видно смертным казням. Мы уже привыкли к такого рода сведениям. И
продолжаем жить.
беспокойство, тень ложится на душу, и безразличие ко всему овладевает
человеком все глубже и глубже. Живешь потому, что физические силы еще не
иссякли. И чувствуешь отвращение к себе за такую жизнь...
весеннем дне, о волшебной музыке и песне, мечте о сказочной стране, о
стране действительной... Еще сегодня я говорил об этом своему товарищу по
камере, несколько дней тому назад писал об этом товарищу, которому на
чужбине, в стране прекрасной, грустно, пусто и все чуждо. А теперь, когда
я пишу эти слова, на мою душу, как зловещая тень, падает мысль: "Ты должен
умереть - это самый лучший выход". Нет! Я буду жить, не лишу себя жизни;
меня привязывают к ней чувства других людей и моя работа, а может быть, и
тоска, и надежда, что возвратится время песни...
обреченный, записываются его слова, отмечаются стоны и предсмертное
хрипение. Делается это с "научной" целью.
несколько часов ожидания смерти среди дум и воспоминаний о прошлом, еще
столь недалеком для меня, так как еще вчера была у меня надежда на
возвращение к вам, на вступление снова в ваши ряды. Теперь я хочу эти
последние минуты тоже отдать вам, - вам и делу, которому я посвятил всю
свою жизнь. Я боролся так, как умел, распространяя живое слово, и работал,
как только мог. Товарищи! Я осужден за дела, чуждые мне, за террор,
противником которого я был, в котором не принимал ни малейшего участия. Но
какое до этого дело правительству палачей и вешателей!
шагу в государственной жизни современной России. Преступление,
преступление и преступление. А жертвой этих преступлений является
пролетариат и самые сознательные его сыны. Настоящий момент - момент
застоя в нашем движении, и в этот момент я хочу сказать вам несколько слов
со своей теперешней трибуны - из камеры смертников: за работу, товарищи!
Пора! Давно пора! Пусть совершаемые теперь преступления побудят вас
усилить борьбу, которая не может прекратиться.
границей и на родине, неужели вы и теперь будете оставаться пассивными?
Нет! С этой верой я сойду в братскую могилу у крепостного вала. С горячей
верой в наше будущее, с верой в нашу победу, с возгласом: "Да здравствует
революция! Да здравствует социализм! Прощайте все, все!"
Рогов, в минуты предсмертной муки". Убили невиновного...
солнца и надежда на воскресение из мертвых.
чтобы служить делу, но если я на лотерее жизни уже вынул такой билет, - я
согласен, ведь столько людей погибло ради нашего дела в этой борьбе.
Никаких претензий ни за что и ни к кому я не имею. Пойду с верой, что
когда-нибудь в нашей стране станет светлее, и тогда дух мой будет витать в
обрадованных сердцах наших братьев. Прощайте все.
между прочим: "Сознаюсь вам, что после работы и после пережитого на
свободе мне кажется, что только здесь я дышу полной грудью и чувствую себя
счастливым, что у меня есть возможность собраться с мыслями и углубить
необходимые знания, которые черпаю из книг. Меня это так занимает, что
день кажется коротким, и, если бы не забота о семье, я бы с большим
удовольствием просидел еще долго. Желая возместить то, чем нельзя было
воспользоваться на воле, мы ложимся ежедневно очень поздно, когда уже
начинает рассветать..."
одному из заключенных, приговоренного пятого октября к смертной казни и
повешенного в ночь с восьмого на девятое:
Абдулов. Я чувствую себя как после ".помазания святым елеем"...
странным, но я утверждаю, что если бы меня даже повесили, то, хотя в
настоящее время всякая казнь вызывает отвращение, все-таки петля,
накинутая на мою шею, имела бы положительное значение. В том, что я пишу,
нет ни капли самомнения. Я смотрю на это так объективно, как будто бы речь
шла не обо мне, а о каком-то третьем лице.
отдела толкают других под пули и на виселицу, а сами прячутся за чужие
спины и живут как магнаты-расточители. Этим доводом пользуется охранка,
когда убеждает арестованных сделаться предателями. Меня русское
правительство признало членом боевого отдела; повесив меня, охранники не
могли бы уже так говорить...
здоровья.
все с точки зрения революционера...
прокурора.
буду уже там, куда пошло столько наших...
бы у меня и вырвался какой-либо возглас, то только: "Да здравствует
независимая Польша!"
Ну, товарищи, будьте здоровы...
казнить.
только его подписать". Прилагаемый крестик посылаю вам не на память, а как
дорогую вещь, которую может иметь даже каторжник и которую он легко может
обратить в деньги.
окончательной форме... Приговор отправлен царю на утверждение и только на
днях прислан обратно из Петербурга. Возможно, меня вышлют только через
месяц. Во всяком случае, я скоро распрощаюсь с Десятым павильоном.
Шестнадцать месяцев я провел здесь, теперь мне кажется страшным, что я
должен уехать отсюда или, вернее, что меня увезут отсюда - из этого
ужасного и печального дома. Сибирь, куда меня сошлют, представляется мне
страной свободы, сказочным сном желанной мечты.
здесь будет продолжаться по-прежнему. Странно это и непонятно. Не ужасы
этого мрачного дома приковывают к нему, а чувство по отношению к
товарищам, друзьям, незнакомым соседям - чужим и все же близким. Здесь мы
почувствовали и осознали, как необходим человек человеку, чем является
человек для человека. Здесь мы научились любить не только женщину и не
стыдиться своих чувств и своего желания дать людям счастье. И я думаю, что
если есть так много предателей, то не потому ли, что у них не было друзей,
что они были одиноки, что у них не было никого, кто прижал бы их к себе и
приласкал? Думается, что отношения между людьми сложны, что чувство
вопреки тому, что оно является врожденной потребностью человека, стало
привилегией только избранных. И если мы здесь тоскуем по цветам, то здесь
же мы научились любить людей, как любим цветы. Мы любим место нашей казни,
ибо здесь мы уяснили себе, что борьба, которая нас сюда привела, является
также борьбой и за наше личное счастье, за освобождение от навязанного нам
насилия, от тяготеющих над нами цепей!"
силах стать на ноги; кисти рук и лодыжки, стертые в кровь, массировал
старый поселенец Мацей, варшавянин.
(триста верст за Красноярском) еще в пятом, сказал, что на опушке, возле
кладбища, захоронен Петрашевский; могила заросла бурьяном, вот-вот
исчезнет с лица земли; какая уж тут память о героях?!
предложив водрузить на ней столб - копию с того, к которому был привязан
Петрашевский на Семеновском плацу.
поляка, деятельность которого - не успел еще поселиться толком - "есть
проявление дерзости, смутьянства и подстрекательства темных мужиков к
неповиновению властям, что выразилось в уходе за могилой государственного
преступника и масона, некоего Петрашевского".
ощутил давно забытое чувство счастья, будто что отвалилось в душе, словно
какая-то тяжесть исчезла; ходилось легко, думалось весело, даже отчаянно;
казалось, что не сорок девять сровнялось, а только-только стукнуло
двадцать.
кордебалета, пригласил поужинать в загородном "Ливерпуле": прекрасная
кухня, хорошие вина, знакомых рож нет, все больше иностранные торговцы и
сибирские промышленники (в основном почему-то строители железных дорог и
мостовики); вернулись домой в третьем часу, нежно ласкали друг друга,