Чтение 294–й страницы книги ~Горение~

этот лишен чувства благодарности?

- Нет, он человек совестливый, но сейчас крутые времена пошли...
Курлов, словно конь, роет копытом... Виссарионов с ним во всем заодно...

- Мне нужно письмо, - упрямо повторил Герасимов. - Пусть Курлов
откажет...

Достал из кармана портмоне, отсчитал пятьдесят рублей - помнил, что
Доброскок из осведомителей, зазря не рискует.

- Найдите кого из наших стариков, прикройте спину, пусть они будут с
вами постоянно. Посулите еще сотню - если дело будет закончено успешно. А
это, - он достал тысячефранковую банкноту, - для подарка дражайшей
половине, вам ее вкусы известны, вы и поднесите, у нее ж послезавтра день
ангела, если не изменяет память?

Доброскок посмотрел на Герасимова восторженно:

- Ну и дьявол же вы, Александр Васильевич! Что за счастье с вами
работать!

- Мы еще не работаем, - ответил Герасимов, посуровев. - Мы готовимся.

Работа начнется, когда я получу письмо...

"Милостивый государь, поскольку я был брошен известными вам людьми на
произвол судьбы в Париже, необходимость нашей встречи не нуждается в
разъяснении. В случае, ежели вы от нея откажетесь, всю ответственность за
последующие события вам придется нести перед Богом и вашей совестью, коли
она в вас сохранилась.

Южный".

С этим письмом Петрова, позвонив предварительно своему преемнику,
полковнику Сергею Георгиевичу Карпову, генерал и отправился в свой бывший
кабинет, столь дорогой его сердцу.

Карпов принял его дружески, хотя, как и Виссарионов, старался не
смотреть в глаза, был излишне экзальтирован, расспрашивал о здоровье так,
будто был лечащим врачом Герасимова, о т д а в а л ничего не значившие
сплетни - никаких имен, ни одного упоминания о новых делах; будто с каким
бомбистом говорил - перед началом вербовочной беседы.

Герасимов тем не менее ответил на вопрос о здоровье, однако, когда
Карпов -
сразу же после обязательно-протокольных п р о б р о с о в - начал
извиняться, ссылаясь на то, что вызывает Виссарионов, генерал остановил
его достаточно приказно:

- Погодите, полковник. Надо обсудить дело, которое известно Петру
Аркадьевичу...

Вы, полагаю, помните Петрова?

- Ну как же, слыхал...

- Нет, вы не только слыхали о нем, Сергей Георгиевич. Вы им
занимаетесь. И я говорю сейчас не только от своего лица. Что вы намерены
сообщить мне для передачи Столыпину?

- Александр Васильевич, - чуть не взмолился Карпов, - не ставьте меня в
жуткое положение! Мне запрещено говорить с вами о Петрове!

Герасимов удовлетворенно кивнул, подумав, что на провинциала, только
три месяца как переселившегося в столицу, у п о т р е б л е н и е фамилии
премьера без обязательных титулов не могло не произвести нужного
впечатления.

- Кем запрещено, Сергей Георгиевич?

- Генералом Курловым.

- А Виссарионов?

- Он также рекомендовал мне не вступать с вами в разговоры по поводу
Петрова...

Мне поручено вести "Южного" совершенно самостоятельно.

Герасимов снова кивнул и, достав письмо Петрова, привезенное
Доброскоком, попросил:

- Приобщите к делу, Сергей Георгиевич, пригодится. Тот пробежал текст и
обхватил голову руками:

- Бред какой-то! Ну отчего мы с вами не можем вести его вдвоем?! Кому
это мешает?!

- А вы как думаете? - спросил Герасимов и, не дожидаясь ответа,
поднялся, кивнул и вышел из кабинета.

В два часа ночи - после того, как Герасимов доложил Столыпину д е л о и
получил от премьера устную санкцию на р а б о т у, - Доброскок вывел
Петрова из "Метрополя" проходными дворами, посадил на пролетку и отвез на
квартиру, снятую им на Пантелеймоновской улице.

Герасимов обнял Петрова, который как-то обмяк в его руках; спина,
однако, оставалась напряженной; ощутил легкий запах алкоголя, хотя помнил,
что раньше агент никогда ни водки, ни финьшампаню не пил, кивнул на
Доброскока - "это друг, верьте ему, как мне, если со мною что-либо
случится, он спасет вас", сказал подполковнику, чтоб тот вернулся через
три часа, и повел позднего гостя к столу, накрытому наспех: ветчина, сыр,
копченая рыба и две бутылки - водка и ликер (отчего-то вспомнил Азефа,
попросил привезти шартрез).

- Ну, рассказывайте, - сказал он, усадив Петрова напротив себя.

- О чем? - спросил тот каменно.

- О том, как провалились, - ответил Герасимов, вздохнув. - По вине
новых начальников имперской полиции... Хоть и я с себя ответственности не
снимаю.

- Если знаете, чего ж спрашиваете?

- Чтобы найти единственно верный выход. Помните пословицу: "и волки
сыты и овцы целы"? Вот и будем считать это отправным посылом в нашей
задачке. Кого поручили убить? Давайте начнем с конца, а не с начала.

- Вас.

- Савинков? - сразу же просчитал Герасимов, поэтому и спрашивал-то
утверждающе; Бурцев вне террора, - значит, Петровым занимались боевики;
хоть там и смута, безвластие, но крепче фигуры, чем Борис Викторович, нет.

- Коли известно, зачем спрашивать? - устало повторил Петров.

- Спрашиваю для того лишь, Александр Иванович, чтобы спасти ваше
честное имя - для социалистов-революционеров.

- Это как понять?

- Да так и понимайте. Вы динамитом должны меня поднять?

- И это знаете?

- Если б иначе - могли здесь пристрелить, небось мой браунинг с собою
таскаете?

- Отдать?

- Отдайте. Я вас вооружу бульдогом понадежнее, американцем, у них
калибр шальной, печень вырывает. - И, повернувшись к Петрову спиной,
Герасимов неторопливо двинулся к шкафу, куда заранее положил
"смит-и-вессон"; каждый шаг давался с трудом; Петров истерик, куда его
поведет, черт-знает, засандалит промеж лопаток, и - прощайте, родные и
близкие!

Он считал про себя, принуждая не торопиться; на "семь" понял, что
Петров стрелять не будет; достал "бульдог" и только после этого, держа в
руках оружие, обернулся:

- Это ненадежней, а?

- Вы не боялись, что я убью вас, Александр Васильевич? - Петров сидел с
мокрым от пота лицом, совершенно белый, словно мукой обсыпанный.

Герасимов понял, что любую ложь, даже самую т о ч н у ю, Петров сейчас
поймет, поэтому ответил:

- Только когда я досчитал до семи и вы не выстрелили, я понял, что
останусь в живых...

- Очень хорошо, что вы мне честно ответили... Я по вашей спине видел,
как вы нервничали... Она у вас окаменевшая была, вы только ногами
двигали...

- Ну, а почему же Борис Викторович решил поднимать меня динамитом?

- Не вас одного.

- А кого еще?

- Курлова, Виссарионова, Карпова. И вас.

- Плохо у Бориса Викторовича с информацией, - усмехнулся Герасимов,
наливая себе водки; глянул вопрошающе на Петрова - выпьет ли.

- Да, с удовольствием, - сразу же поняв, ответил хромой. - Я много пью,
и это прекрасно, Александр Васильевич... Опьяняться надо чем угодно,
только б избежать рабства времени и жизни, - любовью, вином, красотою
доброты...

- Шарль Бодлер, - кивнул Герасимов. - Савинков довольно часто приводит
эти строки французского террориста и гения...

Лицо Петрова мученически сморщилось, - удар пришелся в солнечное
сплетение, честолюбив парень, сейчас снова в нем все против Савинкова
поднимется, так и надо, это именно и у г о д н о задумке.

- Будьте вы все прокляты, - сказал Петров и выпил водку медленными,
ликующими глотками.

Пьет, как Савинков, отметил Герасимов; с ним еще работать и работать;
страшно сказать, но я допускаю, что он сейчас играет спектакль,
поставленный Борисом Викторовичем; поглядим, чья возьмет.

- Александр Иванович, милый, закусите. Петров покачал головой:

- Сладость убьет... Я же хлебное изначалие водки ощущаю, ее
крестьянство, не так страшно и подло жить...

- "Страшно и подло", - задумчиво повторил Герасимов. - Тогда я кое-что
изложу, пока мы с вами не опьянели...

- Валяйте, - согласился Петров, и это "валяйте", покоробив Герасимова,
тем не менее помогло ему найти до конца верную тональность разговора:
человек в полнейшем отчаянии, утерял ориентиры, обложен со всех сторон и
действительно готов на все, жизнь ни в грош не ставит...

- Так вот, Александр Иванович, запоминайте, что я вам скажу. Вы вольны,
- но лишь после встречи с Карповым, он, видимо, завтра вас навестит, -
передать мои слова Бартольду, выдав их за карповские. Пусть он решит:
следует ли ознакомить с этой информацией ЦК... Да, да, к моему ужасу, во
имя интересов России я, генерал Герасимов, вынужден обращаться за