в учебке инструкторы по огневой подготовке.
этими железяками. Еще бы, от них впрямую жизнь зависит. Каждая стрелковая
единица имеет свои характеристики, особенности, свой, если хотите,
отличающийся от прочих характер, свой норов. У этого пистолета спуск
плавный, долгий, у этого - тугой и быстрый, здесь отдача влево забирает,
здесь - вверх дергает. Не учел такую мелочь - и летит пуля в молоко вместо
угрожающего тебе смертью противника. Так что не так уж и не прав дед,
предпочитая свою древнюю, проверенную в деле "тозовку" новейшей системы
автомату. Тот свой десяток пуль отмолотит за секунду - и хоть не рассветай,
а куда они попадут - еще большущий вопрос. А мелкашка успеет один выстрел
сделать, но куда надо.
другого выбирать. Дорога назад представилась на удивление легкой и
короткой. Мы не плутали, не шарахались по бурелому, не продирались сквозь
ветки, не проваливались в овраги и болота, а шли по хорошо натоптанным
тропам прямо к искомой цели. Воскресная парковая прогулка в сравнении с
моим недавним таежным походом.
нейтрализовать энтузиазм своего лесного спасителя. Он был профессиональным
охотником, но не разведчиком. Он знал повадки самых свирепых таежных
хищников, но даже не догадывался, на что способен человек. ' Любая его
ошибка могла стоить головы нам обоим. Он сделал свое дело: сохранил мне
жизнь, подлечил, самой короткой дорогой привел к объекту. Оставалось лишь
выцыганить у него горсть-другую патронов. Больше помочь мне он не мог,
потому что не должен был знать моих дальнейших планов. Он и так за эти дни
услышал более чем достаточно. Еще самая малость - и масса опасных сведений
могла превысить критическую точку, после которой опекаемый Конторой больной
обычно не выздоравливает. Я был признателен своему ангелу-хранителю и не
хотел отвечать на добро параграфом служебной инструкции.
настырности. Это тоже было бы разглашением большой Тайны. Не всей, но
вполне достаточной для печального исхода.
скоро подоспеет. Наверняка подоспеет. Моя задача - удерживать силы
противника в поле зрения до подхода основных сил. Если ты хочешь помочь в
добром деле - отследи тылы. Я не умею смотреть одновременно вперед и назад.
Перекрой подходящие дороги и тропы. Если по ним кто-нибудь пройдет, сообщи
мне. Это спасет меня и хорошее дело. - Господи, какую пионерскую ахинею мне
приходится иногда нести! Словно в игре "Зарница" участвую. Как перекрыть
одному человеку несколько троп сразу? Как сообщить? Возле меня телефона
нет. Хорошо, если бы дедок внял моим увещеваниям, поторчал в засаде пару
дней и, естественно, ничего не обнаружив, отбыл обратно в свою заимку. Ну
есть же у него здравый смысл. Не прибегать же мне в самом деле к крайним
мерам.
но он согласно кивнул и, забросив мелкашку за спину, отправился к ближним
кустам.
мне пять зарядов. Вот зануда!
возразил дедуля. - Так что пять штук даже лишку.
жизни.
ствол и ветки создавали надежную тень, скрывающую меня от посторонних
взглядов и в то же время не препятствующую наблюдению. Лицо и руки, чтобы
они не отсвечивали в солнечных бликах и еще чтобы их не жрал гнус, я густо
намазал землей. Хлестать себя по щекам, отмахиваясь от докучливых
кровососов, я не мог. Любое движение на фоне неподвижности привлекает
внимание. На несколько ближайших часов мне предстояло замереть, слившись с
близким неживым окружением - вот ствол, вот камень-валун, вот и измазанный
землей и вдавившийся в землю я. Все одинаково неподвижные и молчаливые.
Одним словом, неодушевленная природа. Ландшафт.
него явно поубавилось, но, главное, не было признаков, указывающих на
наличие Резидента. Никто не бегал получать дополнительные указания, никто
не носил начальству обеды. Мелкие командиры прибавили в суете и в голосе -
верный признак, что более высокое начальство отбыло. И вообще жизнь текла
как-то вяло и неинтересно.
пленника? Вряд ли, скорее всего он отбыл в город, готовить встречу
неизбежной, как ночь, конторской проверке. Центр действия сейчас смещается
туда. Здесь подбираются уже ничего не могущие изменить остатки. Значит, там
ему и быть. Резидент не плетется в хвосте событий, он имеет привычку
забегать вперед. Но если он там, зачем я здесь?
Бог знает, сколько суток мне придется топать ножками по тайге в обход
бандитских кордонов. Тупо сидеть в засаде там, где уже никого не может
быть. Мелюзга, вроде наблюдаемых мною бравых боевиков, не в счет. Эти могут
быть интересны только районному отделу милиции. Не дело шарахать из пушки
по воробьям, тратя заряды, предназначенные людоеду-медведю. Но сразу уйти
мне не удалось. К вечеру к самым сходням, разбрызгивая гальку, подкатила
машина. Из нее выскочили несколько вооруженных и чрезвычайно возбужденных
боевиков, поднялись на судно. Им навстречу вышла охрана. На палубе возник
импровизированный митинг. Боевики кричали, прерывая друг друга, махали
оружием, указывая в сторону берега.
Тогда их возмущение можно понять. Митинговых страстей я не опасался: чем
больше шума, угроз, публично произнесенных клятв, тем меньше дела.
Покричат, посуетятся - глядишь, на действие сил не останется. Подустанут,
спать пойдут. Эмоции как свисток в паровозе: чем громче свист, тем меньше
пара остается на то, чтобы колеса крутить.
митингующих боевиков, неожиданно прекратив суету, ушли с палубы.
Отсутствовали недолго, минут тридцать, но, как выяснилось, вполне
достаточно для того, чтобы в корне изменить ситуацию. Им потребовалось
примерно двадцать шагов по палубе, чтобы подняться в радиорубку, открыть
дверь и включить передатчик. Остальное сделал Резидент. Он умел в секунды
из ста неизвестных извлекать одно единственно верное решение. Такой ход мог
придумать только человек Конторы, который хорошо знал условия игры, который
был абсолютно уверен, что чудом избежавший смерти пленник не побежит сломя
голову по тайге прочь от места своего заточения, а, наоборот, презрев
опасность, пойдет навстречу своим преследователям, чтобы в мутной воде
стихийной погони словить свою золотую рыбку счастья. Он был уверен, потому
что этот пленник был не просто пленник, но Контролер. И он думал как
Контролер и действовал как Контролер, и иначе быть не могло. Человек
Конторы не может уйти, не подчистив хвостов!
благоденствовал в тиши своего прибрежного убежища. Я ожидал вечера, чтобы
под прикрытием темноты тихо и неблагодарно покинуть своих недавних
негостеприимных хозяев.
сейчас произойдет.
объявишься, мы каждые пять часов будем убивать по одному человеку. Ты
понял? Пять часов - один человек! Их жизнь зависит от тебя!
ко лбу заложницы дуло пистолета.
такой нравственный и сердобольный человек, жалеющий бездомных кошек и не
переносящий вида крови. Вовсе нет. И кошек он, равно как и существ
покрупнее, может не моргнув глазом отправить на живодерню. И вид крови его
не смутит, хоть даже налитой через край ванны. Он не мог такого совершить,
потому что подчинялся определенной логике поведения. Он никогда не допускал
крови, если это не диктовалось необходимостью, если ее можно было избежать.
Он мог убить, когда надо было убить, но не мог, когда этого не требовалось.
Он делал не более того, что необходимо. Не станет же слесарь, ссылаясь на
усердие, накручивать на болт лишнюю гайку или дворник добровольно выметать
соседний, не закрепленный за ним участок. К чему им лишняя работа? Дай бог
со своей управиться.
Он не задумываясь отправил бы на тот свет вдесятеро больше людей, если бы
был уверен в результате. Но в данной ситуации?.. Он прекрасно понимает, что
ради спасения чужих, все равно обреченных, жизней я не пожертвую
единственной своей. Не оттого, что я ее ценю, а оттого, что в данный момент
она превратилась в инструмент следствия и потому уже не принадлежит мне. Ее
собственница следственная служба Конторы. И только она может ею
распоряжаться.