остановился в Джарвис-Бруке, станции Ротерфилда.
впечатление. Все индюки вселенной не могли бы шагать более гордой
походкой, чем он, когда он шел навстречу нам по перрону, и божественна
была благосклонная, снисходительная улыбка, с какою он взирал на каждого,
кто проходил мимо него. Если он сколько-нибудь изменился со времени нашей
последней встречи, то перемена состояла главным образом в том, что его
отличительные черты теперь выступали еще резче, чем когда-то. Мощная
голова с выпуклым лбом и падающей на глаза прядью волос, казалось, еще
увеличилась. Черная борода величаво ниспадала на грудь, и еще
повелительнее стало выражение светлых серых глаз, в которых мелькала
дерзкая сардоническая улыбка.
преподавателя, повстречавшего своего питомца. Поздоровался и с другими,
помог нам вынести багаж и цилиндры с кислородом и погрузил всех и все в
свой большой автомобиль, шофером которого был наш старинный знакомец,
молчаливый Остин, человек, которому, казалось, были недоступны никакие
ощущения. Когда я в последний раз приезжал сюда, он исполнял должность
дворецкого.
местности. Я сидел впереди, рядом с шофером; три моих спутника, сидевшие
за мною, говорили, как мне казалось, все одновременно. Лорд Джон,
насколько я мог понять, все еще увязал в своей истории с буйволом.
Перебивая его и друг друга, звучали низкий басистый голос Челленджера и
резкие слова Саммерли. Они оба затеяли какой-то научный спор.
самые неожиданные вещи. Я словно видел сон.
не пришло на ум.
вернулся к нему.
в сторону своего хозяина. - Кто же станет ему тогда служить?
всему дому капут, как часам, в которых лопнет пружина. Говорю вам это
потому, что вы его друг и должны это знать. Захоти я поймать его на
слове... Но у меня на это духу не стало. Они оба - хозяин и хозяйка - были
бы как подкинутые дети. Я в доме все, а вот не угодно ли, он меня
увольняет!
умный, такой умный, что подчас даже чересчур. Кажется мне, впрочем, он не
совсем в своем уме. Как бы вы думали, что сделал он сегодня утром?
пуля из пистолета, вылетела за ворота дома.
перестает ссориться с соседями. Некоторые из них говорят, что никогда он
не был в более подходящем обществе, чем когда находился среди допотопных
чудовищ, которых вы описали. Так они думают. Я же служу ему уже десять лет
и привязан к нему, и к тому же, заметьте, он великий человек, и жить в его
доме - честь. Но только подчас он в самом деле дурит. Поглядите-ка, сэр,
вот хотя бы на это! Едва ли это можно назвать общепринятым
гостеприимством. Не правда ли? Прочтите-ка сами!
увидел укрепленную на заборе доску со следующей краткой и выразительной
надписью:
покачивая головой. - На поздравительной карточке такая надпись выглядела
бы не особенно мило. Простите меня, сударь, я уже давно так много не
говорил, но не могу сдержать себя. Что-то на меня накатило. Пусть бьет
меня смертным боем, я все-таки не уйду, будьте уверены. Он мой хозяин, а я
его слуга, пусть так оно и остается до конца нашей жизни.
извилистой аллее, обсаженной кустами рододендрона. В конце аллеи мы
увидели белое кирпичное здание красивой архитектуры и приятного вида.
Миссис Челленджер, маленькая, хрупкая особа, стояла, улыбаясь, в открытых
дверях, приветствуя нас.
привез тебе наших гостей. Для нас это новость - принимать гостей, не так
ли? Мы и соседи наши, не очень-то любим друг Друга, не правда ли? Если бы
они могли от нас отделаться посредством крысиного яда, то сделали бы это,
должно быть, уже давно.
супруга. - Джорджу всегда нужно с кем-нибудь ссориться. У нас тут нет ни
одного друга.
жену, - сказал Челленджер и обхватил ее нежную фигуру своею короткою
толстою рукой. Если представить себе гориллу рядом с газелью, то можно
составить себе понятие об этой чете.
вернулась?
и погладил себя по бороде.
хозяйке приготовить завтрак. Теперь, джентльмены, пойдемте ко мне в
кабинет, я должен сообщить вам некоторые очень важные вещи.
2. ЯДОВИТЫЙ ПОТОК
свидетелями разговора, к которому приступил профессор Челленджер. Говорю
"мы", но уверен, что кроме нас, всякий в окружности по меньшей мере в сто
ярдов не мог не слышать его громоподобного голоса, разносившегося по всему
дому. Реплики профессора запечатлелись в моей памяти.
знаменитый профессор... разумеется, а то кто же?.. Конечно... каждое
слово... иначе я ведь не написал бы его... Меня это не удивляет - все
признаки говорят за это... Разумеется... Не позже чем через день... да...
Этому я не могу помешать, не правда ли?.. Конечно... очень неприятно... Но
от этого пострадают также люди более значительные, чем вы. Плакаться
бесцельно. Вам надо с этим примириться... Нет, не могу... Вешаю трубку...
Сэр! Бросьте вздор молоть! У меня, право же, есть дела поважнее, чем
слушать такую чепуху!
просторную светлую комнату. На большом письменном столе лежало семь или
восемь нераспечатанных телеграмм.
интересах моих корреспондентов. Мне кажется, что, например, такой адрес,
как "Ной, Ротерфилд", был бы довольно недурен.
к письменному столу и так затрясся от хохота, что руки его с трудом
распечатывали телеграммы.
Саммерли, с видом страдающей коликами козы, сардонически покачивал головою
в знак неодобрения. Наконец, все еще мыча и гудя, Челленджер приступил к
чтению телеграмм. Мы трое стояли перед высокими сводчатыми окнами и
любовались великолепным видом.
нас как-никак на изрядную высоту. Мы находились, как узнали позже,
приблизительно на семьсот футов выше уровня моря. Дом Челленджера стоял на
крайнем выступе холма, и с южной стороны дома, где как раз расположен был
кабинет, открывался широкий вид на долину в глубине ограниченную мягкими
волнистыми очертаниями цепи холмов. Столб дыма, поднимавшийся из впадины
между холмами, указывал местоположение Льюиса. Прямо перед нами
простиралась цветущая долина с просторными зелеными площадками гольф-клуба
Кроуборо, и они кишели игроками. Немного подальше к югу мы видели за
лесною просекой часть железнодорожной линии, ведущей из Лондона в Брайтон,
а под нами, в непосредственной близости, находился огороженный забором
дворик, где стоял автомобиль, доставивший нас с вокзала.
и педантично разложил их перед собой. Его широкое обветренное лицо, или,