала... Вот
Широков точно не знал! - усмехнулся Карлсон. - И Верочке Чесс тоже ни
слова ни сказал. Потому что от них журналу все равно никакого проку бы не
было, это и поэту ясно.
Верочка. - А если вы не могли понять, на какой машинке, так это я объясню.
Я к одной бабушке в гости ходила, а у нее такая симпатичная машинка, прямо
как из музея.
слышал... Так вот, на квартире Второго думали проводить обыск. Ну, нашли
бы кое-какую чушь - карикатуры, эпиграммы на вождей, и получилось бы
неприятное, но банальное дело... Перенес бы его ваш Второй даже без
валерьянки. Подставил его именно Михайловский. А не наоборот!
постороннего человека, манекена Вальки.
Карлсон. - Он прекрасно знал, что написал и что пишет Михайловский. А тот
отдал ему на хранение и журнальные бумажки, и свои рукописи. Он-то думал,
что обыск сперва будут делать у него! А Второй даже не знал, что такое в
этих трех папках... Когда у него спросили, что он знает о "Марии", без
особой надежды спросили...
Он имел в виду те три пропавших без вести портфеля, о которых давным-давно
за чаем толковал ему Широков. Но даже Широков его сейчас не понял, потому
что смотрел в рот Карлсону.
тексты песен.
понял, что за "Марию" возможны крупные неприятности, он, естественно, всю
эту мазню отдал и спасибо сказал, что забрали. А потом пошел к Чессу
разбираться. Потому что у них такого уговора не было, чтобы подпольный
журнал прятать. И еще - он знал, что Чесс за границу намылился, а сам-то
он никуда удирать не собирался. В общем, разборка вышла неприятная...
себя ход этой неприятной разборки, завершившейся полетом из окошка.
отсюда уедет?..
Дайте человеку спокойно жить и работать. У него не было другого выхода. А
теперь... ну, через пару месяцев... ну, в общем, пусть его спокойно пишет
свои повести! Он ведь хорошо пишет, я сам читал, и рукописи, и
опубликованное...
лицо Карлсона стало жестким, внезапно он усмехнулся и фыркнул. - Так что
трогать его искренне вам не советую.
Услышанное настолько его ошарашило, что он как-то незаметно осел в кресло
и наполовину съежился. - Значит, рукописи погибли...
едва обозначенный туманной линией силуэт. Сперва он подумал было, что это
возникает женщина.
видит гитару...
Оттого и призрак гитары был в такой же цветочек, будто инструмент обтянули
ситцем. Валька даже развеселился - вот получилась бы у Чесса песня о
ситцевой гитаре! Ничего кроме случайного образа еще не было, но Валька
знал, что отсюда и стартует песня. О том, что это невозможно, он не думал
- просто обрадовался идее.
сделалось темнее и на нем обозначилась тонировка древесины, нарисовались
тени от струн.
знал, где стерся лак и стенка стала шероховатой, знал капризы каждого
колка! Он увидел свою смуглую, свою ненаглядную явственно, она заняла весь
угол, почти не опираясь грифом о стену, как будто подвешенная на невидимой
струне. Он увидел перед глазами гитару - и обрадовался ее присутствию.
считать этот милый вечер недействительным. Деньги на такси есть у всех.
Идем, Изабо. Не расстраивайся. Не женское это дело - дуэли. Впрочем, что
ни делается, все к лучшему. Представь, что это зрел гнойный нарыв. Зрел,
зрел, и вот его прорвало. Больно, конечно, зато дело пойдет на поправку.
Теперь ты понемногу работать начнешь... Не получилось из вас секундантов -
и Слава Богу!
глухой яростью спросил Широков.
счастлива... Ты и представить не можешь...
Возник тот диковатый оскал, который иногда заменял ей улыбку.
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Курылев Олег
Пехов Алексей
Куликов Роман
Апраксина Татьяна