Чтение 294–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

- Не находите ли вы, господа, что маркиза нынешним вечером не имеет
себе подобных? - спросил Фуке. - Знаете ли вы, почему?

- Потому что госпожа де Бельер - красивейшая из женщин, - отвечал
кто-то из гостей.

- Нет, потому что она лучшая среди женщин. Однако... все драгоценнос-
ти, надетые этим вечером на маркизе, - поддельные.

Госпожа де Бельер покраснела.

- О, это можно говорить без всякого опасения женщине, обладающей луч-
шими в Париже брильянтами, - раздались голоса окружающих.

- Ну, что вы на это скажете? - тихо спросил Фуке Пелисона.

- Наконец-то я понял. Вы очень хорошо поступили.

- То-то же, - засмеялся Фуке.

- Кушать подано, - торжественно возгласил Ватель.

Волна приглашенных устремилась в столовую гораздо поспешнее, чем это
принято на министерских приемах; здесь их ожидало великолепное зрелище.

На буфетах, на поставцах, на столе среди цветов и свечей ослепительно
блистала богатейшая золотая и серебряная посуда. Это были остатки ста-
ринных сокровищ, изваянных, отлитых и вычеканенных флорентийскими масте-
рами, привезенными Медичи в те времена, когда во Франции еще не переве-
лось золото. Эти чудеса из чудес искусства, запрятанные или зарытые в
землю во время гражданских распрей, робко появлялись на свет, когда нас-
тупал перерыв в тех войнах, которые вели люди хорошего тона и которые
звались Фрондой. Сеньоры, сражаясь между собой, убивали друг друга, но
не позволяли себе грабежа. На всей посуде был герб г-жи де Бельер.

- Как, - вскричал Лафонтен, - тут везде П. и Б.!

Но наибольшее восхищение вызвал прибор маркизы, расставленный по ука-
занию самого Фуке. Перед ним возвышалась пирамида брильянтов, сапфиров,
изумрудов и античных камней; сердолики, резанные малоазийскими греками,
в золотой мизииской оправе, изумительная древпеалександрийская мозаика в
серебре, тяжелые египечские браслеты времен Клеопатры лежали в громадном
блюде - творении Палисси, стоявшем на треножнике из золоченой бронзы ра-
боты Бенвенуто Челлини.

Лишь только маркиза увидела пред собою все то, чего она не надеялась
снова увидеть, лицо ее покрылось мертвенной бледностью. Глубокое молча-
ние, предвестник сильных душевных потрясений, воцарилось в этой ошелом-
ленной и встревоженной зале.

Фуке даже не подал рукой знака, чтоб удалить лакеев в расшитых кафта-
нах, сновавших, как торопливые пчелы, вокруг громадных столов и буфетов.

- Господа, - сказал он, - посуда, которую вы здесь видите, принадле-
жала госпоже де Бельер. Однажды, узнав, что один из ее друзей попал в
стесненные обстоятельства, она отослала все это золото и серебро вместе
с драгоценностями, лежащими грудой пред нею, к своему ювелиру. Столь ве-
ликодушный поступок должен быть по достоинству оценен такими истинными
друзьями, как вы. Счастлив тот, кто внушает такую любовь! Выпьем же за
здоровье госпожи де Бельер!

Громкие крики покрыли слова Фуке; онемевшая маркиза откинулась в
кресле ни жива ни мертва; еще немного, и бедная женщина лишилась бы
чувств, уподобившись птицам Древней Эллады, пролетавшим над ареною олим-
пийских ристалищ.

- А теперь, - предложил Пелисон, которого всегда трогала добродетель
и приводила в восторг красота, - а теперь выпьем за того человека, ради
которого маркиза свершила столь прекрасный поступок, ибо тот, о ком идет
речь, воистину достоин любви.

Очередь дошла до маркизы. Она встала, бледная и улыбающаяся, протяну-
ла дрожащей рукою стакан, и ее пальцы коснулись пальцев Фуке, тогда как
ее еще затуманенный взгляд жаждал ответной любви, сжигавшей благородное
сердце ее великого друга.

Ужин, начавшийся столь примечательным образом, скоро превратился в
настоящее пиршество. Никто не старался быть остроумным, и все же никто
не страдал отсутствием остроумия.

Лафоптен забыл о своем любимом вине Горньи и позволил Вателю прими-
рить себя с ронскими и испанскими винами.

Аббат Фуке до того подобрел, что Гурвиль шепнул ему на ухо:

- Вы стали столь нежным, сударь, что смотрите, как бы кто-нибудь не
вздумал вас съесть.

Часы текли неприметно и радостно, как бы осыпая пирующих розами. Воп-
реки своему давнему обыкновению, суперинтендант не встал из-за стола пе-
ред обильным десертом. Он улыбался своим друзьям, захмелевшим тем
опьянением" которое обычно бывает у всех, чьи сердца захмелели раньше,
чем головы. В первый раз за весь вечер он посмотрел на часы.

Вдруг к крыльцу подкатила карета, и - поразительная вещь! - звук ко-
лес уловили в зале среди шума и песен. Фуке прислушался, потом обратил
взгляд к прихожей. Ему показалось, что там раздаются шаги и что эти шаги
не попирают землю, но гнетут его сердце.

Инстинктивно он отодвинулся от г-жи де Бельер, ноги которой касался в
течение двух часов.

- Господин д'Эрбле, ваннский епископ, - доложил во весь голос прив-
ратник.

И на пороге показался мрачный и задумчивый Арамис, голову которого
вдруг украсили два конца гирлянды, которая только что распалась на час-
ти, так как пламя свечи пережгло скреплявшие ее нитки.

VIII

РАСПИСКА КАРДИНАЛА МАЗАРИНИ

Фуке, несомненно, встретил бы шумным приветствием этого вновь прибыв-
шего друга, если бы ледяной вид и рассеянный взгляд Арамиса не побудили
суперинтенданта к соблюдению обычной для него сдержанности.

- Не поможете ли вы нам в нашем единоборстве с десертом? - все же
спросил Фуке. - Не ужасает ли вас наше бесшабашное пиршество.

- Монсеньер, - почтительно сказал Арамис, - я начну с извинения, что
нарушаю ваше искрящееся весельем собрание, но я попрошу, по завершении
вашего пира, уделить мне несколько мгновений, чтобы переговорить о де-
лах.

Слово "дела" заставило насторожиться кое-кого между эпикурейцами. Фу-
ке поднялся со своего места.

- Неизменно дела, господин д'Эрбле, - сказал он. - Счастье еще, что
дела появляются только под конец ужина.

С этими словами он предложил руку г-же де Бельер, посмотревшей на не-
го с некоторым беспокойством; проводив ее в гостиную, что была рядом, он
поручил ее наиболее благоразумным из своих сотрапезников.

Сам же, взяв под руку Арамиса, удалился с ним к себе в кабинет. Тут
Арамис сразу же забыл о почтительности и этикете. Он сел и спросил:

- Догадайтесь, кого мне пришлось повидать этим вечером.

- Дорогой шевалье, всякий раз, как вы начинаете спою речь подобным
вступлением, я ожидаю, что вы сообщите мне что-нибудь неприятное.

- И на этот раз, дорогой друг, вы не ошиблись, - подтвердил Арамис.

- Ну так не томите меня, - безразлично добавил Фуке.

- Итак, я видел госпожу де Шеврез.

- Старую герцогиню? Или, может быть, ее тень?

- Старую волчицу во плоти и крови.

- Без зубов?

- Возможно; однако не без когтей.

- Чего же она может хотеть от меня? Я не скуп по отношению к не слиш-
ком целомудренным женщинам. Это качество всегда ценится женщинами, и да-
же тогда, когда они больше не могут надеяться на любовь.

- Госпожа де Шеврез отлично осведомлена о том, что вы не скупы, ибо
она хочет выманить у вас деньги.

- Вот как! Под каким же предлогом?

- Ах, в предлогах у нее недостатка не будет. Повидимому, у нее есть
кое-какие письма Мазарини.

- Меня это нисколько не удивляет. Прелат был прославленным волокитой.

- Да, но, вероятно, эти письма не имеют отношения к его любовным де-
лам. В них идет речь, как говорят, о финансах.

- Это менее интересно.

- Вы решительно не догадываетесь, к чему я клоню?

- Решительно.

- Вы никогда не слыхали о том, что вас обвиняют в присвоении госу-
дарственных сумм?

- Сто раз! Тысячу раз! С тех пор как пребываю на службе, дорогой мой
д'Эрбле, я только об этом и слышу. Совершенно так же, епископ, вы посто-
янно слышите упреки в безверии; или, будучи мушкетером, слышали обвине-
ния в трусости. Министра финансов без конца обвиняют в том, что он раз-
воровывает эти финансы.

- Хорошо. Но давайте внесем в это дело полную ясность, ибо, судя по
тому, что говорит герцогиня, Мазарини в своих письмах выражается весьма
недвусмысленно.

- В чем же эта недвусмысленность?

- Он называет сумму приблизительно в тринадцать миллионов, отчитаться
в которой вам было бы затруднительно.

- Тринадцать миллионов, - повторил суперинтендант, растягиваясь в
кресле, чтобы было удобнее поднять лицо к потолку. - Тринадцать миллио-
нов!.. Ах ты господи, дайте припомнить, какие же это миллионы среди всех
тех, в краже которых меня обвиняют!

- Не смейтесь, дорогой друг, это очень серьезно. Несомненно, у герцо-
гини имеются письма, и эти письма, надо полагать, подлинные, так как она
хотела продать их за пятьсот тысяч ливров.

- За такие деньги можно купить хорошую клевету, - отвечал Фуке. - Ах
да, я знаю, о чем вы говорите. - И суперинтендант засмеялся от всего