обстановка в нашем отечестве.
тех событий, которые изменяют лицо государства.
столом, обхватив голову обеими руками.
ла. Поначалу он их боялся, но постепенно идея братоубийства перестала
казаться ему столь уж кощунственной. Князь находил для нее все новые и
новые оправдания, важнейшим из которых ему представлялось пресловутое
благо государства. Так самый ограниченный человек порой становится изощ-
ренным софистом в своем стремлении достичь власти над себе подобными.
Сколько томов об этом написано, и как спокойно воспринимаем мы эти тома!
И напротив, - какими высокопарными и неестественными нам порой кажутся
скупые строки, воспевающие чувство прекрасного, душевное благородство и
доброту. Почему так? Не потому ли, что скотство является нашей второй
натурой, и лишь немногие способны устоять перед соблазном и не совершить
самые тяжкие преступления ради того, чтобы подняться ступенькой выше в
обществе своих ближних. Как воспитать людей способных устоять перед ис-
кушением? А как вырастить поколение которому не будет даже знаком подоб-
ный соблазн? Полноте! Гораздо легче оставаться скотами и иронически от-
носиться к самой идее воспитания такого человека.
рямился в кресле и сказал:
хаил выпил свой стакан залпом.
упорного сопротивления.
ка. Желающих сегодня - хоть отбавляй!
Распутина.
хитер, но все же у него нет придворного опыта. Пообещаем ему кое-чего,
да припугнем покрепче. Кстати, заодно и от него избавимся, а не то он
вырастет в большую силу!
шваль! Как он может вырасти при дворе?
что еще важнее, на императрицу усиливается.
жет быть, попробовать яд?
дворах с ним уже научились бороться.
Путятин. - Считайте, что я вам ничего не говорил.
сказал Михаил, и жестом предложил князю наполнить стаканы.
некоторым отвращением посмотрев на спящую супругу, зажег лампу таким об-
разом, чтобы увидеть на стене собственную тень. В одних трусах он начал
энергично перемещаться по комнате, совершая свой обычный утренний ритуал
- бой с тенью. Похмельный пот градом струился с его высоченного лба,
крупные мышцы красиво резвились под покрытой рыжеватой шерстью кожей.
Ульянов совершал невообразимые пируэты, пытаясь нанести удар собственной
тени. В какой-то момент, не рассчитав свои силы, он так смачно заехал
левой ногой в стену, что разбудил Крупскую, а, заодно, и спавшего в со-
седней комнате Бени.
в стену. - Эй, Бени!
к Льву Абрамычу и поднимем наш творческий потенциал до невиданных высот!
утреннего чая. Бени имел страшно помятый вид и даже чай пил с трудом.
Быстро допив свою чашку, Ульянов сказал:
довел юношу. Ему необходим отдых. Да и тебе тоже.
не пришлось. Не прошло и пяти минут, как он уже был в своем длинном чер-
ном пальто и цилиндре. Ульянов набросил легкий плащ поверх своего серого
костюма, надел кепку, и приятели вышли на Невский проспект.
Ульянов уже десять лет не был в Санкт-Петербурге. Теперь он испытывал
состояние восхитительной эйфории от новой встречи с этим городом, кото-
рый был для него любимым и почти родным. Ульянов видел приметы нового
века: электрифицированные здания, телефоны, первые автомобили; но все
это было второстепенно, а главное оставалось прежним. Что именно явля-
лось главным, Ульянов затруднился бы сформулировать, но он чувствовал,
что этот город содержит в себе огромные архитектурные и духовные бо-
гатства и является величайшим и ни с чем не сравнимым произведением ге-
ниального зодчего - русского народа. Еще правильнее было бы сказать, что
Ульянову и не нравились достижения ХХ века. Он уже достиг того возраста,
когда людям становятся дороги воспоминания. Он уже не способен был полю-
бить новое, а потому не принимал в полной мере ни Женеву, ни Вену, ни
Лондон. Понятие City для него всегда ассоциировалось с Санкт-Петербургом
девяностых годов ушедшего века. Умом он понимал значение технического
прогресса, но сердце его навсегда осталось там, где он любил Арину и пил
пиво у доброго старого Прадера.
шенно необходимо навестить Льва Абрамовича.
вымя, - назидательно сказал Ульянов. - Впрочем, в твои годы мне также не
хватало динамики в этом вопросе.
рого красовалась табличка с надписью: КАСКАД И СЫН КРЕПКИЕ НАПИТКИ