мгновенная борьба: то ли выпереть меня сразу, то ли узнать
сначала, зачем я пришла. Эти недолгие размышления она
наконец разрешила приглашением:
начала стягивать туфли.
вообще очень нравится современная милая мода заставлять
гостей разуваться. Может быть, я все это придумываю зря, но
мне представляется в этом замечательном обычае что-то ужасно
унизительное и для гостей, и для хозяев. Это душевное
босячество, торжество разбогатевшего и обустроившегося жлоба
над вчерашней бездомностью. Нет, я наверняка знаю, что
приличные люди не должны заставлять ходить гостей разутыми
по квартире. Но, наверное, у Ольги Чагиной были другие
представления.
будто находится сейчас в Японии - там ведь все в домах
босиком ходят.
легонько похлопывая меня по руке, повернула налево и так,
регулируя мое движение по просторной квартире, словно
водитель электрокара, направила меня в коридор, мягко нажала
на правое плечо - через холл, снова по левой руке - вход в
кухню. Понятно, здесь и будем беседовать.
в вазочке насыпаны почти забытые мною конфеты - навсегда
исчезнувшая клюква в сахаре. Смешно, что существует
определенный рацион, целый список продуктов, спрашивать о
которых "где купили?" просто неприлично. Ясно, что
доставали где-то по блату. Пропала клюква в сахаре, и
крабы, и языковая колбаса, и "раковые шейки", и говяжьи
сардельки.
время. Из этого же ушедшего времени задержался в квартире
Чагина зеленый стеклянный абажур, висевший над столом.
Матово-белый изнутри, как будто залитый сливками, и нежно-
зеленый, как майская трава, снаружи. Куда делись они?
Когда-то в каждом доме были эти замечательные зеленые омуты
душевного спокойствия и уюта. Исчезли. Кому мешали?
распахнула застекленную дверцу духовки.
лотке противня лежала белотелая индейка, обливающаяся соком.
не сохнет, захлопнула дверцу и налила мне тоже чашку чая.
Поставила ее передо мной и спросила недоверчиво:
социальный факт.
драки...
вы что, хотите писать об этом?
колпаком, предназначенным сохранить ее будущую прическу,
выглядело не очень живым. Я всматривалась в нее, и она мне
все больше напоминала орхидею, продающуюся в парфюмерных
магазинах венгерскую орхидею. Страстно-нежное растение в
пластмассовой прозрачной коробочке. Ольга очень похожа была
на эти консервированные цветы. Казалось, вскроешь целлофан,
- увянет, истлеет, рассыплется от воздуха, от дыхания нашей
грубой, некрасивой жизни.
не поворачивался. Трудно вот так, решив стать сыщиком,
сразу переступить через какие-то невидимые барьеры,
отделяющие нас, людей будничных, от чагиных и шкурдюков,
которые не побрезгуют ничем, уничтожая Ларионова и меня,
коль скоро мы болтаемся у них под ногами. Я это знала
наверняка, но стукачествовать Ольге о том, что Чагин
развлекается на стороне, не могла. Хотя она это и без меня
знала.
что-нибудь расскажет. Она довольно легко щебетала, не
касаясь никаких интересующих меня тем, и в основном
жаловалась на трудности жизни простой женщины. Ее очень
возмущало, что женщин, которые не ходят на службу, называют
"неработающими". "Это я-то неработающая?!" - с искренним
возмущением восклицала Ольга. Себя она относила к "простым"
женщинам. "Непростой", "сложной" женщиной, видимо, была я,
поскольку очередную сентенцию закончила Ольга странным
выводом:
живете в башне из слоновой кости...
слоновой кости, каркасно-панельной...
голода, потому что в кухне нарастал нутро-раздирающий аромат
жареного мяса. Углом глаза я видела через стеклянную дверцу
духовки, как неспешно и ароматно кремируется постепенно
розовеющая индейка.
досадой о том, как много и тяжело работает ее муж. В ее
взгляде - запечатанной в целлофан орхидеи - я не могла
прочесть ничего. Ни злости, ни правды, ни огорчения.
жизненных трудностях, вызванных тем, что она никому не может
отказать, а люди этим очень злоупотребляют.
травы, которую всем непременно хочется вытоптать... -
говорила она мне совершенно серьезно, а я согласно кивала
головой. - У людей потребность испортить и сломать все
беззащитно-нежное... Как бессмысленные мальчишки ломают
молодые деревца... Целый день ходят какие-то знакомые,
праздные просители, жалобщики - они своими разговорами
иссушают меня, как маленький родник, наливаясь моей душевной
силой...
удержалась и все-таки спросила:
Кто эта женщина, которую вы так ругали? Вопрос повис, как
протянутая рука. Ольга посмотрела своими прозрачными
глазами на меня, потом перевела их в сторону и снова
взглянула на меня, и я вдруг вспомнила нашу учительницу
танцев в старших классах, которая объясняла нам правило
женского кокетства глазами: "Взгляд - в угол, на нос, на
предмет". Ольга и смотрела сейчас на меня как на
неодушевленный предмет:
вас, Владимир Петрович - идеальный супруг и замечательный
отец нашей дочке! А у меня никаких к нему претензий не было
и быть не могло...
мной, нагло скалилась желтыми кривыми клычками. Протягивая
мне сумку, Ольга невыразительно заметила:
это, вам это может пригодиться... Есть старый житейский
закон: жена на мужа не доказчица...
глазами и вместе с ухмыляющейся кабаньей мордой преподавала
мне урок семейной клановой спайки.
счастья с вашим идеальным супругом и замечательным отцом...
ярости главного накрыл меня как атомный гриб. Кипящая магма
гнева, жарко дыша нетерпением скорой расправы, волокла меня
по паркету редакторского кабинета. Главный, забыв свое
обыкновение на нас не орать, стучал кулаком по столу и
исступленно спрашивал:
помнишь?..
повторила:
не только сильно разозлен, но и не на шутку встревожен.