Чтение 30–й страницы книги ~Высокое окно~

- Очень порядочно с вашей стороны, - сказал я. - И с вашей тоже,
Спрэнглер. Много радости и счастья в жизни вам обоим.

Они смотрели мне вслед с чуть вытянутыми физиономиями.

Я спустился в просторный мраморный вестибюль, вышел и вывел машину со
служебной стоянки.

Глава 24

Мистер Пьетро Палермо сидел в комнате, которая выглядела бы в точности
как викторианский салон, если бы не шведское бюро красного дерева, священный
триптих в золотой рамке и большое распятие из слоновой кости и черного
дерева. Кроме того, там находилась полукруглая софа и кресла с резной
отделкой красного дерева и кружевными салфеточками на спинках, а также часы
из золоченой бронзы на серо-зеленой мраморной каминной полке; другие часы -
стоячие - лениво тикали в углу; несколько восковых цветков под прозрачным
куполом украшали овальный мраморный стол с изящными резными ножками. На полу
лежал толстый ковер в мелкий нежный цветочек. Здесь был даже стеклянный
шкафчик для безделушек - и в нем много чашечек из прекрасного фарфора,
крохотные статуэтки из стекла и фаянса и всякая всячина из слоновой кости и
древесины красных пород, разрисованные блюдца, старинный набор солонок в
виде лебедей и прочая подобная ерунда.

На окнах висели длинные кружевные занавеси, но помещение выходило на юг,
и поэтому было ярко освещено. Отсюда были видны окна квартиры, где убили
Джорджа Ансона Филлипса. Залитая солнцем улица была безмолвна. Высокий
смуглый итальянец с красивой головой и волосами серо-стального цвета прочел
мою карточку и сказал:

- Через двадцать минут я иметь важное дело. Что вы хотите, мистер
Марлоу?

- Я тот самый человек, кто вчера обнаружил труп в доме напротив. Убитый
был моим другом.

Он спокойно посмотрел на меня холодными черными глазами.

- Этта не то, что вы говорить Люк.

- Люк?

- Мой управляющий этот дом.

- Я не разговариваю с незнакомыми людьми.

- Этта хорошо. Вы разговаривать со мной, а?

- Вы человек с положением, видный человек. С вами я могу говорить. Вчера
вы видели меня и описали полиции. Они сказали, очень точно.

- Si. Я много вижу, - бесстрастно подтвердил он.

- Вы вчера видели, как из дома выходила высокая блондинка.

Он внимательно рассматривал меня.

- Нет вчера. Два-три дня назад. Я сказать полиции "вчера". - Он щелкнул
длинными смуглыми пальцами. - Полицейские, фи!

- А вчера вы видели каких-нибудь незнакомых людей, мистер Палермо?

- Есть задний вход-выход, - сказал он. - И лестница с второй этаж.

- Он посмотрел на наручные часы.

- Значит, ничего. Вы видели Хенча сегодня утром.

Он поднял глаза и лениво смерил меня взглядом.

- Полицейские сказать вам это, да?

- Они сказали, что вы заставили Хенча признаться, что он ваш друг.
Насколько близкий, они, конечно, не знают.

- Хенч признаться, да? - Он улыбнулся неожиданно ослепительной улыбкой.

- Только Хенч не убивал, - сказал я.

- Нет?

- Нет.

- Этта интересно. Продолжайте, мистер Марлоу.

- Ето признание - вздор. Вы заставили его это сделать по какой-то личной
причине.

Он поднялся, подошел к двери и позвал:

- Тони!

Потом снова сел. В комнату вошел короткий плотный итальянец. Он смерил
меня взглядом и уселся на стул у стены.

- Тони, этта мистер Марлоу. Посмотри, возьми карточка.

Тони подошел, взял карточку и вернулся на место.

- Ты смотреть на этот человек очень хорошо, Тони. Не забыть его, да?

- Можете полжиться на меня, мистер Палермо, - сказал Тони.

- Был друг для вам, да? Хороший друг, да?

- Да.

- Этта плохо. Да. Этта плохо. Я говорить вам что-то. Друг этта друг. Но
вы не говорить никому больше. Не проклятой полиции, да?

- Да.

- Этта обещание, мистер Марлоу. Этта что-то, чего нельзя забыть. Вы не
забыть?

- Не забуду.

- Этот Тони, он не забыть вас. Ясно?

- Я даю вам слово. Все, что вы мне скажете, останется между нами.

- Прекрасно, о'кей. Я из большая семья. Много сестры и братья. Один брат
очень плохой. Почти такой же плохой, как Тони.

Тони ухмыльнулся.

- О'кей, этот брат жить очень тихо. В доме напротив. О'кей, дом полон
полиция. Совсем нехорошо. Задавать слишком много вопросов. Совсем нехорошо
для этот плохой брат. Вам ясно?

- Да. Ясно.

- О'кей. Этот Хенч нехорош, но бедняга, пьяница, работы нет. Не платить
за квартиру, но я имею много денег. Так я говорить: "Слушай, Хенч, ты делать
признание. Ты больной человек. Две-три неделя больной. Пойдешь в суд. Я дать
адвокат для тебя. Ты говорить: "Какое, к черту, признание? Я был совсем
пьяный" - проклятых полицейских обманем. Суд тебя освобождать, и я о тебе
заботиться. О'кей?" Хенч говорит: "О'кей" - и делать признание. Этта все.

- А через пару недель плохой брат будет далеко отсюда, след совсем
остынет, и полицейские, скорей всего, напишут, что убийство Филлипса
осталось нераскрытым, так?

- Si, - он снова улыбнулся. Ослепительная теплая улыбка, завораживающая,
как поцелуй смерти.

- Это поможет Хенчу, мистер Палермо, - сказал я. - Но это совсем не
поможет мне в поисках убийцы друга.

Он покачал головой и снова посмотрел на часы. Я встал. И Тони тоже.

Он не собирался предпринимать ничего такого, но стоять всегда удобней:
для быстрой реакции.

- Ребятки, - сказал я, - с вами так хлопотно, потому что вы делаете тайну
из ничего. Вы должны произносить пароль, прежде чем откусить кусок хлеба.
Если я пойду в управление и перескажу все, что вы мне здесь поведали, мне
рассмеются в лицо. И я рассмеюсь вместе с ними. - Тони не много смеется, -
сказал Палермо.

- На свете полно людей, которые не много смеются, мистер Палермо. Вы
должны это знать. Вы многих из них отправили туда, где они находятся и
сейчас.

- Это мой дело, - Он выразительно пожал плечами.

- Я сдержу свое обещание, - сказал я. - Но в случае, если вы
засомневаетесь в этом, не пытайтесь разбираться со мной. Потому что в своем
районе я человек достаточно известный, и если вместо этого кое-кто
разберется с Тони - это будет как раз по части вашего заведения. Невыгодно.

Палермо рассмеялся.

- Этта хорошо. Тони. Один похороны - по части нашего заведения, а?

Он поднялся с места и протянул мне руку, красивую, сильную, теплую руку.

Глава 25

В вестибюле Белфонт-Билдинг в едва освещенном лифте на деревянном стуле
неподвижно сидел все тот же реликт с водянистыми глазами, являя собой свою
собственную интерпретацию образа пасынка судьбы.

Я зашел в лифт и сказал: "Шестой".

Лифт затрясся и тяжело пополз вверх. Он остановился на шестом, я вышел, а
старик высунулся из лифта, сплюнув в урну и сказал ничего не выражающим
голосом:

- Что сегодня?

Я стремительно развернулся всем телом, как манекен на вращающейся
платформе, и тупо уставился на него.

- На вас сегодня серый костюм, - сказал он.

- Серый, - сказал я. - Да.

- Хорошо смотрится. Синий, что был на вас вчера, мне тоже понравился.

- Продолжайте, - сказал я, - выкладывайте все.

- Вы поднялись на восьмой. Дважды. Во второй раз поздно вечером.

Обратно вы спустились с шестого. Вскоре после этого примчались ребята в
голубом.

- Кто-нибудь из них сейчас наверху?

Он помотал головой.

- Я ничего не сказал им.

- Почему?

- Почему не сказал? А пошли они к черту. Вы разговаривали со мной
вежливо. Чертовски мало людей так ведет себя. Я знаю, что вы не имеете
никакого отношения к этому убийству.

- Вы ошибаетесь, - сказал я. - Глубоко ошибаетесь.

Я вытащил визитку и дал ему. Он выудил из кармана очки в металлической
оправе, водрузил на нос и, держа карточку на расстоянии фута от глаз,
углубился в чтение. Шевеля губами он медленно прочитал ее, посмотрел на меня
поверх очков и вернул мне визитку со словами:

- Пусть она останется у вас. Я могу уронить ее по рассеянности.

Должно быть, жизнь у вас очень интересная?

- И да, и нет. Как вас зовут?