абсолютного душевного покоя, полноты жизни, и того счастья, которое способен
испытывать лишь тот, кто глубоко страдал.
преступление, совершенное Эрекозе... (голос, что произносил эти слова,
принадлежал ему, но губы, с которых они слетали, были чужими,
нечеловеческими...) Я тоже заслужил право на отдых... Заслужил это право...
себе... Мрачное лицо, отмеченное печатью отчаяния. Это было его собственное
лицо. Тоже его лицо.
мерно поднимаются и опускаются вновь, как эти бесконечные лица, что вопят и
рассыпаются в прах, как кровь, что разливается из перерезанных жал... Поток
крови, к которому он так привык...
восторжествовала!
ясность, хоть и на неуловимо краткое мгновение. Он был один. Один."
метался на постели, то испуская ужасные крики, то умоляя кого-то оставить
его в покое.
силы, сдержать конвульсии, сотрясавшие тело Хоукмуна. Призрачный утренний
свет, падающий из окна, выхватил в темноте ее заплаканное лицо.
лишь в ней обретал он свое утешение. В этом мире и во всех прочих мирах, в
которых видел себя во сне. Он крепко стиснул ее в сильных объятиях воина, и
их слезы смешались. Затем они встали, неслышно оделись и, даже не
позавтракав, спустились во двор. Здесь они оседлали крепких лошадей, которые
были заранее куплены для них, и покинули постоялый двор. Из Карли они
выехали дорогой, что шла вдоль побережья. Ветер дул с моря и нагонял к
берегу тучи, которые над сушей разрешались нудным дождем, беспрерывно шедшим
с самого их прибытия в город. Так, под дождем, они и проделали весь
оставшийся путь, пока не добрались до великого творения человеческого гения
и искусства, протянувшегося на целых тридцать миль и соединившего берега
континента и острова Гранбретании.
Хоукмун много лет назад.
вершины тонули в низком облачном небе. Прежде их украшали барельефы,
прославлявшие воинскую доблесть армий Империи Мрака, но теперь все это
исчезло. Каждый из городов континента, который был некогда разрушен или
разграблен гранбретанскими полководцами, внес свою лепту в новую отделку
моста. В основном это были сюжеты, воспевавшие гармонию природы.
просевшим под тяжестью добычи, вывезенной из Европы после сотни кампаний, и
марширующим колоннам солдат с масками звериных Орденов на лицах хватало
обычно двух центральных полос. Теперь же все полотно моста было занято
нескончаемыми торговыми караванами, идущими в обоих направлениях. Здесь были
путешественники и купцы из Нормандии, Италии, Славии, из Скандии, с
Булгарских гор, из могущественных княжеств Германии, Пешта и Ульма, из Вейны
и Кракува, и даже из далекой загадочной Московии. С континента и навстречу
им с острова шли непрерывные вереницы верблюдов, ослов и мулов, повозок и
телег, запряженных лошадьми, быками и даже слонами. Порою среди них
встречались экипажи, приводимые в действие с помощью механизмов, как
правило, несовершенных или в той или иной мере не исправных, принцип
действия которых был известен лишь горстке людей с тонким и проницательным
умом (впрочем, у большинства из них понимание это оставалось чисто
абстрактным). Плохо ли, хорошо ли, но механизмы эти служили людям уже в
течение доброй тысячи лет, если не больше. Люди путешествовали как верхом,
так и пешими, преодолевая сотни миль, чтобы полюбоваться величественной
красотою Серебряного моста, считавшегося подлинным чудом света. Толпа
поражала экзотичностью своих нарядов, от рваных, залатанных и пыльных, до
варварски пышных и великолепных. Кожа, меха, разнообразные ткани всех
расцветок, шкуры диковинных зверей, сверкающие всеми цветами радуги, перья
редких птиц украшали тела и головы странников, придавая толпе яркий
праздничный вид карнавального шествия. Но все это красиво смотрелось лишь
при ярком солнечном свете. Сейчас же все равно страдали от пронизывающих
порывов ледяного ветра и дождя, который, промочив насквозь одежду, погасил
все яркие краски. Хоукмун и Иссельда предусмотрительно облачились в одежду
из плотной ткани, лишенную всяческих украшений. Вскоре они смешались с
людским потоком, неторопливо продвигающимся на запад, к земле, еще недавно
запретной и наводящей ужас на все остальные народы Европы. Теперь же остров
преобразился, сделавшись за время правления королевы Фланы всемирным центром
торговли и искусства, средоточием знаний и справедливых законов. Конечно,
Хоукмун и Иссельда могли бы добраться до столицы гораздо быстрее, хотя бы на
орнитоптере или на ездовом фламинго, но герцог желал попасть в Лондру именно
тем путем, которым покинул ее когда-то, и именно это сыграло решающую роль в
выборе маршрута путешествия. Как и прежде, у него захватило дух при виде
этих тонких струн-канатов, дрожащих под чудовищным весом полотна моста. Не
меньшее восхищение вызывала работа многих художников и чеканщиков, покрывших
тонким листовым серебром поверхность стальных пилонов, служивших не только
для поддержания миллионотонной конструкции, но и для противостояния
непрерывным ударам волн и постоянному давлению течения в глубинах пролива,
отделяющего остров от материка. Это был монумент во славу человеческого
гения, полезный и прекрасный, сооруженный лишь при помощи рук и разума, без
какого-либо вмешательства сверхъестественных сил. Хоукмун всегда презирал
трусливую и малодушную философию, утверждавшую, что человек не дорос до
того, чтобы создать подобное чудо из чудес, что он никогда не совершил бы
ничего выдающегося, если бы им не руководила какая-то могущественная,
сверхъестественная или божественная воля либо некий более развитой разум,
вторгшийся из иных пределов в Солнечную систему. Хоукмуна, напротив,
поражали возможности человеческого разума.
проглянули сквозь редкие просветы в тучах и осветили серебряные нити моста,
вспыхнувшие ажурным сияющим кружевом. Хоукмун глубоко вздохнул, втягивая в
себя свежий морской воздух, пахнущий водорослями и йодом. Он улыбнулся,
любуясь чайками, что кружили высоко в небе над вершинами пилонов,
полюбовался белоснежными парусами судна, которое как раз в этот миг
проплывало под одним из пролетов моста. Настроение его резко повысилось, и
он стал с живостью разглядывать и обсуждать с Иссельдой сюжеты барельефов и
чеканки, что встречались им на мосту. Путешественники принялись болтать о
разных пустяках, о тех удовольствиях, что обещала им Лондра, если она
окажется хоть наполовину столь же прекрасна, как и этот мост.
окутало Серебряный мост, приглушив скрип многочисленных колес и звон подков,
шорох и плеск волн, бьющихся о пилоны. Он обернулся к Иссельде, чтобы
сказать ей об этом, и вдруг обнаружил, что она исчезла, В волнении он
принялся шарить взглядом по сторонам, и с ужасом осознал, что остался на
мосту совсем один.
к нему... Но и этот крик поглотило безмолвие.
поторопиться, то он еще может успеть...
трогалась с места. И тогда Хоукмун, осознав, что его вновь предали, закричал
протяжно и истошно:
Глава 3
В ТУМАНЕ
громкий, чем голос Хоукмуна, он был подобен раскатам грома.
попытался подняться, но тщетно. И тогда он пополз к тому месту, где в
последний раз видел Иссельду.
Акунин Борис
Березин Федор
Грабб Джеф
Акунин Борис
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия