надо удвоить, утроить ценность подарка. Халтаев, не желая огорчать столь
щепетильного хозяина, но ведая о нравах края, которые сам же и насаждал,
придумал хитроумный ход. Гости проходили к юбиляру через его двор,
освободившись от щекотливого бремени подарка, -- такой порядок вещей всем
казался логичным, хотя Пулат о многих щедрых подношениях так и не узнал.
пиршества, где жарились целыми тушами бараны, подавали плов из перепелок,
шашлык из сомятины, дичь, отстрелянную в горах, форель, доставленную из
соседнего прудового хозяйства, и не из-за того, что в домашнем концерте
славили юбиляра популярные певцы и музыканты, и даже две известные
танцовщицы из Ташкента, как бы случайно оказавшиеся в районе, и не из-за
того, что восхваляли в стихах и прозе, а скульптор из Заркента,
специализирующийся исключительно на образах выдающихся людей области,
торжественно преподнес ему гипсовый бюст юбиляра под номером 137 и объявил
во всеуслышание, что произведение номер 137 со следующего месяца будет
выставлено на художественной выставке в столице республики для всенародного
обозрения. Немного запнувшись или умело выдержав паузу, ваятель добавил,
что вернисаж посещают и зарубежные гости. Последнее сообщение почему-то
встретили громом аплодисментов. Непонятно, что имел в виду плодовитый автор
бюстов в натуральную величину и что подумали обрадованные гости: может, им
казалось, что, имея подобную орденоносную натуру, можно ошеломить или
очаровать весь свет? Нет, вспоминал сегодня Пулат юбилей по иному случаю.
ладони орден Ленина, сравнивая его с тем, что уже красовался на бюсте, но
почему-то превышал в размерах подлинную награду раза в три и оттого казался
фальшивым или незаконным, раздался робкий стук в дверь, и, не дожидаясь
ответа, словно боясь, что его не пустят, на пороге появился садовник
Хамракул-ака. Войдя в комнату, садовник, ничего не сказав, тут же упал на
колени перед сидящим Пулатом Муминовичем; ничего не понимающий хозяин дома
вскочил, отодвигая кресло и пытаясь выйти на свободное, пространство
комнаты, -- старик как бы запер его в углу. Живописная картина: сановный,
импозантный Махмудов в новой шелковой пижамной паре с орденом Ленина в
руке, прямо над ним на книжном шкафу его бюст в натуральную величину, а
перед ним коленопреклоненный старец в живописном тюрбане. "Утро хана" --
наверное, назвал бы композицию скульптор из Заркента, если бы обладал
фантазией.
за ноги. Освободившись, он попытался поднять грузного садовника с ковра, но
это оказалось делом не простым.
Муминович норовит выскочить за дверь или позвать кого-нибудь на помощь. --
Халтаев как раз демонтировал в саду вчерашние сооружения.
Муминович, оправившись от неожиданности.
вдруг отвлечь находящиеся во дворе люди или телефон, торопливо заговорил:
кладовщиком работает, Рахматулла зовут, вы его видели, у него как раз самый
большой склад, где начальство дефицитом отоваривается. Недостача крупная,
но мы погасим долг, только бы закрыли дело...
вмешиваться в их дела. Разве вы слышали, Хамракул-ака, чтобы я выгораживал
растратчиков и преступников? -- жестко ответил Пулат Муминович, пытаясь
пройти к двери, считая, что разговор окончен, но старик неожиданно ловко
вскочил и загородил ему дорогу:
округе, словно эмир, как вы скажете, так и будет, я ведь прожил большую
жизнь, знаю: ваше слово -- выше закона! А вот и от нашей семьи подарок по
случаю праздника в вашем доме, возьмите, это от души, если не вам -- вашим
детям сгодится. -- И пришелец неожиданно протянул ему небольшой кожаный
мешочек.
старика -- на ковер высыпались царские золотые монеты.
отвечал; молчание затягивалось, и секретарь райкома хотел пригласить
Халтаева, посчитав вдруг происходящее провокацией, но садовник глухо
произнес:
мне до лучших времен -- мы с ним служили одному делу. Твой отец не Мумин, а
Акбар-хаджа, благородный был человек, под страхом смерти не выдал меня --
думал найти у его сына покровительство и защиту...
такая же родинка, и голос, и походка отца. Потом я ведь узнал, где вы росли,
учились, все сошлось, и я не ошибаюсь. Если хотите, я подарю вам фотографию,
где мы вместе с вашим отцом в летнем дворце Саида Алим-хана, -- при дворе
эмира был личный фотограф, и жалованье он получал из моих рук...
садится на диван у окна. Перед диваном стоит журнальный столик, и садовник
кладет на него кожаный мешочек с золотыми монетами.
беру.
за пазуху. Пулат Муминович еще долго сидит молча, но старик не спешит
уходить и вдруг жалостливо говорит:
вынудили -- брали бы, как все, я бы смолчал. Отступать мне некуда -- сын,
самый старший, а у него пятеро детей...
всем этим стоит? Орден Ленина словно жжет ему ладонь, мешает
сосредоточиться; мелькает мысль, что и дня не успел поносить награды. Но
не зря он больше двадцати лет у власти, первый человек в районе; быстро
берет себя в руки -- негоже расслабляться перед человеком, у которого в
руках твоя тайна, так некстати выплывшая, -- ведь уже нет в живых
Данияровой, еще раз выручившей бы его, и он говорит:
вы много лет проработали в нашем доме, в память Зухры помогу -- она вас
очень любила, но... при одном условии...
район, переехать в другую область, документы о хищении будут у меня в сейфе,
чтобы впредь он жил достойно и не запускал руку в государственный карман;
второй раз я спасать его не буду, даже если вы будете уверять, что вы -- мой
родной дядя.
эмира, рассыпаясь в благодарностях, покидает кабинет.
радость и горе могут приходить в один час. Надо же, именно так испортить
ему праздник! Он уже давно забыл о своих документах, где действительно
вместо "Муминович" должно быть "Акбарович" -- не врал старик, так ему и
объяснила Инкилоб Рахимовна, чтобы он помнил имя отца; правда, не сказала,
что он был хаджа.
отговорил его идти в деканат, чтобы внести ясность в анкету. Нет, в
последний раз он все-таки говорил не Сане, а будущему тестю, Ахрору
Иноятовичу; спросил прямо, не повредит ли его высокому положению такой факт
биографии зятя? На что отец Зухры только рассмеялся и сказал, что рад, что
жених дочери -- сын достойных родителей, а на предложение обнародовать
все-таки сей факт сказал: зачем, мол, ворошить старое -- сын за отца давно
не ответчик.
Инкилоб Рахимовну, сжился со своим новым отчеством, объявился свидетель,
знавший отца и его деяния. Неожиданный факт биографии секретаря райкома,
скрытый при приеме в партию, могли истолковать по-разному, конечно, есть у
него враги и в районе, и в области, многие зарятся на район с отлаженным
хозяйством -- на готовенькое всегда желающих хватает.
мысль. Он же чистосердечно рассказал отцу Зухры о своей биографии, ничего
не утаил, и про Инкилоб Рахимовну поведал, а Ахрор Иноятович ведь не просто
коммунист, а коммунист над всеми коммунистами области, секретарь обкома,
участник нескольких съездов партии, депутат. Но только кто поймет Пулата
Муминовича давно нет в живых всесильного Иноятова, еще скажут -- имел Ахрор
Иноятович корыстную цель, скрывая факт биографии Махмудова, потому что
выдавал невзрачную дочь за перспективного молодого специалиста, получившего
образование в Москве. Сегодня он понимает, что нельзя партию отождествлять
с тестем, но тогда казалось: признаться Иноятову -- значит признаться
партии; думалось, он вечен, незыблем. Конечно, садовник знал, чей он зять,
и оттого много лет молчал -- кто бы посмел бросить тень на мужа любимой
дочери секретаря обкома...
жизнь, которую все-таки сделал сам, без Иноятова, и орден Ленина он считал
заслуженно заработанным. Последние двадцать лет каракуль из его района на
пушных аукционах Европы шел нарасхват, особенно цвета "сур" и "антик", а
ведь это его заслуга -- он поддержал самоучку-селекционера Эгамбердыева и
взял каракулеводство под контроль и опеку, когда кругом только о хлопке и
пеклись. За валюту, за каракуль, за высокоэлитных каракулевых овцематок, что
давало стране созданное им племенное хозяйство, как считал Пулат Муминович,