Чтение 30–й страницы книги ~Утро

- Так пренебрегайте им и не пачкайте им руки.

Сеймур смотрит на меня, немного сощурившись, словно думает, стоит ил
возражать. Потом допивает виски, ставит стакан на стол и закуривает
очередную сигарету.

- Вчера вы удивлялись, когда я сказал, что избрал эту профессию ради
свободы. Вы удивлялись не без основания. Какая может быть свобода, ведь
мы, по сути, военные! А теперь, однако, видите, что я прав. Какая свобода?
А вот, например, свобода утереть нос мерзавцу из высших кругов. Из самых
высоких, Майкл!

- И что вам это даст? Если и будет какая-то польза, то, наверное,
вашему шефу, который связан с конкурирующей фирмой.

- Очевидно.

- Так что же вы выигрываете?

- Несколько часов хорошего настроения. Разве этого мало?
Представляете, как эти напыщенные индюки, Райен-отец и Райен-сын,
вытаращат глаза, получив такой удар!

- Теперь мне ясно. Вы действительно ненавидите Райена.

- Говорил же вам: я его не могу ненавидеть. Я слишком хорошо знаю
Райена. Помню еще с университета, а через некоторое время и по секретной
службе. Помню это ничтожество, который опережал талантливых только потому,
что был наследником одного из молодых капиталистов.

- Молодого или старого, какое это имеет значение?

- Тут есть один нюанс. Маленький нюанс иногда имеет большое значение.
Старые придерживаются определенных правил приличия, Майкл. Старые
обогащаются, опираясь на законы, которые они сами создали. А молодые
глумятся даже над собственными законами. Коррупция, аферы.

После недолгого молчания опять звучит голос Сеймура:

- Вот я просто захотел развлечься, почувствовать, что выполнил личную
прихоть, свою собственную! Понимаете или нет? Свою, а не указание высшей
инстанции. Что хоть раз позволил себе такую роскошь - действовать
свободно.

- Уильям, - говорю я, - выходит, вы совсем не циник - вы моралист.

- Я не моралист, - крутит головой американец.

- Моралист, - настаиваю я. - Из категории тех наихудших моралистов,
которые не отваживаются признаться в этом даже себе.

Я надеялся увидеть Сеймура на следующий день угнетенным и угрюмым,
но, очевидно, ошибся. Одеваясь, слышу, как из кухни доносится хриплое
пение. Уильям поет. Дожили!

- Будете пить растворимый кофе, Майкл?

- Это специально для вас, - отвечаю я. - Мод отлично знает, что я не
люблю растворимый кофе. Эта женщина обожествляет вас.

- Почему вы считаете, что все должны меня ненавидеть? - равнодушно
спрашивает американец, переставляя с электрической плитки на стол посудину
с кипятком.

- Раньше я думал, что вы излучаете опасные лучи, очень вредные для
окружающих. Теперь же у меня такое чувство, что ваши отравляющие эманации
больше всего отравляют вас самого. Наверное, вы истощены и радиус их
действия уменьшился.

- С годами все мы меняемся. Наши силы тают, и это вынуждает нас
становиться смирнее, даже добродушнее.

Я мог бы убедить его, что он мало изменился и вряд ли стал
добродушным, но промолчал. Если не обращать внимания на поседевшие волосы,
это тот самый Сеймур, герой моих кошмаров.

Он поднимается, делает несколько шагов по кухне и останавливается
около окна.

- Не кажется ли вам, что уже время открыть ставни? - предлагаю я. -
Тут можно задохнуться.

- Не надо торопиться. Дождемся Мод.

Но она не появляется ни в обед, ни после обеда, и мы, потеряв желание
разговаривать, ходим, словно звери в клетке, каждый в своей комнате.

Садится солнце, когда мой напряженный слух различает гудение мотора.
Немного погодя между деревьями выныривает зеленый "мерседес". Мод входит в
дом, приветливо улыбаясь, но на ее улыбку Сеймур отвечает сухим
замечанием:

- Вчера вы не додумались передать через своего Франка газеты.

Она достает из сумки газету и протягивает ее Сеймуру. Тот берет и
передает мне:

- Посмотрите, Альбер.

Тем временем он, наверное, успел кивнуть Мод, потому что они вдвоем
выходят в комнату американца. Военный совет продолжается минут десять,
времени вполне достаточно, чтоб прочитать не только коротенькую заметку от
инциденте, но и зарубежные новости.

Судя по информации, взрыв на складе произошел в результате короткого
замыкания, одна жертва - техник Эрих Прель, найденный на месте
происшествия. Других имен не упоминается. Подробностей нет.

Ну и хорошо. Откровенно говоря, взрыв в каком-то сарае с устаревшим
оружием вряд ли может кого-то взволновать. Старое железо превратилось в
обгоревшее железо, только и всего. Кто станет раздувать историю вокруг
такой мелочи, к тому же единственная жертва - какой-то техник!

Коротенькая заметка, безусловно, прошла сквозь фильтр военной
цензуры. Выходит, Сеймур прав. Если и возникнет скандал, то он останется
почти не замеченным. Напрасно надеяться, что ты станешь звездой газетной
хроники!

И все же американские власти разыскивают бельгийца. Возможно,
популярность и обошла тебя, но полиция не обойдет. Возможно, на дорогах
вокруг контроль и снят, но на пограничных пунктах он, безусловно,
действует. Когда разыскивают иностранца, вероятней всего подстерегать его
на границе.

- Такие, значит, дела, Альбер, - говорит Сеймур, когда они
возвращаются в комнату. - Мод нашла вам тихое, спокойное жилище в Майнце.
Проведете там несколько дней, пока эта история совсем заглохнет, тем
временем вам подготовят канал для побега. И тогда мы вам скажем: бывайте!

Увидев, что я намереваюсь возразить, он поднимает руку и добавляет:

- Конечно, мы можем попрощаться с вами и сейчас, если вы очень
настаиваете. Я же вам сказал, что наша общая деятельность закончилась.
Однако не уверен, что вы справитесь сами, имея два паспорта, из которых ни
одни не годится.

- Хорошо, - соглашаюсь я. - Буду рассчитывать на вашу помощь.

- И не ошибетесь. А теперь Мод вывезет вас. Я останусь помыть
тарелки.

- О, мистер... - восклицает Мод, которая привыкла принимать за чистую
монету каждое слово шефа. - Если только ради тарелок...

- Идите, идите, - кивает Сеймур. - Сейчас самое удобное время для
этой операции.

- Сейчас самое удобное время, - повторяет Мод, когда мы направляемся
к автомобилю. - Когда едешь очень поздно, вызываешь подозрение.

Я собираюсь устроиться на своем привычном "месте мертвеца", однако
Мод предупреждает меня:

- Не сюда, Альбер. Ложитесь на заднее сиденье и укройтесь этим
плащом. Не надо, чтоб вас видели. И еще одно: вы уже не бельгиец. Вы -
австриец. Вот ваш паспорт. Конечно, лучше, чтоб не дошло до предъявления
паспортов.

Она включает мотор, и машина плавно трогается, сворачивает,
поднимается вверх и выезжает на шоссе.

Такого со мной еще не было - путешествовать в виде ручного багажа,
брошенного на заднее сиденье.

Просыпаюсь с таким чувством, будто я лежу где-то в саду. Сад за окном
шириной во всю стену. Легкий ветерок колышет ветви буйных зарослей,
увенчанных огромными розовыми и фиолетовыми цветами, и в помещении
чувствуется их благоухание.

В дверь стучат, но я не обращаю внимания. Стук становится
настойчивей, потом слышен мелодичный женский голос:

- Альбер, вы спите?

- Да, сплю. Или, точнее, спал.

- Да ведь уже девять часов!

- Ну и что? Разве мы пойдем в церковь?

- Ваш завтрак остынет.

- С этого и надо было начинать, милая. Если вы хотите поднять с
постели человека, начинайте с завтрака, а не с того, который сейчас час.

Через двадцать минут, умывшись и побрившись, я захожу в светлый холл,
также украшенный цветами - преимущественно на обоях и занавесках. Однако
прежде всего мое внимание привлекает роскошно накрытый стол.

- Последние дни мне вас очень недоставало, дорогая Мод.

- Знаю, знаю. Садитесь.

Наступает сосредоточенное молчание. Когда едят, не разговаривают, об
этом можно прочитать в первой - лучшей брошюре о гигиене питания. И,
только когда мы, отдав должное горячим блюдам, принимаемся за кофе, я
спрашиваю:

- Какая программа?

- Программа та же: никуда не выходить.

- А вы?

- Я тоже.

Беру газеты и возвращаюсь назад в спальню, где меня ждут цветы и
одиночество.

Одиночество... Самое дорогое приобретение человека, если верить Мод.