Чтение 30–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

ответственный участок судебно-прокурорской работы. Ты призван для борьбы с
преступностью. Ты первый сталкиваешься с преступлением. Ты первый должен
атаковать преступника. От тебя, от твоего умения, энергии, быстроты,
настойчиьости, инициативы зависит многое... Ты-следователь. Завтра в твое
производство может поступить дело, которое доставит тебе много хлопот.

Ты будешь проверять одну версию за другой, и ты наконец можешь устать.
Дело тебе надоест. Тебе покажется, что раскрыть его нельзя, что ты уже
исчерпал все свои силы, все догадки, все возможности. Тебе захочется в
бессилии опустить руки и сдать это дело в архив. Преодолей усталость, не
опускай рук, не складывай оружия. Ты не имеешь на это права, потому что ты
- следователь, ты поставлен на передний край, откуда не отступают..."

Он захлопнул брошюрку. Поставил на место. И снова сел рядом со мной.

- Неплохо сказано. Несколько по-военному. Это за счет того времени,
когда написаны эти строки. Тогда была война. Лев Шейнин...

Иван Васильевич замолчал. Признаться, на меня цитата произвела сильное
впечатление. Особенно в контрасте е негромким голосом зампрокурора.

Мне показалось, что Иван Васильевич хочет настроить меня по-боевому. С
одной стороны, понятно - новый ход крылатовскому делу дал он. А может, он
действительно видит в нем какие-то другие пласты и повороты, чем первый
следователь?

В любом случае его настойчивость и настрой подействовали на меня.

- Что ты намерен предпринять дальше? - спросил Иван Васильевич.

- Хочу встретиться с Залесским. Он должен приехать в Крылатое. - Я
посмотрел на Ивана Васильевича, но он никак не отреагировал. - И еще, я не
очень удовлетворен экспертизой, проведенной медиками.

- Говорил с судмедэкспертом?

- Говорил.

Иван Васильевич сложил руки на животе. Я впервые отметил, что животик у
него заметно выдается. Ловко сшитая генеральская форма обычно скрадывала
это.

- Ну и что?

- Объяснить трудно. Надо провести эксгумацию трупа.

А там посмотрим. Если повторное заключение судмедэкспертизы совпадет с
первым... - Я развел руками. - Трудно сказать тогда, какую версию
отрабатывать.

- Да, слепо доверять экспертам не следует. - Он задумался. - На наше
воображение часто действует бумага.

А если еще с печатью... - Иван Васильевич усмехнулся. - Бумаги ведь
пишутся людьми. Но я одному человеку очень доверяю. Запиши. - Я достал
авторучку, записную книжку. - Яшин, Вячеслав Сергеевич. ВНИИ судебной
экспертизы.

Я не стал его расспрашивать, в каких отношениях находится он с
судмедэкспертом Яшиным. Если Иван Васильевич советует - дело верное. И
попросил:

- Может быть, вы сами поговорите с руководством института, чтобы
назначили именно его?

- Он не должен отказаться, - только и сказал зампрокурора.

Никогда мы еще не беседовали так просто и спокойно.

Я даже забыл про время.

Ни о каком "объяснении" речь не заходила. Я решил поперед батьки в
пекло не лезть.

Обычно самые "приятные" сюрпризы Иван Васильевич оставлял напоследок.

Но он все тянул, тянул. И я, чтобы попытать судьбу, спросил:

- Ну, Иван Васильевич, мне можно идти?

- Может, позавтракаем?

- Спасибо. Я дома выпил кофе.

- А я кофе не употребляю. Врачи не советуют. - Он показал на левую
часть груди. - Вот уж полгода его не пью, И чувствую - лучше. - Он
поднялся вместе со мной. - Да, уважь. Скажи Екатерине Павловне что-нибудь
о картинах... Тебе это ничего не стоит, а ей приятно.

Мы двинулись в комнату старушки. Екатерина Павловна, сложив вместе свои
маленькие ладошки, приветливо поднялась от мольберта:

- Я вас специально не беспокоила. Пожалуйста, откушаем...

- От всей души спасибо, - поблагодарил я. И с глубоким вниманием
остановился возле стены, на которой были развешаны картины в багетных
рамках. Небольшие. В основном - пейзажи.

В живописи я не был силен. И лихорадочно подыскивал в уме подходящие
слова.

- Прекрасный колорит, - вылетела из меня глубокомысленная фраза. -
Гогеновская палитра... - Я замолк, силясь вспомнить что-нибудь еще.

Екатерина Павловна улыбнулась. Очень подозрительно.

- Скорее уж Ван-Гог, - поправила мягко старушка. - Но с большой
натяжкой... - Я понял, что мои комплименты выдали всю глубину моего
незнания живописи.

У Ивана Васильевича на устах играла загадочная улыбка. И я не мог
понять, смущается он за меня или намекает: вот так, брат, надо в жизни
знать многое, чтобы не попасть впросак...

В коридоре зазвонил телефон.

- Я подойду, мама, - сказал Иван Васильевич и вышел.

Екатерина Павловна вдруг спросила:

- Игорь Андреевич, а где вы празднуете октябрьские праздники?

Вопрос этот застал меня врасплох.

Я решительно не мог сказать, где буду отмечать седьмое ноября. Надо
посоветоваться с Надей.

- Не знаю, - честно признался я.

- Если вы останетесь без компании, милости просим к нам, на дачу.
Насколько я знаю, вы закоренелый холостяк...

Выходит, Иван Васильевич говорил с ней обо мне. Факт любопытный.

- Может быть, вам не очень импонирует наше престарелое общество, но мы
с Ванюшей любим гостей. - Она засмеялась. - Хоть и говорят, что зять с
тещей не могут ужиться, но мы живем душа в душу. И вкусы у нас одинаковые.

Это вообще интересная новость. Я знал, что Иван Васильевич живет с
матерью. Выходит, Екатерина Павловна - теща.

Я поблагодарил за приглашение.

Иван Васильевич, прощаясь, попросил:

- Если Яшин найдет что-нибудь интересное, сообщи.

По старой дружбе.

- Конечно, - пообещал я.

В прокуратуру я шел уже с легким настроением. Разговор с зампрокурора
прошел как будто ничего. Даже отлично.

Кабинет Эдуарда Алексеевича оказался запертым. Я сходил в канцелярию,
поставил отметку о прибытии в командировочном удостоверении. Вернулся в
свою комнату и, еще раз набрав номер Эдуарда Алексеевича и убедившись, что
его нет, стал перебирать бумаги на столе, окончательно успокоившись. И тут
раздался звонок.

- Чикуров, прошу вас, зайдите. - Тон, каким говорил Эдуард Алексеевич,
ничего хорошего не предвещал.

- Я заходил, - ответил я, удивленный. - И только что звонил...

- Я в кабинете Ивана Васильевича, - сухо сказал мой начальник и положил
трубку.

Я спустился в приемную зампрокурора. Эдуард Алексеевич сидел на месте
Ивана Васильевича. Поздоровался он со мной сдержанно, И опять на "вы".

- Что, опять для телевидения будут снимать? - спросил я. Мне было
непонятно, почему Эдуард Алексеевич не в своем кабинете.

- Нет, - сказал он. - Временно исполняю обязанности Ивана Васильевича.

- А он? - вырвалось у меня.

- Ты что, с луны свалился?

- А что?

- Он же ушел на пенсию...

Передо мной возникла авоська с бутылками кефира, картины Екатерины
Павловны, мое обстоятельное сообщение...

- Не может быть!

- Ушел на заслуженный отдых. Что тут невероятного?

- Ничего, конечно, - пробормотал я и рассмеялся. - А я только что
отбарабанил ему целый доклад.

- Где?

- Дома.

Эдуард Алексеевич хмыкнул. Пожал плечами:

- Не знал, значит?

- Нет.

- Ну ладно, бывает. Для меня его уход тоже был неожиданным. Хотя на
пенсию он давно имел право. Ранение на войне...

И мне опять пришлось почти слово в слово повторить Эдуарду Алексеевичу
то, что я докладывал бывшему начальнику.

Он сделал несколько замечаний. Смущало меня то, что Эдуард Алексеевич
обращался ко мне то на "вы", то на "ты". Чему это приписать - его
назначению или тому, что у него, как это делал Иван Васильевич, припасен
для меня "сюрприз"?

Эдуард Алексеевич достал из сейфа папку:

- Вам надо вернуться к саратовскому делу. Коллегия по уголовным делам
Верховного суда РСФСР рассмотрела его по кассационной жалобе и вернула на
доследованиеПравда, прокурор отдела дал свое заключение, просил оставить
приговор в силе. Подготовьте с ним заключение, если надо, проект протеста
в порядке надзора.

Это было дело о взяточничестве.

Подсудимая, мамаша одного из абитуриентов, сделала "подарок"
преподавателю, принимавшему вступительные экзамены. "Подарок" в виде
дорогого японского магнитофона. Областной суд приговорил взяточника
(выяснилось несколько случаев подношений) и взяткодателя к срокам.

Но на суде сын незадачливой родительницы пытался взять всю вину на