толстая куртка и увесистые, почти лыжные, ботинки. Труды предстояли бешеные,
с неопределенным "исходом. Трудиться доводилось беззвучно и незаметно, То
есть, незаметным я мог оставаться ровно столько времени, сколько сумеет Гейл
забавлять несравненного псевдоковбоя.
лежащего в материнской утробе зародыша, буквально скатывал себя в клубок - и
не мог добиться ничего. Не хватало каких-то жалких полутора или двух дюймов
- однако не хватало. Второго упора не было...
верила! Ты не способен! Ты - добрый!..
эти годы любить продолжала! Сама твердила... Дура похлеще доктора Нальди!
Ах, атомная зима, ах, погибель мира! А на сцене хороша была, хороша, ничего
не скажу.
нами, Сэм, ну помоги-и-и же мне-е-е-е-е-е!..
использовать его с толком. Покосился. Джим Ромеро понял, куда клонятся чаши
весов, и, незаметно переместившись, подставил мне собственный живот... У
хрупкого с виду, а к тому же голодного, избитого, обессиленного парня
оказались на диво неплохие брюшные мышцы.
попросту скользил прочь по маслянистому полу, но упорно придвигался опять и
сам сосредоточенно искал связанными руками хоть малейший выступ в досках, за
который можно было бы уцепиться.
могла оставить это чудовище, выпустить из виду? Я же ради тебя старалась,
милый!
Придвинул себе шаткий стул, уселся. Я сказал бы, в позе роденовского
Мыслителя - но, во-первых, у Мыслителя в свисающей руке нет револьвера, а
во-вторых, на умственных способностях Гунтера приличествовало поставить
крест.
поглотило зрелище, равного коему он еще, пожалуй, не видал. И ковбой
наслаждался. О, как наслаждалась эта несчастная тварь своим вожделенным
торжеством!
должен пове-е-ери-и-ить!
любезная. Покосился в нашу с Джимом сторону. Мы по-прежнему лежали недвижно.
Удостоверившись в полном послушании подопечных, Гунтер опять перевел взор на
бывшую любовницу и уж больше не отрывал его ни на миг.
заплаканную донельзя, по рукам и ногам связанную женщину ползущей к тебе по
тошнотворному полу.
ноги. Можно катиться, подобно бревну. Можно извиваться на змеиный лад. И
можно сесть и ерзать, протирая брюки, но перемещаясь в нужном направлении.
Ни единый из этих способов невозможно созерцать в действии, когда речь идет
о хорошеньком, зареванном, несчастном существе женского пола...
точность латинского падежа не ручаюсь.
как надменная н благовоспитанная миссис Хэндрикс ползет к нему, взывая о
пощаде и помощи, напрочь позабыв о самолюбии, чувстве собственного
достоинства и прочей подобной галиматье...
Глава 26
руки, достойный ковбой поймал краем глаза какую-то непонятную возню.
сторону.
впереди кисти, одновременно ухватывая ремень и понимая: справляться будет
нелегко - или вообще невозможно. Рассчитывать на Ромеро, в его-то состоянии,
да еще и связанного, не стоило. Правда, он был прекрасным парнем, если не
сидел за баранкой автомобиля, но я вообще не склонен особо рассчитывать на
сотрудников Федерального Бюро.
неприятностей; намереваясь, по-видимому, отвесить нам по дружелюбному пинку
- дабы лежали смирно. Приблизился. Гейл отчаянно, пронзительно завизжала.
Должно быть, уже от настоящего, искреннего ужаса.
обернулся и - я так думаю, - осклабился в ликующей ухмылке. Мгновение спустя
Ромеро стоял на связанных ногах и, словно кенгуру, прыгал к нашему ковбою.
субъект, ничего не скажешь, но созерцать представление было недосуг.
Следовало вскакивать самому. Что я и сделал - не без труда.
насчитывал не менее полутора погонных ярдов длины. Говорю "спасибо", потому
что, как правило, этими пряжками пользуются на манер кастета. Но из них и
боевые цепы, сиречь кистени, могут получиться отличные.
Гунтер должен был хоть полсекунды полюбоваться на свершенное. Эти недоучки
просто не умеют немедленно палить по другой мишени. Я не хочу сказать, будто
виною тому исключительно тупость. Просто природное побуждение толкает любого
из нас проследить, куда и как рухнул подстреленный противник... Ничего не
попишешь, инстинкт. Который прилежно искореняют у всех, принимаемых на
службу к Маку.
руками.
неменьшим успехом я мог бы приложить Гунтеру по физиономии кортиком либо
мачете. Края пряжек затачиваются до бритвенной остроты, а чтобы вы, часом,
не учинили себе харакири, подымая оброненную монетку, обтягиваются Пястной
фольгой. Каковую покорный слуга и успел отодрать, пока Сэм Гунтер скалился в
сторону Гейл Хэндрикс...
ладони. Любитель... Драться надо было, а не телесные повреждения холить. Я
тоже прыгнул на манер кенгуру и ударил сызнова, раскроив Гунтеру обе кисти.
Ковбой упал.
наступила бесславная и несомненная кончина. Что, вынужден признать,
попахивало бессмысленным и никчемным любительством. * * * Я склонился над
маленьким, связанным, очень храбрым и очень простреленным навылет человеком
с черными усиками.
или семь.
черед Ромеро.
было патроном меньше, но ковбой не был бы ковбоем, не таская на себе целый
склад боеприпасов, Я вышиб гильзу, вложил свежий заряд. А, подойдя к Ромеро,
застал его в сидячем положении. Он выглядел еще бледнее, чем на сцене
"Чихуахуа" где разгуливал напудренный, словно Пьеро.
моему хронометру - без десяти десять. Но я не очень-то ему верю после всех
передряг.
головой Гунтера. И вот он валяется. А врываться в церкви не по моей части. Я
не средневековый ландскнехт-мародер.
шутку.
людей? Не говоря уже о паршивых сенаторах, конгрессменах и докторах?
Ренненкампфа надлежит со всевозможным проворством вывести в расход, -
ухмыльнулся я. - Стрелять умеешь? Прости, сначала скажи: подняться можешь?
пьяного забулдыги, поднялся.
сталкивать Мэтта Хелма с горной дороги, равняется нулю. Через пять минут
имеешь полнейшее право лечь и помереть. Букета на могилу не обещаю, но ежели
за эти пять минут успеешь снять с колокольни стрелка, так и быть, принесу.
грош.
надеяться, ублюдок не умеет палить по бегущей мишени.
Корнев Павел
Круз Андрей
Прозоров Александр
Доценко Виктор
Орлов Алекс
Березин Федор