Пашенька клялась, что никого еще так не чувствовала; Герасимов знал ее
постоянного любовника, красавца двадцати лет, прекрасно сложен, однако
игру принимал, уверял, что и у него никогда не было такой нежной подруги;
утром пили кофе, словно муж и жена, потом Пашенька прикоснулась к его лбу
своими нежными губами, шепнула, что загадка возраста не в том, что мужчина
стареет, а, наоборот, в пику женщине продолжает оставаться озорным
мальчишкой, и, сказав, что будет ждать звонка, побежала на репетицию.
а уж потом, скорее руководствуясь привычкой, чем надобностью, соединился с
д е п а р т а м е н т о м; Виссарионов сердечно его поприветствовал,
осведомился, как прошел отпуск, на вопрос о новостях ответил, что в
империи наступила пора благодати, и выразил убеждение, что в самое
ближайшее время "милый Александр Васильевич найдет время, чтобы вместе
попить чайку".
новостями, и только поздно вечером ему удалось заглянуть на л и ч н у ю
конспиративку, где жил мифический "присяжный поверенный".
около одиннадцати ночи - на квартиру к подполковнику санкт-петербургской
охранки Доброскоку.
посещал марксистские кружки, впитывал слово новой правды словно губка;
поскольку закончил реальное училище и был широко начитан, вскоре
выдвинулся в пропагандисты; дружил с Даном и Мартовым; сломался по
странному стечению обстоятельств: во-первых, разорился отец, подставленный
под удар компаньоном по розничной торговле Самуиловым; и, во-вторых, сам
был задержан на сходке у Либермана, но, поскольку тот не имел при себе
литературы, а у Доброскока в кармане нашли томик "Коммунистического
манифеста", хозяина квартиры отпустили, а Ваню отвезли в охранку, но не
для заарестования - тогда уж Зубатов пришел, ставил свои о п ы т ы, - а
лишь для допроса, который превратился в мелодраматическое собеседование.
Крамской, большой искуситель и фантазер.
вас, бедолагу! Сердце рвет смотреть на вашу бледность и растерянность! Еще
бы, кому охота садиться в острог в золотые двадцать лет?! Но - не посадим
мы вас...
месяц-другой в камере, а потом отправили на административное поселение...
просят!
провокаторах начинают ходить! Позор на всю жизнь, если не пуля промеж
лопаток... Нет, отсидку, высылку, побег - это я вам могу пожаловать, если
только сговоримся миром. А не сговоримся - выпущу. Отмывайтесь на
здоровье, ваша забота...
виноват?
который напечатан за границею, у Плеханова и Аксельрода, - тот противу
российских законов... Мы своим умом живем, в чуждых нам идеях не нуждаемся
и ставим на пути их проникновения прочный заслон. Но сейчас не в этом
дело, Иван Васильевич, хороший человек... Мы все ваши лекции знаем,
конспекты докладов имеем, дело об вашем кружке - на выданье, пять лет
ссылки обеспечено! Я хочу вас вот об чем спросить: вы кому служите, милай?
"Совести и русскому народу"... А Самуилов, который вашего батюшку по миру
пустил, кто? Да вы ответьте, вы ответьте, Иван Васильевич, вы не мне, так
хоть себе ответьте!
залог, чтобы освободить из острога? Кто?! Жид, Иван Васильевич! Этому
Самуилову на наш народ - плюнуть и забыть! А кто таков хозяин вашей
явочной квартиры Либерман?
нет, вы мне скажите, кто? Ваш товарищ? Что ж тогда он на свободе, а вы у
нас?! Он не товарищ вам, а жид! А где ваш Аксельрод свои книжечки
печатает? Где? То-то и оно, что в Женеве! И все эти Мартовы, Аксельроды и
Гершуни, изволите ли видеть, страдают об русском народе! Нет, нет, вы меня
не перебивайте! Вы меня антисемитским жидоедом не выставляйте, не надо! -
Крамской рассердился чему-то. - Никакой я не жидоед и не антисемит! Только
я полагаю, что об русских сами русские должны печься!
супротив евреев никогда не был! Но я был и буду против того, чтоб жиды
выказывали себя заступниками русского народа!
Петербурге 6 лекции читал ваш Георгий Валентинович! Это она и ее
родственнички на него влияют! Ишь, заступнички нашлись!
пусть хоть Аксельрод с Мартовым станут...
Хватит на других уповать!
давайте поначалу об этом уговоримся. А коли уговоримся, тогда пойдем
дальше:
министры и прочая шушера, - да, да, именно так, я не оговорился, - мешают
нам стать во весь исполинский рост! Думаете, мы здесь, в охране, не знаем,
что вытворяют мерзавцы в сановном Петербурге?! Вс" знаем! Очень хорошо
знаем! И намерены с этим вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Но только
мы, русские! С открытым забралом! Иду на вы! Гордо и бесстрашно! Словом,
Либерман по нашей просьбе вам в карман "Манифест" сунул, а Самуилов этот у
меня получает оклад содержания, - что скажу, все выполнит!
некредитоспособной?!
вскорости погиб на каторге; Самуилов же, прощелыга и жулик, обходил
охранку за версту, по престольным праздникам пел "Боже, царя храни" и был
обыкновенным, как и отец Ивана Васильевича, торгашом мелкого пошиба. Тем
не менее тонкая антисемитская обработка, на которую Крамской был дока,
дала свои плоды: Доброскок согласился "разоблачить провокатора царской
охранки" Либермана, по молодости лет не понимая, что втянут в игру; когда
понял, было поздно уже - дал согласие работать, превратившись в
осведомителя; провел семь л и к в и д а ц и й, был замечен Зубатовым,
переведен из секретных сотрудников в чиновники охранки - то есть повторил
путь самого Зубатова; во время революции пятого года, в благодарность за
борьбу против социал-демократов, произвели в подполковники, стал
доверенным лицом Герасимова, им и остался после того, как Александр
Васильевич получил "повышение".
л о не вошел (там музицировали жена с дочерью) и п р о с к в о з и л в
узенький, словно пенал, кабинетик.
очки; по дороге к Доброскоку трижды проверился, два раза поменял
извозчика: д е л о вступило в завершающую стадию, теперь надо быть
аккуратным до провизорской скрупулезности, один неверный шаг - и погибель.
состоянии.
разве утаишь... Словом, я нашел его в "Метрополе", перехватил утром, в
толпе, утащил от филеров в подворотню, там у меня проходной ход
отработан... А за ним, помимо наших, эсеровский Бартольд смотрит...
Исхудал Петров еще больше, нервен, как дама в известные дни, пришлось даже
прикрикнуть на него - не помогло.
на себя".
сегодня, так завтра... И попросите его написать письмо на мое имя - чтоб я
мог с документом обратиться к Курлову... Основание нужно для встречи,
иначе - рискованно...
Виссарионов...