Чтение 4–й страницы книги ~Лунатики~

Случай, конечно, прискорбный, но, похоже, в наши времена не столь
редкостный. Уж вы-то получше меня знаете, что прирожденных преступников
нет и порой самые до этого честные и порядочные люди при определенных
условиях могут, к сожалению, не устоять перед искушением и вдруг
раскроются с вовсе неожиданной стороны. Значит, на чем-то он сорвался,
этот ваш Гросс.

- А я согласна с комиссаром, - вступилась я. - Тебя послушать, так ни в
ком нельзя быть уверенным, так, что ли?

- Ну, это уж передержка, - начал Морис, но комиссар перебил его:

- Людей, живших вроде совершенно честно и вдруг совершавших жесточайшие
преступления по самым невероятным мотивам, я повидал, к сожалению, немало,
вы правы, Морис. Какой бы безупречной ни была до этого биография Петера
Гросса, он схвачен на месте преступления с поличным, и для суда этого
вполне достаточно. Не это меня удивило и озадачило, и не о том, может ли
честный человек совершить преступление, я пришел с вами советоваться...

- Я не хотел вас задеть, дорогой Жан-Поль, - смутился Морис.

Но комиссар отмахнулся:

- А вы меня и не задели, вот еще чепуха какая! Больше всего и
охранников, и начальство Петера Гросса, и меня озадачило другое: он никак
не может объяснить, почему пытался это сделать. Почему снял копию
технологической схемы и положил ее в карман, почему полез в сейф за
секретным образцом продукции и куда, кому все это должен был передать.
Ничего этого он объяснить не может. Хотя вы понимаете, молодчики из охраны
уж постарались первым делом именно это из него выколотить - адреса, имена
сообщников. Я тоже его трижды допрашивал, и сдается мне, он не врет, не
притворяется: он действительно не может ответить на эти вопросы.

Комиссар помолчал, испытующе поглядывая на Мориса, потом
многозначительно добавил:

- Этот мой бывший помощник, Генрих Гаузнер, сказал мне, передавая
арестованного Гросса: "Когда мы его схватили у сейфа, у него вид как у
лунатика был. Ничего словно не понимал: ни где он, ни что делает, ни кто
мы такие. У меня в детстве младший братишка страдал лунатизмом, - сказал
Гаузнер. - Я, - говорит, - подсматривал, как он по ночам по дому бродит,
на крышу вылезает. Вот точно таким и Гросс был, когда мы его схватили,
форменный лунатик..."

Это определение меня поразило: как лунатик, - повторил задумчиво
комиссар. - Вот насчет этого я и пришел посоветоваться. Может ли быть у
человека, профессор, какая-то психическая болезнь, чтобы на него иногда
некое затмение ума, что ли, находило, когда он, как лунатик, совершает
поступки, в которых не отдает себе отчета?

- В такой форме? Сомнительно, - нахмурившись, покачал головой Морис. -
Вообще-то снохождение, естественный сомнамбулизм, или лунатизм, как его
называют в народе, встречается не так уж редко. Но обычно у детей или
молодых девушек, юношей. У взрослых же это весьма редкостно и почти всегда
вызывается какими-то болезненными нарушениями головного мозга или
истерией. Но совершенно немыслимо, чтобы какой-нибудь лунатик вдруг
занялся кражами секретных документов. Что-то странное с этим Гроссом. Надо
его, конечно, хорошенько обследовать.

- Вот это я и хотел попросить вас сделать, - сказал Гренер, помолчал,
посмотрев вдруг внимательно на меня, потом снова на Мориса, и медленно,
как бы подчеркивая каждое слово, добавил: - И хочу я получше разобраться в
этой темной истории не только ради Петера Гросса. Бог с ними, с
промышленными шпионами, пусть сами Друг друга ловят, я им не помощник. Мне
эта история напомнила другой случай, по-моему, весьма похожий, он до сих
пор не дает мне покоя...

- Боже мой! - вскрикнула я. - Вы думаете, что и Урсула...

Комиссар мрачно кивнул и сказал:

- Может, все же есть такая болезнь, когда человек вдруг становится
невменяемым, как лунатик, совершает непонятные поступки, какие сам не
может объяснить...

- Ворует чертежи и секретные детали из сейфа? Делает инъекцию
смертельной дозы морфина? - Морис покачал головой. - Насколько я знаю,
такая болезнь науке пока неизвестна. Это что-то новенькое. Но вы правы,
дорогой комиссар, тем более надо в этом хорошенько разобраться. Завтра же
я займусь вашим лунатиком.

На следующий день муж с утра отправился обследовать Петера Гросса и
провозился до самого обеда. Вернувшись, он рассказал мне:

- Действительно, многое в этом странном деле озадачивает, Гренер прав.
Обрисовал он этого Гросса точно. В самом деле, с фамилией над ним словно
нарочно подшутили. Хилый, тощий да еще от побоев не оправился, еле на
ногах держится, измордовали его крепко. Кстати, такое вопиющее
несовпадение фамилии с физическими данными могло, конечно, породить у него
своего рода комплекс неполноценности, как нередко бывает. Он всю жизнь
старался утвердить себя, компенсировать физическую слабость и хилость
превосходством умственных способностей, знаниями, техническим
мастерством...

- Это все, конечно, любопытно, Морис, но сейчас меня интересует совсем
другое! - остановила я его. - А ты отвлекаешься на всякие психологические
тонкости.

- Ты права, извини. Но Гренер, конечно, ошибается. Гросс вполне
нормален психически. Никакой он не лунатик и, конечно, вполне вменяем, как
и покойная Урсула.

Видимо, на моем лице выразилось такое разочарование, что муж поспешил
добавить, наставительно подняв палец:

- Но! - Он сделал паузу, чтобы я внимательнее отнеслась к тому, что
скажет дальше: - Но, беседуя с Гроссом, я выяснил очень интересную вещь:
он лечился от запоя у одного частнопрактикующего врача-психиатра, некоего
Вальтера Федершпиля. И лечил тот его гипнозом.

Мысль Мориса не сразу дошла до меня, хотя муж много мне рассказывал о
гипнозе и я не раз помогала ему, когда он проводил гипнотические сеансы.

И вдруг, кажется, я начала понимать...

- Ты хочешь сказать, ему внушили украсть секретные документы? -
воскликнула я. - Внушили на срок, поэтому он и не мог никак объяснить при
аресте своего поступка?

- Очень на это похоже, - задумчиво кивнул Морис. - Очень, по всем
признакам.

- Но ведь ты же, помнится, говорил: нельзя человека заставить совершить
преступление против его воли даже под гипнозом? Нельзя внушить ему ничего
такого, что бы противоречило его моральным принципам. Разве не так?

- Понимаешь, это один из самых темных и спорных вопросов в теории и
практике гипноза. На сей счет у крупнейших авторитетов мнения самые
противоречивые. Надо в нем как следует разобраться.

За обедом муж был молчалив, задумчив и рассеян. А потом сразу ушел к
себе в кабинет и сел за стол, обложившись толстенными учеными фолиантами.
Я слышала, что часто он вставал и начинал расхаживать по комнате, так ему
всегда лучше думалось.

Я старалась ничем не помешать ему и сама, конечно, думала о том же.
Зная, разумеется, ничтожно мало о гипнозе по сравнению с Морисом, даже я
прекрасно понимала, как интересен и важен этот вопрос: можно ли
гипнотическим внушением заставить человека совершить преступление?

То, что Петер Гросс в тот момент, когда его поймали на месте
преступления, вовсе не был в гипнотическом сне, меня не удивляло.
Существует ведь так называемое внушение на срок. Человека усыпляют,
внушают что-нибудь сделать через определенное время или по условному
знаку, а пока забыть о задании. Он просыпается, ничего не помнит о
сделанном внушении, а потом в назначенный момент точно его выполняет.

Опыты по такому внушению помогли, кстати, ученым узнать немало
интересного о деятельности нашего подсознания - например, выяснить, что у
каждого из нас есть "внутренние часы", идущие удивительно точно. Одной
женщине, рассказывал Морис, внушили под гипнозом взять листочек бумаги и
нарисовать на нем пирамиду ровно через 4335 минут после пробуждения. Она
проснулась, ничего не помнила о внушении, занималась обычными домашними
делами, но через три дня вдруг взяла листочек бумаги и нарисовала
пирамиду. И это было сделано точно в назначенное время, ее "внутренние
часы" шли минута в минуту с теми, по которым женщину проверяли ученые!

Причем задание может внушаться на длительный срок - иногда, как
рассказывал мне муж, их не забывали и выполняли даже через год.

Некоторые опыты по внушению на срок Морис проводил при мне, и они
всегда производили потрясающее впечатление. Только что человек был
совершенно нормален, разговаривает с вами, шутит - и вдруг совершает
какой-нибудь нелепый поступок, начисто забыв, что ему это внушили сделать
в гипнотическом сне: громко запоет прямо на улице, станцует, поставит стул
на стол.

И при этом никто из них не мог объяснить, почему так сделал. И всегда
вид у людей, выполняющих задание, внушенное им на срок, становился в этот
миг каким-то отсутствующим, как у лунатиков!

Неужели это действительно так хитро и необычно задуманное преступление?
Мне не терпелось поскорее узнать это, но я не решалась отвлекать мужа
расспросами. А он все читал, размышлял, расхаживая по кабинету, думал, не
замечая меня и забыв обо всем на свете, машинально разрезая за ужином мясо
и чуть не насыпав в кофе соль вместо сахара. И опять скрылся в кабинете.

Отвлек его от размышлений неожиданный гость, и вся эта и без того
запутанная, заинтриговавшая меня история вдруг приобрела совершенно новый,
какой-то бешеный ритм и начала ошеломлять одним невероятным поворотом
событий за другим...

Когда раздался звонок у входной двери, я машинально посмотрела на часы.
Мне показалось, что ослышалась: было уже без двадцати одиннадцать, час
вовсе не подходящий для визитов. Мне почему-то стало страшно, я хотела