Чтение 295–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

сердца.

- Тем лучше! - сказал не очень-то успокоенный Арамис.

- Я припоминаю эти тринадцать миллионов. Ну да, это и есть то самое!

- Вы меня чрезвычайно обрадовали. В чем тут дело?

- Представьте себе, друг мой, что однажды сеньор Мазарини, упокой
господи его душу, получил тринадцать миллионов за уступку спорных земель
в Вальтелине; он их вычеркнул из приходных книг, перевел на меня и зас-
тавил затем вручить ему эти деньги на военные нужды.

- Отлично. Значит, в употреблении их вы можете отчитаться?

- Нет, кардинал записал эти деньги на мое имя и послал мне расписку.

- Но у вас сохраняется эта расписка?

- Еще бы! - кивнул Фуке и спокойно направился к большому бюро черного
дерева с инкрустациями из золота и перламутра.

- Меня приводят в восторг, - восхитился Арамис, - во-первых, ваша бе-
зупречная память, затем хладнокровие и, наконец, порядок, царящий в ва-
ших делах, тогда как по существу вы - поэт.

- Да, - отвечал Фуке, - мой порядок - порождение лени; я завел его,
чтобы не терять даром времени. Так, например, я знаю, что расписки Маза-
рини в третьем ящике под литерой М; я открываю ящик и сразу беру в руку
нужную мне бумагу. Даже ночью без свечи я легко разыщу ее. - И уверенною
рукой он ощупал связку бумаг, лежавших в открытом ящике. - Больше того,
- продолжал Фуке, - я помню эту бумагу, как будто вижу ее перед собой.
Она очень плотная, немного шероховатая, с золотым обрезом; на числе, ко-
торым она помечена, Мазарини посадил кляксу. Но вот в чем дело: бумага,
она словно чувствует, что ее ищут, что она нужна до зарезу, и потому
прячется и бунтует.

И суперинтендант заглянул в ящик.

Арамис встал.

- Странно, - протянул Фуке.

- Ваша память на этот раз изменяет вам, дорогой друг, поищите в ка-
кой-нибудь другой связке.

Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.

- Не упорствуйте и поищите где-нибудь в другом месте, - сказал Ара-
мис.

- Бесполезно, бесполезно, до этих пор я ни разу не ошибался; никто,
кроме меня, не касается этих бумаг, никто не открывает этого ящика, к
которому, как вы видите, я велел сделать секретный замок, и его шифр
знаю лишь я один.

- К какому же выводу вы приходите? - спросил встревоженный Арамис.

- К тому, что квитанция Мазарини украдена. Госпожа де Шеврез права,
шевалье: я присвоил казенные деньги; я взял тринадцать миллионов из сун-
дуков государства, я - вор, господин д'Эрбле.

- Не горячитесь, сударь, не волнуйтесь!

- Как же не волноваться, дорогой шевалье? Причин для этого более чем
достаточно. Заправский процесс, заправский приговор, и ваш друг суперин-
тендант последует в Монфокон за своим коллегой Ангераном де Мариньи, за
своим предшественником Самблапсе.

- О, не так быстро, - улыбнулся Арамис.

- Почему? Почему не так быстро! Что же, по-вашему, сделала герцогиня
де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не так ли?

- О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась прода-
вать их господину Кольберу.

- Вот видите!

- Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что в этом уверен, так
как поручил проследить за нею. Расставшись со мной, она вернулась к се-
бе, затем вышла через черный ход своего дома и отправилась в дом интен-
данта на улицу Круа-де-Пти-Шан.

- Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо,
жестоко, безжалостно.

Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в своем кресле перед
открытыми ящиками. Он положил ему на плечо руку и сказал ласковым тоном:

- Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может идти в
сравнение с положением Самблансе или Мариньи.

- Почему же, господи боже?

- Потому что против этих министров был возбужден процесс и приговор
приведен в исполнение. А с вами этого случиться не может.

- И опять-таки почему? Ведь казнокрад во все времена - преступник?

- Преступник, имеющий возможность укрыться в убежище, никогда не бы-
вает в опасности.

- Спасаться? Бежать?

- Я говорю не об этом; вы забываете, что такие процессы могут быть
возбуждены только парламентом, что ведение их поручается генеральному
прокурору и что вы сами являетесь таковым. Итак, если только вы не поже-
лаете осудить себя самого...

- О! - вдруг воскликнул Фуке, стукнув кулаком по столу.

- Ну что, что еще?

- То, что я больше не прокурор.

Теперь мертвенно побледнел Арамис, и он сжал руки с такою силою, что
хрустнули пальцы. Он растерянно посмотрел на Фуке и, отчеканивая каждый
слог, произнес:

- Вы больше не прокурор?

- Нет.

- С какого времени?

- Тому уже четыре иль пять часов.

- Берегитесь, - холодно перебил Арамис, - мне кажется, что вы не в
себе, дорогой мой. Очнитесь!

- Я говорю, - продолжал Фуке, - что не так давно явился ко мне некто,
посланный моими друзьями, и предложил миллион четыреста тысяч за мою
должность. И я продал ее.

Арамис замолк. На его лице мелькнуло выражение ужаса, и это по-
действовало на суперинтенданта сильнее, чем могли бы подействовать все
крики и речи на свете.

- Значит, вы очень нуждались в деньгах? - проговорил наконец Арамис.

- Да, тут был замешан долг чести.

И в немногих словах Фуке рассказал Арамису о великодушии г-жи де
Бельер и о том способе, каким он посчитал нужным отплатить за это вели-
кодушие.

- Очень красивый жест, - сказал Арамис. - Во сколько же он вам обо-
шелся?

- Ровно в миллион четыреста тысяч, вырученных за мою должность.

- Которые вы, не раздумывая, тут же на месте и получили? О, мой нера-
зумный друг!

- Я еще не получил их, но получу завтра.

- Значит, это дело еще не закончено?

- Оно должно быть закончено, так как я выписал ювелиру чек, по кото-
рому он должен ровно в двенадцать получить эту сумму из моей кассы, куда
она будет внесена между шестью и семью часами утра.

- Слава богу! - вскричал Арамис и захлопал в ладоши. - Ничто, стало
быть, не закончено, раз вам еще не уплачено.

- А ювелир?

- Без четверти двенадцать вы получите от меня миллион четыреста ты-
сяч.

- Погодите! Ведь в шесть утра я должен подписать договор.

- Ручаюсь, что вы его не подпишете.

- Шевалье, я дал слово.

- Вы возьмете его назад, вот и все.

- Что вы сказали! - воскликнул глубоко потрясенный Фуке. - Взять на-
зад слово, которое дал Фуке?

На почти негодующий взгляд министра Арамис ответил взглядом, испол-
ненным гнева.

- Сударь, - сказал он, - мне кажется, что я с достаточным основанием
могу быть назван порядочным человеком, не так ли? Под солдатским плащом
я пятьсот раз рисковал жизнью, в одежде священника я оказал еще более
важные услуги богу, государству, а также друзьям. Честное слово стоит не
больше того, чем человек, давший его. Когда он держит его - это чистое
золото; оно же - разящая сталь, когда он не желает его держать. В этом
случае он защищается этим словом, как оружием чести, ибо если порядочный
человек не держит своего честного слова, значит, он в смертельной опас-
ности, значит, он рискует гораздо большим, чем та выгода, которую может
извлечь из этого его враг. В таком случае, сударь, обращаются к богу и
своему праву.

Фуке опустил голову:

- Я бедный бретонец, простой и упрямый, и мой ум восхищается вашим и
страшится его. Я не говорю, что держу свое слово из добродетели. Если
хотите, я держу его по привычке. Но простые люди достаточно простодушны,
чтоб восхищаться этой привычкой. Это единственная моя добродетель. Ос-
тавьте же мне воздаваемую за нее добрую славу.

- Значит, не позже как завтра вы подпишете акт о продаже должности,
которая защищает вас от всех ваших врагов?

- Подпишу.

Арамис глубоко вздохнул, осмотрелся вокруг, как тот, кто ищет, что бы
ему разбить, и произнес:

- Мы располагаем еще одним средством, и я надеюсь, что вы не откаже-
тесь применить его.

- Конечно, нет, если оно благопристойно... как все, что вы предлагае-
те, мой дорогой друг.

- Нет ничего более благопристойного, чем побудить вашего покупателя
отказаться от сделанной им покупки. Он из числа ваших друзей?

- Разумеется... но...

- Но если это дело вы предоставите мне, я не отчаиваюсь.