Чтение 4–й страницы книги ~Формула Контакта~

малочисленности был удивительно пестрым - и по профессиям, и по характерам,
и по внешности, и тем более по возрастам. Так и задумывалось.

Но вот быть в такой группе самой младшей - это ей показалось приятным
только в первый день. Затем надоело. Все приставали с советами, предлагали
непрошеную помощь, установили режим эдакой сожалительной опеки... Ох, до
чего ладонь чешется! Это бентам, паршивец, блох развел, сам на здешних
хлебах вымахал крупнее любого индюка, а уж блохи, те акселерируют в
геометрической прогрессии. Предлагал Меткаф его съесть еще на прошлой неделе
- пожалели за экстерьер. Уж очень смотрится, бездельник. Пожертвовали
превосходную несушку, три рябеньких перышка Йох себе на тирольскую шляпу
приспособил. Жалко рябу... Все жалко, все мерзко, домой хочется...

Осторожно цокая деревянными сандалиями, кто-то спускался по внешней
винтовой лестнице. За парапетом лоджии что-то смутно означилось в темноте и
тут же осело вниз, словно пенка на молоке. Ага, Макася уже встала и
спускается к бассейну. Худо быть безобразненькой, вот и купаться она ходит,
пока темно, для нее Васька после первых петухов подогрев в бассейне
включает. А загорать ей и вовсе некогда, она по ночам едва-едва успевает
понежиться под кварцевой лампой. И когда только спит?

Все равно лучше быть безобразненькой, чем такой неприспособленной, как
она. В колледже она считалась даже хорошенькой, а здесь никому и в голову не
приходит посмотреть на нее, как на девушку. Работа, работа, работа. Делянка,
скотный двор, кухня. И никомушеньки она не нужна.

Обиды были все перечтены, а петухов так и не было слышно. Совсем
ошалели бедные птицы с этими двадцатисемичасовыми сутками. Бентам и совсем
не способен был на самостоятельные действия - только подхватывал. Плимутрок
изо всех сил старался сохранять должные интервалы между припадками пенья, но
сбивался, день ото дня опаздывал все больше и больше. А, вот и он.
Боцманский баритон, как утверждает Йох. Бентам такой жирный и здоровый, а
орет фальцетом и с каждым днем берет все выше и выше. Ну, вот уже и дошли до
исступления, стараясь перекричать друг друга, словно Гамалей с Меткафом,
когда сталкиваются в колодце. Когда они так неистово заводятся, это минут на
пятнадцать - двадцать. Перебудят всех. Вставать надо, дежурная ведь...

Она свернулась в клубочек, подтянув коленки к самому подбородку, ловя
остатки ночной дремы и теплоты. Ну, еще одну минуточку, - говорила она себе.
Проходила минута, и еще, и еще. До слез не хотелось выбираться наружу, в это
всеобщее прохладное снисхождение, в это равновеликое равнодушие... И
главное, она даже самой себе не могла признаться, чье безразличие она хотела
бы пробить в первую очередь. Между тем проходила уже по крайней мере десятая
"последняя минутка", а Кшися так и не высунула даже кончика носа из-под
байкового полосатого одеяла. Уж очень тоскливые мысли лезли в голову
последний час - мелочные, не утренние. Такие бодрому подъему не
способствуют. И вдруг... Ежки-матрешки! Да как она могла забыть?..

Она спрыгнула на пол, точно попав узенькими босыми ступнями прямо в
пушистые тапочки, и заплясала по лоджии, отыскивая разбросанные где попало
махровый халатик, полотенце и шапочку. Она же столько дней ждала этого -
свою "Глорию Дей"! И сегодня должно было расцвести это бархатистое чайное
чудо, чуть тронутое по краям ненавязчивым, едва проступающим кармином...
Этот крошечный кустик стоил места под солнцем четырем капустным кочнам, и
право на его существование Кшися отвоевывала с героизмом камикадзе и
настойчивостью чеховской Мерчуткиной.

Это был не просто бой за красоту, как определил эту ситуацию Абоянцев,
под личную ответственность разрешивший доставку незапланированного розового
кустика. На самом деле Кшисе необходимо было живое существо, принадлежащее
ей и только ей. И вот сегодня огромный тугой бутон должен был раскрыться...

Между тем жемчужно-серый круг неземного неба, точно очерченный
исполинским цилиндром защитного поля, замкнувшего жилище землян совокупно со
всеми прилегающими бассейнами, стадионами и огородами, высветился с левой
стороны. Там, за непрозрачной изнутри силовой стеной встало невидимое отсюда
солнце. Кшися задрала вверх остренький лукавый подбородок, который Гамалей
почему-то называл "флорентийским", и попыталась уловить шум просыпающегося
города, укрытого непроницаемой дымкой. Через край защитного цилиндра высотой
в добрых пятнадцать этажей вроде бы переливался какой-то гул, абсолютно
варварский в своей хаотичности. Она не раз морщилась, прослушивая утреннюю
какофонию сотен разносортных погремушек, записанную на пленку, но вот в
натуре она ни разу не слышала этой ни с чем не сравнимой побудки. А может,
она звучала раньше, чем будильник.

Кшися прищурилась, пытаясь на глаз определить, намного ли понизился за
ночь уровень защиты. Нет, и этого она уловить не могла. Но раз уж начала
думать о том, что лежит за пределами ее гнездышка, значит, проснулась
окончательно. Вставай, вставай, неженка, - сказала она себе.

Она присела на постели и, приподнимая одной рукой тяжеленный узел
волос, полезла другой под подушку - за шпильками. При этом ладошка с
неопавшей свежей опухолью больно проехалась по чему-то влажному и колючему -
ах, и везет же ей сегодня с самого утра! Она резко наклонилась и чуть не
ткнулась носом в большой полураспустившийся цветок, лежащий рядом с ее
подушкой.

В сероватом влажном полумраке, наполнявшем лоджию, трудно было точно
определить цвет, но алые края лепестков означились безошибочно и
безжалостно. Получи, мол, с первыми солнечными лучами. Скандалила, с Большой
Земли этот кустик полудохлый затребовала - вот и радуйся. И чем скорее, тем
лучше. Срезали и принесли, как говорится, на тарелочке с голубой каемочкой -
на!

Она схватилась прямо за шипы с несбыточной надеждой - а может,
выдернули с корешками? Нет. И стебель еще совсем свеж на измочаленном
изломе. Консервированные цветы - тюльпаны, орхидеи - доставлялись сюда не
единожды, хотя бы по заказам Сирин, но кому они нужны? Отличить их от
естественных, только что срезанных, было делом нехитрым, особенно для
любителя. А живые цветы Кшися любила самозабвенно. Дай ей волю - все
пространство вокруг Колизея засеяла бы маками и резедой. Вот и этого цветка
она ждала, как ждут прихода Нового года или дня рождения... Кшися вдруг
поймала себя на том, что внутренне она уже приняла случившееся, почти
примирилась со всей нелепостью и жестокостью происшедшего - ну да, для всех
ее затея с чахлым кустиком была забавой; чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не
плакало. А она здесь именно на роли дежурного дитяти. Ребенка поместить в
такие условия невозможно, вот и взяли ее, как максимально приближенную к
детскому уровню. Так что если даже сейчас она разревется - это никого не
напугает. Естественная детская реакция. В сочетании с хрупкой фигуркой и
громадными голубыми глазами - очень даже смотрится. Сейчас ей будут носик
вытирать...

Внутри словно какая-то пружинка выпрямилась, - Кшися схватила колючий
стебель, вылетела на площадку внешней лестницы и помчалась вниз, искренне
жалея, что на ней бесшумные тапочки, а не сандалии на деревянном ходу. И
пусть вскакивают! И пусть недосыпают! Чтоб им всем!.. Чтоб их всех!..

Свой стремительный бег разгневанной валькирии она задержала невольно,
услыхав внизу голоса. Говорили приглушенно, с раздражением:

- Который уже раз на этом самом месте... Отклонение от общей теории
развития! А какое, собственно говоря, может быть соответствие, если
развитие-то отсутствует? Мы... бр-р-р... все стараемся подогнать Та-Кемт под
привычные схемы, формулировки... Все равно что обсчитывать физический
процесс, проходящий под углом к нашему времени... бр-р-р... без учета этой
разницы в скоростях...

- Вам, ксенологам-экспериментаторам, только бы рубить сплеча, -
раздался непреклонный голос Абоянцева, - а теорию пусть создают попозже и
где-нибудь подальше.

- Да не делайте из меня экстремиста, Салтан Абдикович, я ЗА, обеими
руками ЗА, только не за исключение из общей теории, как разводят эту жидкую
кашицу наверху, а за специальную теорию, применимую к Та-Кемту, - если
хотите, теорию социостазиса... б-р-р-р...

Гамалей, в полосатых широких плавках, имитирующих древнюю набедренную
повязку (красиво, но сохнет дольше), приплясывал на крупном колючем песке,
растираясь махровой простыней. Когда Макася занимала бассейн, остальные
тактично умывались поодаль, под душевыми грибками, расположенными на выходе
со скотного двора. Сейчас, похоже, он бежал к себе на второй этаж -
одеваться, но возле самой лестницы ни свет ни заря сцепился с Абоянцевым.

- Теория, голубчик, у нас одна, - примирительно и веско проговорил
Абоянцев, пропуская озябшего Гамалея к лестнице. - Одна на весь белый свет.
Теория старая, проверенная. Нужно только применять ее с умом. А специальных
теорий развития для кемитов не существует, как нет отдельных теорий для
кельтов, для туарегов или, скажем, для племени банту. Уж вы-то хоть и не
просиживали себе штанов, подобно мне, на теории этногенеза, а должны были бы
понимать.

Кшися начала медленно подтягивать ногу, чтобы нащупать позади себя
высокую ступеньку, - нет, не по чину было ей присутствовать при таком
разговоре. Тем более что она раньше и представить себе не могла, что кроткий
и замкнутый, как древний лама, руководитель экспедиции Абоянцев вдруг
заговорит таким раздраженным тоном.

Но коса, по-видимому, нашла на камень - тон Гамалея тоже изменился, и
Кшися подумала, что так говорить можно только с абсолютно чужим человеком:
роняя ледяные градинки слов с высоты своего роста на маленького Абоянцева.

- Ну, раз специальной теории у нас нет и быть не может, а мы все уже
здесь и готовы действовать, то незачем тянуть все девяносто дней. У вас ведь
есть право сократить подготовительный период до сколь угодно малого срока, и
я это знаю.

Кшися замерла. Абоянцев, значит, это может! Они изнывают в своем
проклятом колодце, зная, что там, за студенистыми непрозрачными для них
стенами бьется, как привязанная за лапу птица, другая жизнь, другая
цивилизация, - впрочем, цивилизация ли? А они проводят день за днем в
бесконечных тренировках, упражнениях, исследованиях, которые ничего уже
прибавить не могут. А Абоянцев...

- Да, - сказал Абоянцев, - такое право у меня есть. На исключительный