мал меня. Мы несколько минут кричали друг на друга, прежде чем каждый из
нас сумел объяснить, что он хочет сказать. Бернар - что я ему звонила в
ночь с пятницы на субботу и то ли говорила издалека, то ли плохо работал
телефон, но уже тогда он ничего не мог понять из моих слов и у него соз-
далось впечатление, что я не в себе, тем более что я неожиданно бросила
трубку. Я в свою очередь с каким-то остервенением повторяла, что не зво-
нила ему ни днем, ни ночью, вообще не звонила. Потом я спросила:
чертовски трещало, но это могла быть только ты.
ты?
бя, не делай из меня...
лась в свой номер: слезы текли из моих глаз сами по себе, независимо от
моей воли, словно мне не принадлежали. Это он, Бернар Тор, помог мне че-
тыре года назад - навел справки, одолжил денег на операцию и на клинику.
А ведь в то время он был для меня просто товарищем и я о нем вспоминала,
лишь когда видела его. Он один знал о моей поездке в Цюрих. Я колебалась
почти четыре месяца из какого-то фанфаронства, из глупости, лгала себе и
тому, кого люблю, в душе прекрасно сознавая, что у меня не хватит му-
жества сохранить ребенка. В общем, все кончилось так ужасно, что хуже
быть не может. Думаю, что даже доктор, делавший мне операцию, презирал
меня.
равей, когда бывает в Женеве?
не узнала его? Да скажи сначала...
ла один и тот же ответ. Все время. Я сама должна знать, была ли у меня
забинтована рука, хотя она не была забинтована. Я сама должна знать, но-
чевала ли я в гостинице, в которой никогда не бывала. Я сама должна
знать, звонила ли я, чтобы узнать номер телефона того, у кого я как раз
в тот момент находилась. И все говорили искренне. Значит, я спятила.
чтобы взять свою записную книжку, потом продиктовал мне номер. Я раскры-
ла сумочку и правой рукой нацарапала его на клочке бумаги.
ет, Бернар, я не могу больше разговаривать.
что-то про Вильнев-лез-Авиньон, а потом - погоди, погоди! - ты сказала:
"Он в ковре, Бернар, знаешь, он в ковре, я покончила с Цюрихом". Вот,
кажется, все, потом ты бросила трубку. Ах нет, ты еще сказала, что в цю-
рихской истории виноват я, что я не должен был... - не знаю уж что... и
все в том же духе. Сущий бред!
голос!
коридора. В душном полумраке комнаты я вся покрылась испариной и в то же
время меня знобило.
тоже начал кричать. - Похоже, ты свихнулась! Скажи хотя бы, что...
щала ему позвонить и бросила трубку в тот момент, когда он снова кричал:
"Не клади трубку". Я вытерла лицо и глаза в ванной комнате. Я не желала
ни о чем думать. Хотела увидеть шофера грузовика. Сейчас я особенно ост-
ро почувствовала необходимость этой встречи. Разговаривая по телефону с
Бернаром, я вдруг поняла, что во всех этих кознях, которые так искусно
строят против меня, есть по крайней мере один пробел, одна ошибка. И тут
ни при чем ни потусторонние силы, ни черт, ни дьявол. Ведь дьявол, с тех
пор как он существует, никогда не допускал ошибок.
этой асфальтированной дороге среди холмов с выжженной травой? Я знаю ее
с незапамятных времен.
крутила руль, и острая боль от левой руки расходилась по всему телу. На
одном из прямых участков дороги я увидела, что от нее отходит еще одна,
ведущая в пустынные скалы и выгоревшую степь. Я притормозила. Указатель
гласил, что это дорога в военный лагерь Карпиан. Матушка сказала мне:
"Сверни туда, ты найдешь местечко, где сможешь избавиться от той мерзос-
ти, что лежит у тебя в багажнике". Я заколебалась. Но я этого не сдела-
ла.
меня, видели на рассвете женщину в белом костюме, в темных очках, верно,
такую же светловолосую, как я, примерно моего роста, но двойников не бы-
вает, и она, конечно, не была моей точной копией. Но внимание всех было
настолько приковано к белой машине, что они уже не замечали остального,
кроме того, что у той, которая выдавала себя за Дани Лонго, была забин-
тована левая рука. Вот в этом-то и заключался промах. Повязка-это хитро
придумано, чтобы втереть всем очки, но она вынужденная, она не была пре-
дусмотрена заранее, если уж после пришлось ломать мне руку в туалете
станции техобслуживания. Уже не та женщина должна была походить на меня,
а я - на нее. Вот почему меня и покалечили.
верят. Свидетельство одних Каравеев, с которыми я хорошо знакома и кото-
рых поэтому могут заподозрить в том, что они хотят выгородить меня,
предположим, вызовет у полицейских сомнение, но у меня есть еще один
свидетель, он все подтвердит. Последний человек, который посмотрел на
меня более или менее внимательно в Жуаньи, как раз перед тем как я прие-
хала на станцию техобслуживания, был Жан Ле Гевен. Он вспомнит, что у
меня была здоровая рука. И все поймут, что я говорю правду.
даже истинная жертва-не ты. Конечно, копировали именно тебя, но есть
здесь одно необъяснимое обстоятельство, которое связано с тобой только
случайно: это "тендерберд". Он принадлежит Каравеям. И самое главное-то,
что труп положили в машину Каравеев.
шоссе точно такую же машину. Если б она была хоть чуть иной, владелец
станции техобслуживания не спутал бы. И жандарм на дороге в Шалон, если
б на ней был другой номер, заметил бы это. Похоже, что это один и тот же
"тендерберд". Его ночью вывели из гаража Каравеев и утром пригнали об-
ратно. Выходит, как ни крути, а втянуть в это грязное дело хотели именно
Каравеев.
меньше всего можно было предположить, что на Юг в этой машине поеду я?
разыграть мою роль, чтобы знать, как я одеваюсь, что я левша, знать,
сколько мне лет, где я живу и еще много других подробностей, та, что вы-
давала себя за Дани Лонго, должна быть близким мне человеком. А кому я
рассказывала о Цюрихе?
нее несколько иной, но она тоже блондинка и уж она-то хорошо меня знает.
Она могла бы подражать некоторым моим жестам, в этом я уверена, и даже
моей походке, которую пятнадцать или двадцать лет борьбы с близорукостью
сделали весьма своеобразной. Она также сумела бы точно передать мою ма-
неру говорить, вставить в разговор мои излюбленные словечки, которые у
меня наверняка имеются, и, хотя трудно подражать чужому голосу, могла
бы, пользуясь помехами на линии, создать по телефону впечатление, что
это говорит действительно Дани Лонго, немного странная, до предела
взвинченная. Кроме того, Анита знакома с Бернаром Тором, который служил
вместе с нами еще в том первом агентстве, где я работала с Анитой, и она
знает о наших отношениях.
огромную услугу и с которым мы время от времени отправлялись поужинать,
в кино или посидеть где-нибудь и поболтать за рюмкой вина. И вот однажды
вечером я решила, что хватит мне разыгрывать из себя Грету Гарбо, когда
мы останавливаемся у дверей моего дома, словно то, в чем я ему отказы-
ваю, для меня настолько уж ценно, что он из-за этого должен уходить от
меня обиженным и немного грустным. Я вернулась в его машину и поехала к
нему домой. Думаю, что в его жизни есть и другие женщины, но он о них не
говорит, так же как и о мужчинах, которые могли быть в моей жизни. Он
по-прежнему очень мил со мной, и в наших встречах изменилось только то,
что, поужинав, посмотрев кинокартину и поболтав за рюмкой вина, мы за-