Ахмет. На лице Аркадия появилась скука.
наших руках, - сказал он.
когда вы ее забирали.
ваша кошка, ваша пантера покалечила одного из наших ребят. Стоило бы за
это засадить ее в подвал, на хлеб и воду. Но мы знали, что вы будете
против.
имеет, - явно издеваясь, заявил Ахмет. Мгер скрипнул зубами:
вы так настаиваете.
тюремную камеру. Думаю, что она была далеко не первой ее обитательницей. У
двери сидел на табуретке заросший до самых глаз бандит с автоматом. Ахмет
велел ему отпереть дверь, и мы вошли.
- "наморднике"... Клава встретила нас совершенно спокойно - сказывалась
профессиональная выучка. Говорила только с Мгером, не показывая виду, что
знакома со мной. Мы убедились, что она в относительном порядке. Обращение,
по ее словам, было вполне корректным, если не считать самого факта
умыкания. Мгер пообещал, что через неделю ее выпустят, и бритоголовый с
Ахметом подтвердили его слова. Несмотря на всю выдержку, на лице Клавы
отразилось явное облегчение, впрочем, совершенно естественное, и скрывать
его было незачем - это ведь не традиционное похищение невесты, когда такой
финал можно было рассматривать как оскорбление.
бандитов. Та же черная "волга", которая привезла нас сюда, доставила меня
и Мгера на площадь с фонтаном.
гостеприимство, - попытался я пошутить, но Мгер, который, расставшись с
Клавой, снова стал мрачным, как туча, никак не отреагировал на мои слова.
а я вернулся в санаторий к Веронике, догуливать отпуск, от которого
осталось всего три дня. Операция с похищением машин прошла бескровно, как
мы и рассчитывали. Охрана была введена в заблуждение отлично сработанными
документами, предписывающими отдать охраняемый груз их предъявителям. Да
эти бумаги и были по сути подлинными - постарались люди Антона, давшие в
Москве, кому следовало, взятку, чтобы совершенно исправная боевая техника
была оформлена как подлежавшая сдаче на металлолом в порядке конверсии. А
еще через день Мгер погиб от "случайной" пули во время перестрелки двух
враждующих местных банд. Об этом мне сообщила по телефону каким-то
механическим голосом Клава. И хотя это была не первая потеря друга в той
незримой войне, которую мы вели по роду своей профессии, я чувствовал себя
очень неважно, понимая, что тут есть доля и моей вины, что из-за моей,
пусть и извинительной, почти неизбежной, оплошности произошел этот
"несчастный случай". Я знал, что никто из ребят не скажет мне ни слова
упрека, но все же, все же...
обычная церемония, возложены венки, произнесены прочувствованные речи.
"Нелепый случай вырвал из наших рядов..." В моей душе осталась пустота, но
это было еще полбеды. Остался пустым и южный участок, где незримо и
неслышно зрели "зубы дракона", посеянные Организацией, где притаились
тридцать броневиков, готовых в любой момент зарокотать двигателями,
двинуться на север...
известие о том, что Игорь Струпинский, мой преемник в деле о "Суассоне",
уволился и организовал частное сыскное агентство. Существовала вероятность
того, что он займется поисками бриллианта самостоятельно, в таком случае,
на него немедленно выйдут люди Организации, и тогда в их руки рано или
поздно попадет подлинный текст памятной записки Виктора Богдановича. Чем
это грозило мне, я понимал достаточно хорошо.
Вероники поднять мне настроение не помогали. Мы вернулись в Город почти в
состоянии ссоры. Слякоть и дождь, которыми меня встретили родные места,
мне даже как-то понравились, как щепотка соли после приторно-сладкого
блюда. А может быть я переусердствовал в любовных утехах и, не признаваясь
себе самому, рад был немного от них отдохнуть.
пороге появилась тощая фигура в просторном плаще, я очень обрадовался.
- Говорят, уборка сахарной свеклы под угрозой, а Москва любит пить чай
внакладку. Угостишь чашечкой? Как это: "Да не минует меня чаша сия..."
обыкновение есть самим на кухне и принимать там не слишком важных гостей,
мы тем самым как бы ставим себя в положение "людей второго сорта":
прислуги, лакеев, горничных. Когда-то на кухне угощали прачку, дворника
или городового, пришедших поздравить господ с праздником. Насколько же
выше развито чувство собственного достоинства у мелкого
чиновника-англичанина, который даже в колониях, даже обедая в полном
одиночестве, не позволяет себе садиться за стол, не переодевшись! В такой
традиции есть глубокий смысл, это не просто причуда или снобизм, а
средство всегда поддерживать себя в форме, не давать распуститься,
расхлебаться, к чему мы, увы, так склонны испокон веков. Можно возразить:
так удобнее, ведь мы и впрямь каждый "прислуга за все", у нас нет лакеев,
как нет посудомоек и горничных. Но ни в Америке, ни в Европе, где в домах
среднего класса все, как и у нас, ложится на плечи членов семьи, никого,
даже близких друзей, заглянувших на огонек, на кухне не принимают.
Впрочем, там и "случайных" визитов без предупреждения тоже почти не
бывает, сказывается воспитание и всеобщая телефонизация. И там гостей не
кормят, как будто они приехали из голодающего Сомали, а скромно угощают
коктейлями.
утром пошел представиться начальству. Я же в тот день не работал, точнее,
работал дома, как это называется официально, по сути же это был
узаконенный прогул. В нашей работе дела не идут ритмично, нагрузка не
распределяется равномерно во времени, как в научно-исследовательском
институте или на предприятии. Напротив, периоды лихорадочной деятельности
сменяются днями и неделями застоя, когда события отсутствуют, когда
исподволь накапливается напряжение, разряжающееся затем взрывом. Важно не
потерять форму, не дать себя усыпить кажущемуся мирным затишью и встретить
шторм в полной готовности - физической и духовной. Но ни в деле о
"Суассоне", ни в работе по противодействию зловещим планам Организации
пока ничего срочного не намечалось, и я мог позволить себе расслабиться на
денек.
вычистил и смазал ПСМ, а потом взял припасенный уже давно детектив Чейза и
завалился с ногами на диван. Не хватало только жареных семечек и сифона
газированной воды с малиновым сиропом, чтобы почувствовать себя царем на
отдыхе. А вечером я получил посылку.
вежливо вручил мне увесистый продолговатый ящичек, завернутый в
упаковочную бумагу и перевязанный крест-накрест бечевкой.
ступенькам лестницы, пренебрегая из-за избытка юных сил или еще по
какой-то причине лифтом. Кричать ему вслед, требуя объяснений, или мчаться
вдогонку было неудобно в моем возрасте, к тому же я был в халате. Я с
опаской взглянул на оставшийся в моих руках предмет. Но не торчать же
здесь, на площадке.
бечевку и снял бумагу.
напоминающая футляр какого-нибудь музыкального инструмента - флейты или
гобоя. Да и размер был подходящий. Что бы это могло быть? Посылка,
начиненная взрывчаткой? Но вряд ли стоило помещать взрывчатку в такой
красивый футляр. Некоторое время я раздумывал, как поступить с ним.
Выбросить, не открывая, куда-нибудь, скажем, в реку? Отнести в нашу
лабораторию? Но по зрелому размышлению пришел к выводу, что ничего
угрожающего в посылке быть не должно. Как говаривал один из героев
популярного американского вестерна: "У меня сейчас нет врагов, во всяком
случае, живых". Никто не был заинтересован в моей немедленной смерти.
Кроме того, меня просто разбирало какое-то детское любопытство. Я медленно
протянул руку, и нажав латунную кнопку защелки, поднял крышку ящичка.
"базалай", что так хорошо послужил мне в первую встречу с главарями