нал уже различать силуэт фрау Марты, все волочившей за собой по фиолето-
вому ковру круг света и дотянувшей его с резкими попятными и поперечными
рывками до ножки кровати (а кровать находилась в нескольких метрах от
двери, комната была огромная, в ней могли спать пять человек, и англи-
чанке, наверное, было очень странно жить в этом подобии амбара с двумя
большущими окнами, которые мало-помалу побеждали темноту и начинали
проступать на задней стене), где он на миг замер, а потом, как золотис-
тый паук, стал взбираться вверх по розовому стеганому одеялу (разве мог-
ло оно быть другого цвета, о England, my England72) и притаился рядом с
лежавшей на одеяле рукой и рукавом розовой пижамы (England, my own!73),
не решаясь сделать большой скачок на край подушки и поползти по ней мил-
лиметр за миллиметром, а меж тем желудок у меня совсем свело и под мыш-
ками струился пот, и вот круг замер на пряди белокурых волос, пряди,
свисавшей и слегка покачивающейся, хотя нет, не могла она покачиваться,
но светящийся круг упрямо колыхался на висящей в воздухе пряди, и если
прядь покачивалась, значит, голова-то не лежала на подушке, значит, если
бы круг света наконец решился и сделал небольшой победный скачок на лицо
спящей, неизбежно оказалось бы, что глаза на этом лице широко раскрыты,
что спящая вовсе не спит, а сидит, положив руку на одеяло, сидит в своей
розовой пижаме, широко раскрыв немигающие глаза, ожидая, когда свет уда-
рит ей прямо в лицо.
житься.
тебя, здесь такое освещение.
наступил конец этому вечеру, когда во всем, даже в движении тянущихся
кверху рук или в том, как гасишь сигарету в пепельнице, было какое-то
совершенство, и хотелось, чтобы оно длилось вечно. "Зачем кончаются та-
кие часы?" - подумала она, зевая. Сон нежными мурашками уже щекотал ей
веки, и это сонное состояние тоже было частью блаженства.
спальни. - Тебе одну подушку или две?
запомнить, где что должно стоять. Запах зубной пасты Элен, поющий голос,
доносившийся с улицы, глубокая тишина, усталость. На одном из кресел си-
дела кукла, Селия взяла ее, покружилась с нею на Руках и вошла в
спальню, где Элен уже лежала и листала журнал. Все еще пританцовывая,
Селия раздела куклу, уложила ее на табурет рядом с дверью, накрыла зеле-
ной салфеткой и, тихонько напевая, стала укутывать. Немного смущенная,
она деланно, для Элен, хихикала, однако укладывание куклы было не только
игрой; достаточно было взглянуть на ее рот, когда Селия склонялась, что-
бы поправить зеленую салфетку, - в ее руках и в складке губ была серьез-
ность девочки, царящей в своем мире, девочки, которая после вечернего
туалета вышла из ванной и, прежде чем раздеться, обращается на миг к че-
му-то, что принадлежит только ей, чего не могут отнять никакие сколо-
пендры. В конце концов я закрыла журнал, было ясно, что усталость не
даст заснуть, и я все смотрела на Селию, которая расправляла складки
импровизированного одеяла и причесывала куклу, разглаживая ее локоны на
подушке, сделанной из полотенца. Свет ночников не достигал до Селии и
куклы, я видела их как бы в тумане своей усталости, но вот Селия вышла
из полутени, достала свою смятую и, пожалуй, не очень чистую пижаму, по-
ложила ее на край постели и, в последний раз приласкав куклу, словно бы
задумалась.
тут внутри... - она потрогала рукою где-то в области желудка и улыбну-
лась. - Завтра, конечно, надо начинать что-то искать. А мне в этот вечер
не хочется, чтобы было завтра, это в первый раз... Здесь так хорошо, я
могла бы здесь остаться навсегда. О, ты не думай, - быстро добавила она,
глянув с испугом. - Я вовсе не намекаю, что... Я хочу сказать...
чиваясь на другой бок. Мне показалось, я слышу, как она молчит, чувствую
в воздухе легкий холодок, бодрящее напряжение, как бывает в клинике, в
операционных, когда чья-то рука, помедлив, начинает расстегивать брюки
или блузку.
тут обе женщины...
жать спокойно.
коробочка в шкафчике над умывальником. Только не больше чем полтаблетки,
не надо тебе привыкать.
ты не рассердишься, если я еще немножко поговорю, ну совсем немножечко.
У меня столько всего накопилось. Да, я эгоистка, у тебя такие пережива-
ния, а я...
знаешь, где книги. Желаю райских снов.
глубокая тишина, и кровать подалась под тяжестью ее тела, и одновременно
погас ночник с ее стороны. Я закрыла глаза, слишком хорошо зная, что не
засну, что снотворное в лучшем случае развяжет петлю, сжимавшую мне гор-
ло то сильней, то послабей, то опять сильней. Прошло, наверно, немало
времени, я чувствовала, что Селия, тоже повернувшись ко мне спиной, ти-
хонько плачет, и тут улочка внезапно сделала поворот, и, выйдя на угол,
где теснились старые каменные дома, я оказалась на площади с трамваями.
Я, кажется, еще сделала усилие, чтобы вернуться к Селии, участливо заго-
ворить, успокоить ее - ведь слезы не были просто от усталости и ребячес-
кой глупости, - но надо было смотреть в оба, так как трамваи двигались с
разных концов огромной площади и рельсы неожиданно скрещивались на голой
эспланаде, вымощенной розоватыми плитами, и, кроме того, я четко созна-
вала, что должна как можно быстрей пересечь эспланаду и искать улицу
Двадцать Четвертого Ноября, теперь уже не было ни малейшего сомнения,
что свидание назначено на этой улице, хотя я о ней прежде никогда не ду-
мала, причем я понимала, что добраться до улицы Двадцать Четвертого Но-
ября можно только на одном из бесчисленных трамваев, которые сновали ту-
да-сюда, как игрушечные трамвайчики в детском аттракционе, проезжая без
остановки один мимо другого, мелькая охряными, облупленными боками и
искрившимися дугами и беспрестанно звоня, бог весть почему и зачем, а в
окнах виднелись пустые, усталые лица, причем все они упорно смотрели
вниз, будто ища какую-нибудь собаку, затерявшуюся среди розоватых плит.
утирая нос рукавом пижамы. - Я просто дура, мне с тобой так чудно, но
тут я ничего не могу поделать, это всегда так, ну, будто какое-то расте-
ние вдруг выросло и лезет у меня из глаз и из носа, особенно из носа, я
идиотка, ты должна меня избить. Я больше не буду тебе мешать, Элен,
прости меня.
лась к Селии, чтобы вытереть ей глаза уголком простыни. Она на Селию
почти не смотрела, чувствуя, что та охвачена бессловесным стыдом, и
разгладила скомканный угол простыни со смутно мелькнувшей мыслью, что
дурацкий ритуал в точности повторяется - девочка с торжественной тща-
тельностью укладывает свою куклу, затем хочет, чтобы уложили ее самое, и
ждет, чтобы с нею проделали то же: пригладили локоны на подушке, подтя-
нули одеяльце к шее. А где-то позади, в каком-то ином месте, которое не
было ни площадью с трамваями, ни этой кроватью, где Селия закрыла глаза
и с последним гаснущим всхлипом глубоко вздохнула, происходило или уже
произошло нечто чудовищно похожее - в подвале клиники кто-то подтянул
белый холст к подбородку мертвого юноши, и кукла Телль была Селией, а
Селия - мертвым юношей, и это я определяла и совершала все три обряда, в
судорожном напряжении и одновременно уже отключаясь, потому что снотвор-
ное увлекало меня куда-то вниз, в легкую полудрему, в которой кто-то -
это была еще я, и я следила за своими мыслями - спрашивал себя: кем, од-
нако, была послана кукла, и все менее возможным казалось, что послала ее
Телль, хотя нет, это могла сделать Телль, но не сама по себе, не по сво-
ему почину, а по подсказке Хуана, который однажды перед сном, будто в
шутку, в той легкомысленной манере, которая была ему присуща, но также
была нарочитой, усвоенной в кабинах переводчиков, в международных барах
или у операционных столов, возможно, сказал: "Тебе следовало бы подарить
эту куклу Элен", подтягивая простыню к подбородку перед тем, как зас-
нуть, и Телль, наверно, посмотрела на него с удивлением и даже с доса-
дой, хотя такие вещи ее мало интересовали, а потом, пожалуй, она подума-
ла, что мысль недурная, потому что абсурдное почти никогда не бывает
дурным, и что я, верно, буду забавно озадачена, когда вскрою посылку и
обнаружу куклу, которая мне абсолютно ни к чему, как и подарившей мне ее
Телль.
дем спать.
тор, сейчас мы будем спать, эта кровать такая чудная.
нажав на выключатель, повторила жест с какой-то другой картины, и нап-
расно я закрываю в темноте глаза и стараюсь расслабиться, все эта дурац-
кая мания объявлять о своих действиях: сейчас я погашу свет, сейчас мы
будем спать - точное повторение профессиональной предусмотрительности и
аккуратности - сесть слева от пациента и чуть позади, чтобы не быть пе-
ред его глазами, нащупать вену на руке, протереть ваткой со спиртом и
Сертаков Виталий
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Суворов Виктор