Чтение 30–й страницы книги ~Беглый огонь~

закурил.

Неожиданно словно увидел себя со стороны: неприкаянный, уже немолодой
субъект, крашенный в седого лоха, в пиджачке с чужого плеча, сидит на
какой-то раздолбайской станции и курит. Не желая ни о чем думать, не желая
ничего просчитывать, и вообще ничего не желая.

Скрип тормозов даже насторожиться не заставил. Лениво поднял голову и
увидел колеса ношеной иномарки.

- Мужик, ты чего здесь расселся? - спросил, не выходя из кабины,
мальчонка с идиотской стрижкой, круглым лицом и в майке. Цепь на его шее
была совсем еще тощей, видно, недавно дослужился до смотрящего здешних
палестин, вот и не терпится ему, как покойному великому вождю Ким Ир Сену,
руководить на месте. Хм, вот что интересно! А ведь цепями крутые украшали
себя во все времена! Будь это герцогская цепь властителей Вероны,
королевская - повелителя бриттов, или идиотская - как у совсем уж
запоздавших в развитии представителей бритоголовой молодежи, безнадежно
отставшей от времени аж на целую пятилетку.

- Ты ч", седой, оглох в натуре? Фуй ли расселся? Не, я не прав. Москва
есть Москва, на то она и столица, а в провинции чем еще занять себя новому
поколению, если денег даже на пепси не хватает? И при выборе, что купить,
презерватив или пиво, покупают завсегда пиво?.. И все же - противно. У
интеллектуалов, живущих в столице, теплится надежда на нечто цельное и
здоровое, что тихонечко так зреет и набирает силу в некоей
хрестоматийно-тихой провинции, чтобы потом расправиться во всю мочь и явить
миру... Бред все это и ничего кроме бреда. Сказать, что будут разочарованы,
- ничего не сказать. Если после Мишкиного правления страна и стояла на краю
пропасти, то с тех пор она сделала большой шаг вперед.

- Вставай, я тебе сказал! А то я выйду, подмогну. И чего этому самцу
гориллы не жилось там, в пампасах?

- Ну выйди, - согласился я.

Парень оказался здоровяком. Он обошел автомобиль и направился ко мне,
окончательно рассмотрев, что "борзый" - просто какой-то задрот из ученой
конторы, такого на правило поставить сам Бог велел.

- В свертке чего? - Парняга пнул ногой пакет. Я медленно и не очень ловко
поднялся. Ни спорить, ни препираться мне не хотелось: не знаю как кто, а я
искренне считал свой лимит неприятностей за крайние сутки исчерпанным, а
план, если таковой существует в неких заоблачных верхах, перевыполненным
самыми стахановскими темпами. Но видно, там решили бросить меня по
совокупности еще и на борьбу с провинциальным хамством.

Парень оказался настоящим гигантом, как в кино. Я едва доставал ему до
груди. Его толстые губы расплылись в искренней ленивой ухмылке.

- Ладно, мужик. Бить не буду. Доставай деньги и проваливай на все четыре.
Только двигайся пошустрее, ага?

Ну положеньице! Осталось только крикнуть: "Милиция, грабят!" А здоровяк,
по-видимому желая поощрить активное ведение диалога субъектом в клифте,
сиречь мною, легонечко пнул меня дланью - я крепко впечатался в стенку
металлической палатки.

- Доставай "лопатник" и "котлы" снимай, - пощеголял он витиеватой
терминологией.

А меня как пробило после ласкания спиной металлической ларьковой стенки:
тетку-продавщицу ширпотребного хлама я все-таки не дождусь, потому как нет у
нее никакой страшно моднявой джутовой ветровки неходового пятьдесят
последнего размера, и это первое. Самец гориллы, что ухмылялся сейчас мне в
лицо и изводил себя беседой со мною же, пришел с ее подачи: тетка, будучи
профессионалкой, оценила-таки пиджачок за штуку и послала брата-свата
"пощипать лоха". Вернее, ежели быть точным в избранной старорежимной
терминологии, "взять на гоп-стоп". Это второе. Ну а третье, четвертое и все
остальные цифры - так это то, что парень абсолютно прав: слоняться в позднее
надвечерие по забытому Богом, людьми и па-ханами полустанку в Подмосковье
может только дешевый лох, фраер, отожравшийся на легких деньгах
какого-нибудь шоу-промоушена и волею алкоголя и судьбы занесенный в места
столь глухие на забаву и разграбление. Ну да Бог не фраер: для кого судьба,
а для кого и Фортуна. Блин, для того, чтобы это все просчитать скоро и до
момента события, вовсе не надо обладать мозгами аналитика! И чего это меня
так завернуло? Я же не "Шпион, который вернулся с "холода7"!

- Ты ч" вылупился, мутный? Плохо расслышал? Так я щас тебя не так
приложу, чтобы с ушей штукатурка просыпалась!

Больше я ничего не просчитывал. Удар мой был скор и резок: выставленными
костяшками правой в воображаемую точку между верхней губой и переносьем.
Голова громилы дернулась, и он неловко рухнул назад, на родную "ауди", как
обожравшийся мамонт, из-под которого циклопической битой выбили разом все
четыре ноги, а потом сполз ничком и ткнулся хоботом в бордюр.

Это страшный удар. Когда-то я отработал его до совершенства, но в боевой
практике не применял ни разу. Склонился над поверженным голиафом: было бы
совсем скверно, если бы я свалил его насмерть. Но нет: у парня просто
глубокий болевой шок, а это, слава Богу, не смертельно.

Пора двигать с этого гостеприимного полустанка. Пока какой ретивый
служитель порядка не надумал выйти из зданьица вокзала с ревизией и
направить на меня табельный "Макаров". Короче, делать ноги - от греха и в
темпе вальса.

Я скоро выдвинулся на перрон, когда к нему медленно подходил проходящий
пассажирский. Электровоз шел неторопливо, могучий, как динозавр, и волок за
собою послушные вагоны. Собственно, на этом хилом вокзальчике он
останавливаться не собирался, да, видно, где-то там в далеких степях
забастовали шахтеры-монтеры, вот он и полз перебежками, по воле отупевших от
перемен диспетчеров и прочих стихий.

На площадке одного из вагонов застыла, как на выданье, краснощекая деваха
лет двадцати восьми с изрядным гаком.

- А что, красавица, возьмешь пассажира? - затравил я со всей возможною
удалью в голосе.

- А ты ч", соколик, отстал, что ли?

- Да нет, мне недалеко.

- Нет тут посадки.

- Да к такой румяной я на крыльях взлечу!

- А не опалишь крылья те?

- Военно-воздушные силы в огне не горят!

- И далеко поедешь?

- Да пока не надоем!

Девица-красавица бросила на меня оценивающий взгляд:

- Залетай, овод.

Через минуту состав тронулся, лязгнув на стыках. Еще через две
проводница, озадаченная шуршащей купюрой, препроводила меня в купе, где уже
припухали за бутылочкой двое командированных.

- Господа полковники, к вам пополнение, - радостно объявила им дивчина.

Те подняли головы настороженно. Один спросил, недоверчиво оглядывая все
тот же пиджак:

- Офицер?

- Военно-воздушные силы военно-морского флота, - отрапортовал я с
белозубой улыбкой новобранца. - Капитан-лейтенант запаса.

Второй поглядел внимательно:

- Ты это, запасной, водку пьешь?

- Обязательно, - строевым голосом ответствовал я, выгружая из шуршащего
пакета "блондинок".

Двое переглянулись. Откуда-то появился чистый стакан, его наполнили,
пододвинули ближе ко мне тарелку с домашней снедью.

- Саша. За знакомство, - произнес немудреный тост первый. Его товарищ
солидарно кивнул. Мы сдвинули стаканы.

Что там говаривал товарищ Пушкин Александр Сергеевич о русском бунте,
безжалостном и беспощадном? Пьянки у нас такие же. Переходящие от слез к
драке, от драки к лобызаниям, от лобызаний к сомнениям в конечном торжестве
справедливости и размышлениям о переустройстве страны и мира...

Пил я неделю. Под дикую, бессмысленную круговерть колес непонятных мне
поездов, с ночевками на третьих полках или вовсе в сквериках незнакомых мне
городов и весей... Похоже, я дважды пересек границу какой-то из стран
ближнего зарубежья, вызвав подозрение таможенника полным отсутствием багажа
и рассеяв его длинным монологом о смысле жизни вообще и таможенной службы в
частности и о конечности всего сущего. Служитель пограничного культа решил,
что я возвращаюсь с поминок.

Потом я умудрился снова подраться, на этот раз не помню, с кем и по
какому поводу. Накопившаяся отрицательная энергия, видимо, привлекала ко мне
придурков всех мастей, как нектар - пчелок; потом снова ехал в купе и
плацкарте, вагоне-ресторане и проводницком закутке, заглатывая очередную
дозу пойла и рассуждая о вечном и бренном с очередными попутчиками.

По-видимому, я нуждался в тепле, в доме, в человеческом участии, а у меня
не было ни первого, ни второго, ни третьего. Нет, я мог бы вернуться в
Москву и сдаться под деятельную опеку генерала Крутова, но... Я не мог этого
сделать. Потому что не мог.

Неведомая сила влекла меня, болтала взад-вперед по матушке-России, пока я
не согрелся, пока не понял, что я не на "холоде", пока не осознал, что
выживу сам. Вместе со страной. И никакие политики никогда не смогут ее
порушить, потому что не знают заветного слова... А я им не скажу.

И пусть дым Отечества горчил гарью пепелищ, пугал запустелостью
оставленных городов, отравлял невозвратимостью потерь, это был мой дом, и
другого у меня и еще у миллионов людей никогда не будет, и нам здесь жить, и
мы не просто выживем, но еще и поживем. Потому что это так.

Очнувшись после долгого забытья, заметил, что поезд стоит. Привстал на
полке, огляделся: куда привлек меня на сей раз переменчивый, как жребий,
"автопилот"?

Вокзал прошлого века, в хорошем таком стиле "поздний сталинский ампир".
Поверху "ампира" на века впечатан Герб СССР, чуть выше - барельеф "святой
троицы": Маркс - Энгельс - Ленин. Поднял глаза, в похмельном упорстве желая