я поищу другого. Вдруг удастся.
чтобы мне не было больно, чтобы жил отец, чтобы ты нашел лекарство...
Только не забудь о маме.
только через двадцать лет, а пока ты будешь жить как все люди, и почти
никаких флуктуации вокруг тебя не возникнет. Я буду навещать тебя, правда,
в других обликах. Не выделяйся, не задирай хвост, будь спокоен и мудр.
Сохранность твоей жизни я гарантирую на этот срок.
Философский Камень. - И тогда даже я не смогу предсказать, что случится
через минуту.
ты и сотворишь Это. Сам, без посторонней помощи. Или члены твоей семьи
найдут Это случайно, не зная о нем. Я даже не знаю, как Это выглядит,
только для меня Это столь важно, что Говорильня сразу пересыхает, едва я
задумаюсь.
Это я живенько!
вязью санскрита и с маленьким перочинным ножичком.
поставил неумелую роспись. Полным именем: Юрий Петрович Оленев.
превратившись в Пылевидную форму, выпорхнул в форточку, вместе с
набежавшим сквозняком.
Ох, и достанется тебе в субботу! Давай перевяжу.
делать. Это заживет само.
крови. Очень серьезная.
что-нибудь приготовлю.
амулет на счастье. Это осталось от мамы. Ты помнишь? Береги его, Юрик.
мрамора. Юра бережно опустил его в левый карман.
была ясной и свежей, а на душе легко и прозрачно. Ни разочарований, ни
обид, ни сиротского горя, ни щемящей боли. Полная ясность и невесомость,
равновесие души, невозмутимость духа.
последнюю неделю. Он перелистывал страницы, тут же мгновенно запечатлевая
их в памяти, вникал без напряжения в хитросплетения иероглифов, слова и
грамматика прочитывалась так легко, как родной язык. Захлопнув книгу, он
понял, что этот этап завершен, и ему сразу же захотелось перейти к
следующему. Весь день он не выходил из дома и листал, листал все книги,
которые попадались под руку...
пользу Юры. Так казалось ему самому. Он быстро изучил европейские, языки,
перешел к азиатским и африканским; египетская письменность и клинопись
ассирийцев тоже не были для него тайной за семью печатями. Любая область
знания открывалась перед ним как незапертая дверь. Он мог легко усвоить
высшую математику, поломать голову над квадратурой круга, а на другой день
окунуться в мудрую генетику, постигнув ее со времен Менделя до последних
достижений молекулярной биологии.
кустарников, и на другой же день, обложившись книгами по ботанике, выучил
наизусть не только русские, но и латинские имена всего того, что ранее в
слепоте своей попирал ногами.
звучащих и молчащих трав, насекомых, червей, невидимо совершающих
подземные переходы под толщей дерна. Юра мог часами, склонившись над
кустиком полыни, наблюдать форму ее листьев, неповторимую и повторяющуюся,
вдыхать ее запах - запах знаменитой травы емшан из древней легенды,
заставившей половца вспомнить о забытой родине.
истории, в мир вымерших народов, их страстей и желаний, тщеты и героизма,
вражды и ненависти.
во все, если война никак не превращалась в мир, а ненависть в любовь.
Абсолюта, Вечной гармонии, всего того, о чем грезилось лучшим из людей, -
это и есть невидимый и неосязаемый поиск Добра и Справедливости. Тогда и
он сам включался в число Искателей, и сознание этого наполняло его
гордостью и заставляло убыстрять шаги на своем пути.
медицинский институт, и учеба давалась ему так же легко, как и раньше. Он
старался не выделяться из среды сверстников, и только отличные оценки
снискали ему репутацию зубрилы. Это было неправдой. Юра перелистывал любой
учебник, и знания, накопленные за столетия, быстро и надежно оставались в
его памяти.
собой в шахматы. С сыном ему играть, было неинтересно - Юра всегда
обыгрывал его в несколько ходов.
девушкам, он охотно заговаривал с ними, шутил, приглашал в кино, целовался
в подъездах, но сам подсмеивался над приятелями, которые бесились от
любви, ревновали, совершали тысячи необдуманных поступков. Он не
чувствовал себя обделенным, как не ощущает свою ущербность человек, не
понимающий музыку или живопись, субъективное чувство душевного комфорта
позволяло ему причислять себя к счастливым людям, для которых совсем не
обязательны и даже опасны душевные смятения и муки.
они вышли на одной остановке, оказалось, что их дома находятся друг против
друга, а потом он и сам не мог понять, как получилось, что они поженились.
Уже спустя время он стал догадываться, что весь этот ряд случайностей,
совпадений и игры судьбы был искусно навязан ему тем, с кем он заключил
Договор. Он усмехался про себя, качал головой и шутя сетовал, что в
Договоре не было указано о степени ума будущей жены, но назад вернуть
ничего было нельзя. Она была красива, гибка, очаровательна в своей
глупости. Но он не нуждался в собеседниках и относился к этому недостатку
легко и спокойно.
выбора, и он сразу же попросился в реанимацию одной из крупных клинических
больниц. Потом родилась дочь, были обычные хлопоты, стирка, ремонты,
беготня по магазинам, детские и женские болезни. Только отец ничем не
болел и для своих лет выглядел слишком молодо.
полысел, ссутулился, а своей невозмутимостью и ясностью мышления часто
приводил коллег в состояние раздражения. Вечно спокойный, ироничный, он
делал свое дело без излишней суеты, и как это ни покажется парадоксальным,
не совершил ни одной ошибки за все годы работы. Ни один врач не сумел
избежать их, горьких и непоправимых, а Оленев, "везунчик", всегда делал
только то, что нужно делать, и рука его не дрогнула ни разу.
студентом, новоиспеченным интерном.
3
зарастали высоким пыреем, сурепкой, тимофеевкой, люцерной. И все
посвященные знали: скоро должен прийти из отпуска Титов, принести литовку,
завернутую в мешок, и, раздевшись до сиротских больничных штанов, начать
косьбу.
выходили во двор, становились поодаль у заборчика, закуривали и
наслаждались бесплатным спектаклем. Выставив живот, выпирающий из штанов,
набычив голову, грузный, вспотевший Титов мерно взмахивал косой, и трава с
длинным шелестом ложилась ему под ноги. Не дождавшись, когда она
подсохнет, Титов сгребал ее к вечеру в мешок и уносил домой. Он держал
кроликов в гараже, и ради такой мороки ему приходилось выискивать
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор
Суворов Виктор
Андреев Николай
Афанасьев Роман