Чтение 30–й страницы книги ~Бриллианты для диктатуры пролетариата~

трибунал я тебя не выведу. И я не убежден, что трибунал сохранит тебе
жизнь...

- А я жизни не хочу, - очень искренне ответил Сорокин. - Она мне
мерзостна, и сынишке будет в тягость.

- Ты Прохорова хорошо знаешь?

- Пили вместе...

- Ты сможешь с ним увидаться?

- Не понимаю...

- На Мерзляковском, у Розы, сможешь его принять?

- Смогу. Для дела - смогу!

- Не сорвешься, не переиграешь?

- Нет.

- С тобой будет Роза... Это наш товарищ... Угощение там будет,
выпьете как следует, только не сорвись, всю игру тогда нам сломишь...

- Я пить не буду.

- Ну, привет тебе! Раньше-то пил?

- Пил.

- А теперь не будешь? Так нельзя. Ты и сейчас должен будешь с ним
пить... И попросишь его от имени Тернопольченко, чтобы они выдали половину
суммы драгоценностями. Причем попросишь, чтобы драгоценности были
следующие: бриллианты, изумруды и золото - в браслетах, монетах и часах.

Мессингу было важно посмотреть, как себя будут вести Кропотов и
Газарян, куда потянутся связи. С этим своим планом он, закончив беседу с
Сорокиным, пошел в соседнее здание - к Уншлихту и Бокию.

- Здравствуй, Сорока, - сказал Прохоров, крепко пожимая руку
секретарю. - Ну, что? Оклемался или еще хрипишь?

- Оклемался, Константиныч, заходи.

- Я про эту Розу не слыхал. Где она?

- Скоро придет. Новенькая...

- А в работе как? - спросил Прохоров. - Толк понимает?

- Ничего в работе, - ответил Сорокин, пропуская Прохорова в комнату,
- работает хорошо, с огоньком.

- Ого, откуда коньяк-то? - протянул Прохоров, оглядывая стол,
заставленный бутылками, салом, вареной картошкой и рыбой. - Ничего живешь!

- Давай по маленькой?

- Давай. Только сначала расскажи, как прошло? Стенки надежные?

Сорокин кивнул головой налево:

- Там ванная... Не работает с революции, а здесь пустая комната -
какой-то военный живет, его в Туркестан угнали. Одни мы тут сейчас.

Именно в этой пустой комнате сейчас сидели помнач спецотдела ВЧК
Владимир Будников и Галя Шевкун, игравшая роль Розы. Прослушивался даже
шепот. Будников очень хотел курить, но опасался, что в комнату к Сорокину
просочится дым, и поэтому сосал потухшую папиросу, то и дело обкусывая
мундштук.

- Ну, так как он? - спросил Прохоров. - Не куражился?

- Тяжело было... Сначала я решил, что влип.

- Ты влипнуть не мог. У него доказательств нет.

- Он долгий мужик-то, хмурый. Его толком не поймешь... Дальше вот что
было... Ну давай, под сальце.

- Будь здоров. Сорока.

- Твое здоровье, Константиныч...

- Сам чего не пьешь?

- Пью... Я тут и вчера принимал, на вчерашнее-то потяжелее ложится,
сам знаешь как... Ништо-ништо - а потом сразу валит, а Розка - она
требовательная... Она сказала: "Если я себя не люблю, то кто меня полюбит?
Всех остальных я постелью меряю. Раньше вы нас этим мерили, а теперь
свобода - я эмансипированная..."

Прохоров захохотал:

- Ты что, серьезно к ней присох?

- Это ты к чему? На себя потянешь? Пока не отдам. Не проси...

- Как ты уговорился-то с ним?

- Он поедет туда, куда я скажу, и в то время, когда попрошу, а ты или
там кто из твоих посмотрят: один он выехал или поволок с собой ребят с
Лубянки.

- Это ты ничего придумал. А как он сказал про согласие?

- Сказал, что деньгами все не возьмет.

- Это как? Ему и для родителей гроши нужны...

- Он сказал, чтоб десять миллионов деньгами, а остальные в ценностях.
Половину - бриллианты и сапфиры, половину - золото, в браслетах, кольцах и
монетах.

Прохоров выпил, подышал салом, рассмеялся:

- Ах, Тернопольченко! Якобинец! Сын Маркса! Каков, а?!

- Ты такой же, - сказал Сорокин. - Не лучше...

Будников быстро взглянул на Галю и кивнул ей головой:

- Пора. Я боюсь, он сейчас развалится... Иди, Галка.

- Ты это чего? - удивился Прохоров. - Я-то здесь при чем?

- При том... К стенке ставишь работягу, когда он пуд хлеба уворует, а
здесь миллионами вертишь - нет разве?

- Сорока, ты чего?

- Ничего... Я еще хуже, не обо мне речь...

Дверь отворилась без стука...

- Здравствуй, Сорока, - сказала женщина, сверкнув цыганской, быстрой
улыбкой. - Без меня гуляете, мальчики?

- Это Роза, - сказал Сорокин, - знакомься...

- Ненахов, Константин, - представился Прохоров, - мы тут, вас
дожидаясь, немного позволили.

Галя взъерошила волосы Сорокину и ласково попросила:

- Миленький, пойди голову холодной водичкой вымой, тебе лучше
станет...

- Пойди освежись, - хохотнул Прохоров. - Добром просим...

Сорокин быстро поднялся и вышел из комнаты.

- На брудершафт? - предложил Прохоров. - Давай, Розочка!

- Я финь-шампань не пью, я только легкое вино себе позволяю.

- Для первого раза можно рюмашечку крепенького - от него голову
крутит, как в вихре вальса.

- У меня и с легкого кружится все в голове, Костя.

- Со свиданием.

Он выпил залпом полстакана коньяку, обнял Галю и жадно поцеловал ее.
Она хотела было легонько освободиться, но он обнимал ее все крепче - руки
у него были сильные, словно тиски. Галя уперлась ему кулаками в плечи,
продолжая улыбаться, но только лицо ее побледнело.

- Не сейчас, Костя. Сейчас нельзя, Сорока войдет.

- Он заснет сейчас, - ответил Прохоров и, подняв Галю, понес ее на
диван.

- Сорока! - крикнула Галя, чувствуя себя бессильной и жалкой с этим
могучим сопящим человеком. - Сорокин!

Будников услыхал, как Галя жалобно закричала:

- Ой, пусти меня, пусти!

Будников на цыпочках выскочил из комнаты. Он увидел свет в уборной и
шепнул:

- Сорокин, иди обратно в комнату!

Сорокин не откликался. Будников нажал плечом посильней, дверь
распахнулась, и он, не удержавшись, ввалился в маленькую уборную, и по
лицу его ударили тяжелые ноги: Сорокин повесился на крючке - видимо,
только что...

- Помогите! - продолжала кричать Галя. - Володя-а!

Будников распахнул дверь комнаты, увидел Галю и Прохорова рядом и
крикнул с порога, ослепнув от ярости:

- Встань, скотина! Руки вверх!

С Прохоровым разговаривали трое: Бокий, Кедров и Мессинг. Прохоров
сидел, свесив руки между колен, не в силах унять дрожь в лице. Отвечал он
на все вопросы подробно, с излишней тщательностью, вспоминая детали, не
имевшие никакого отношения к делу.

Бокий попросил его позвонить в трибунал.

- Что сказать? Напишите, а то еще напутаю.

- Путать не надо. Скажите, что занемогли и будете. на работе завтра
утром.

Мессинг вызвал трибунал и передал трубку Прохорову.

- Алло, это я, - сказал Прохоров спокойно, хотя лицо его по-прежнему
сводило мелкой, судорожной дрожью, - занемог и буду только завтра... Что?
Ну, значит, отмените дело.

- Какое дело отменить? - быстро спросил Бокий.

- Это секретарша. Шубарина. У меня сегодня дело назначено к слушанию
- по волокитчикам из Хамовнического металлического завода: они два пустых
вагона неделю продержали.

- Слушай, Прохоров, - сказал Бокий, - в твоих интересах сейчас
подъехать к Клейменовой... Ты ее знаешь?

- Знаю.

- Так вот, в твоих интересах заехать сейчас к ней и попросить ее
вызвать к тебе на Мерзляковский Газаряна. Скажешь Газаряну, что