Чтение 298–й страницы книги ~Архипелаг ГУЛАГ~

сотрясти, как было в Чимкенте: объявили внезапно о ликвидации здешней ссылки
[[в одни сутки]]. За сутки надо было: сдать служебные дела, разорить своё
жилище, освободиться от утвари, собраться -- и ехать указанным маршрутом. Не
на много мягче арестантского этапа! Не на много увереннее ссыльное завтра!

Но не только безмолвность общества и давление ГПУ -- а что были сами эти
ссыльные? эти мнимые члены партий без партий? Мы не имеем в виду кадетов --
кадетов уже не было в живых, всех кадетов извели, -- но что значило к
1927-му или к 1930-му году считаться эсером или меньшевиком? Нигде в стране
никакой группы действующих лиц, соответственных этому названию, не было.
Давно, с самой революции, за десять громокипящих лет, не пересматривались их
программы, и даже если б эти партии внезапно воскресли -- неизвестно было,
как им понимать события и что предлагать? Вся печать давно поминала их в
только прошлом времени -- и уцелевшие члены партии жили в семьях, работали
по специальности, и думать забывали о своих партиях. Но -- нестираемы
скрижальные списки ГПУ. И по внезапному ночному сигналу этих рассеянных
кроликов выдёргивали и через тюрьмы этапировали -- например, в Бухару.

Так приехал И. В. Столяров в 1930-м и встретил там собранных со всех
концов страны стареющих эсеров и эсдеков. Вырванным из своей обычной жизни,
только и оставалось им теперь, что начать спорить, да оценивать политический
момент, да предлагать решения, да гадать, как пошло бы историческое
развитие, если бы... если бы...

Так сколачивали из них -- но уже не партию, а -- мишень для потопления.

Ссыльные 20-х годов вспоминают, что единственной живой и боевой партией в
то время были сионисты-социалисты с их энергиичной "Гехалуц", создававшей
земледельческие еврейские коммуны в Крыму. В 1926-м посадили всё их ЦК, а в
1927-м неунывающих мальчишек и девчонок до 15-16 лет взяли из Крыма в
ссылку. Давали им Турткуль и другие строгие места. Это была действительно
партия -- спаянная, настойчивая, уверенная в правоте. Но добивались они не
общей цели, а своей частной: жить как нация, жить своею Палестиной.
Разумеется, коммунистическая партия, добровольно отвергшая отечество, не
могла и в других потерпеть узкого национализма... *(14)

До начала 30-х годов еще сохранялись между ссыльными взаимопомощь
(например, эсеры, с-д и анархисты, сосланные в Чимкент, где было легко с
работой, создали тайную кассу взаимопомощи для своих "северных" безработных
однопартийцев). Еще было у них местами соединённое приготовление пищи, уход
за детьми и естественные при этом сборища, взаимопосещения. Еще дружно
праздновали они в ссылке 1 мая (демонстративно не отмечая Октября). Но к
разгару 30-х годов не станет и этого всего -- над ссыльными группами повсюду
заморгает коршуний глаз оперсектора. Ссыльные станут чуждаться друг друга,
чтобы НКВД не заподозрило у них "организации" и не стало бы [брать по
новой]. (А именно эта участь и ждёт их всё равно.) Так в черте
государственной ссылки они углубятся во вторую добровольную ссылку -- в
одиночество. (А Сталину именно это и надо от них пока.)

Ослаблены были ссыльные и отчужденностью от них местного населения:
местных преследовали за какую-либо близость к ссыльным, провинившихся самих
ссылали в другие места, а молодежь исключали из комсомола.

Еще были ослаблены ссыльные недружественными отношениями между партиями,
которые сложились в советские годы, и особенно со средины 20-х годов, когда
в ссылке появились многочисленные троцкисты, никого, кроме себя, не
признающие за политических.

Ну, да не одни же социалисты содержались в ссылке 20-х годов -- и главным
образом (что ни год, то верней) -- совсем не социалисты. Лились и просто
беспартийные интеллигенты -- те духовно-независимые людии, которые мешали
новому режиму установиться. И -- [бывшие], недоуничтоженные в гражданскую
войну. И даже -- мальчики "за фокстрот". *(15) И спириты. И оккулисты. И
духовенство -- сперва еще с правом служения в ссылке. И просто верующие,
просто христиане, или [крестьяне], как переиначили русские много веков
назад.

И все они попадали под око того же оперсектора, все разъединялись и
костенели.

Обессиленные равнодушием страны, ссыльные потеряли и волю к побегам. У
ссыльных царского времени побеги были весёлым спортом: пять побегов Сталина,
шесть побегов Ногина -- грозила им за то не пуля, не каторга, а простое
водворение на место после развлекательного путешествия. Но коснеющее, но
тяжеловеющее ГПУ со средины 20-х годов наложило на ссыльных партийную
круговую поруку: все сопартийцы отвечают за своего бежавшего! И уже так не
хватало воздуха, и уже так был прижимист гнёт, что социалисты, недавно
гордые и неукротимые, приняли эту поруку! Они теперь [сами], своим партийным
решением, [запрещали себе бежать!]

Да и [[куда]] бежать? К [[кому]] бежать? Где тот [[народ]], к которому
бежать?..

Тёртые ловкачи теоретических обоснований быстро пристроили: [бежать -- не
время, нужно ждать]. И вообще [бороться не время], тоже нужно ждать. В
начале 30-х годов Н. Я. Мандельштам отмечает у чердынских ссыльных
социалистов полный отказ от сопротивления. Даже -- ощущение неизбежной
гибели. И единственную практическую надежду: когда будут [новый срок]
добавлять, то хоть бы без нового ареста, дали бы [расписаться] тут же, на
месте -- и тогда хоть не разорится скромно-налаженный быт. И единственную
моральную задачу: сохранить перед гибелью человеческое достоинство.

Нам, после каторжных лагерей, где мы из раздавленных единиц стали крепким
целым, -- странно узнавать, как социалисты из уже сочленённого целого,
проверенного в действии, распадались на беспомощные единицы. Но в наши
десятилетия идёт общественная жизнь к расширению и полноте (вдох), а тогда
она шла к угнетению и сжатию (выдох).

Так не гоже нашей эпохе судить эпоху ту.

А еще у ссылки были многие градации, что тоже разъединяло и ослабляло
ссыльных. Были разные сроки обмена удостоверений личности (некоторым --
ежемесячно, и это с изнурительными процедурами). Дорожа не попасть в
категорию худшую, должен был каждый блюсти правила.

До начала 30-х годов сохранялась и самая смягчённая форма: не ссылка, а
[[минус]]. В этом случае репрессированному не указывали точного места
жительства, а давали выбрать город [за минусом] сколько-то. Но, однажды
выбрав, к месту этому он прикреплялся на тот же трёхлетний срок. Минусик не
ходил на отметки в ГПУ, но и выезжать не имел права. В годы безработицы
биржа труда не давала минусникам работы: если ж он умудрялся получить её --
на администрацию дави: уволить!

[Минус] был булавкой: им прикалывалось вредное насекомое и так ждало
покорно, пока придет ему черед арестоваться по-настоящему.

А еще же была вера в этот передовой строй, который не может, не будет
нуждаться в ссылке! Вера в амнистию, особенно к блистательной 10-й годовщине
Октября!..

И амнистия пришла, амнистия -- ударила. Четверть срока (из трёх лет -- 9
месяцев) стали сбрасывать ссыльным, и то не всем. Но так как раскладывался
Большой Пасьянс, и за тремя годами ссылки дальше шли три года политизолятора
и потом снова три года ссылки -- это ускорение на 9 месяцев нисколько не
украшало жизни.

А там приходила пора и следующего суда. Анархист Дмитрий Венедиктов к
концу трехлетней тобольской ссылки (1937 г.) был взят по категоричному
точному обвинению: "распространение слухов о займах" (какие же могут быть
[[слухи]] о займах, наступающих кажегод с неизбежностью майского
расцвета?!..) "и недовольство советской властью" (ведь ссыльный должен быть
доволен своей участью!). И что ж дальше за такие гнусные преступления?
Расстрел в 72 часа и не подлежит обжалованию! (Его оставшаяся дочь Галина
уже мелькнула на страницах этой книги.)

Такова была ссылка первых лет завоёванной свободы и таков путь полного
освобождения от неё.

Ссылка была -- предварительным овечьим загоном всех назначенных к ножу.
Ссыльные первых советских десятилетий были не жители, а ожидатели -- вызова
[[туда]].

(Были умные люди -- из [бывших], да и простых крестьян, еще в 20-е годы
понявшие всё предлежащее. И окончив первую трехлетнюю ссылку, они на всякий
случай там же, например, в Архангельске, оставались. Иногда это помогало
больше не попасть под гребешок.)

Вот как для нас обернулась мирная шушенская ссылка, да и туруханская с
какао.

Вот чем была у нас догружена овидиева тоска.

1. Все эти данные взяты из тома ХVI ("Западная Сибирь") известной книги
"Россия" Семенова-Тян-Шанского. Не только сам знаменитый географ, но и его
братья были настойчивыми самоотверженными либеральными деятелями, они много
способствовали прояснению идеи свободы в нашей стране. В революцию вся семья
их разгромлена, один брат расстрелян в их уютном имении на р. Ранове, само
оно сожжено, вырублен большой сад, аллеи лип и тополей.

2. П. Ф. Якубович "В мире отверженных".

3. Тан-Богораз, В. И. Иохельсон, Л. Я. Штернберг.

4. По юридической своей простоте, а верней в духе своего времени, Чехов
не запасся для Сахалина никакой командировкой, никакой служебной бумагой.
Тем не менее он был допущен к придуманной им переписи ссыльно-каторжных и
даже к тюремным документам! (Примерьте это к нам! Поезжайте проверить гнездо
лагерей без направления от НКВД!). Только с политическими встретиться ему не
дали.

5. Феликс Кон -- "За пятьдесят лет". -- том 2. На поселении.

6. Этот революционер, чьим именем перезваны Почтовые улицы многих русских