искала минут пятнадцать, и думала, что, возможно, ей не следовало сюда
приходить. Джулия всегда так странно на нее смотрит, словно огорошенная
тем фактом, что она не погибла в утробе матери. Впрочем, неважно. Ведь
это Рори просил ее зайти, разве нет? И этого было достаточно. Она бы не
променяла шанса хоть раз увидеть его улыбку на тысячу Джулий.
дважды делали попытку завести разговор, и оба раза не получалось.
Слишком уж мало у них было общем: Джулия мила, красива, ей перепадали
все взгляды и поцелуи, Керсти же была девушкой с вялым рукопожатием, и
если глаза ее когда-нибудь и блестели, как у Джулии, то только от слез -
до плача или после него. Она уже давно решила для себя, что жизнь
несправедливо устроена. Но отчего, когда она уже смирилась с этой
горькой правдой, жизнь непременно тычет ее носом еще и еще раз?
не бывает некрасивой ни при каких обстоятельствах. Каждый жест -
скинутая тыльной стороной ладони прядь волос со лба, сдувание пыли с
любимой чашки - был отмечен легкостью и изяществом. Наблюдая за ней, она
поняла причину собачьей привязанности Рори к этой женщине, а поняв,
ощутила новый приступ отчаяния.
немилосердно. Он улыбнулся ей, обнажив немного неровный ряд зубов, -
улыбка, перед которой, как ей казалось еще недавно, в день первой их
встречи, было невозможно устоять.
к Джулии.
этот заезд мы захватили кровать, - он заговорщицки подмигнул ей, но она,
похоже, не обратила внимания.
краев и поставила на огонь. Из двери было видно, как Рори в прихожей
распоряжается разгрузкой. Они внесли кровать - настоящее брачное ложе.
Она изо всех сил старалась отогнать возникшую перед глазами картину -
он, лежа на этой кровати, обнимает Джулию, - но не могла. Стояла, глядя
на воду в кастрюльке, следя за тем, как она закипает и над плитой
поднимается пар, и все то же видение их утех, от которого болезненно
ныло сердце, возвращалось к ней снова и снова.
***
мебелью, терпение Джулии лопнуло окончательно. Это просто какое-то
несчастье, твердила она, в этих чемоданах, сундуках и коробках все
уложено кое-как. Приходится раскапывать кучу ненужных вещей, прежде чем
доберешься до самого необходимого. Керсти молчала, занимаясь на кухне
перемыванием запыленной посуды.
выкурить сигарету. Прислонилась к дверному косяку и глубоко вдохнула
горьковатый воздух. Хотя было только 21 августа, весь день в воздухе
висела легкая дымка гари, напоминающая, что осень близко.
теперь, стоя на верхней ступеньке, она услыхала колокольный звон,
сзывающий прихожан на вечернюю службу; звук накатывал ленивыми волнами.
Он успокаивал и умиротворял. И она вдруг вспомнила детство. Воспоминание
не было конкретно, не то, чтобы перед ней предстал какой-то определенный
день или место, нет. Просто возникло ощущение, что она вновь молода, она
ребенок... Ощущение имело привкус тайны.
церковь. Да, то был день свадьбы ее и Рори. Воспоминание об этом дне,
вернее, о надеждах, связанных с ним, которым так и не суждено было
сбыться, наполнило ее сердце горечью. Она повернулась и вошла в дом под
все усиливающийся звон колоколов. После улицы, озаренной лучами
заходящего солнца, ей показалось, что в доме особенно темно и мрачно.
Она так страшно устала, что хотелось плакать.
ночью, а ведь они еще даже не решили, в какую из комнат ее ставить. Вот
этим и надо заняться прямо сейчас, и немедленно, чтоб не входить в
заваленную вещами гостиную и не видеть эту Керсти с вечно кислым,
похоронным выражением лица.
этаж. Первая из трех находившихся там комнат била самой просторной,
казалось бы, чем не спальня? Но солнце еще не проникало в нее (а
возможно, и вообще никогда не проникает), на окнах висели тяжелые шторы.
Здесь было прохладней, чем в любом другом уголке дома, но воздух
спертый. Она пересекла комнату по диагонали и подошла к окну поднять
шторы.
Оказывается, штора была прибита гвоздями к оконной раме, надежно охраняя
помещение от проникновения малейших признаков жизни с улицы. Она
попыталась отодрать ткань, но безуспешно. Человек, прибивший штору,
потрудился на совесть.
и заняться этим. Она отвернулась от окна и вдруг неожиданно отчетливо
осознала, что колокол все еще сзывает прихожан. Что это, неужели они еще
не пришли на службу? Неужели этого крючка с приманкой, сулящего райское
блаженство, оказалось недостаточно? Мысль промелькнула в голове, не
успев толком оформиться. А колокол все звонил, казалось, от звука
вибрирует сама комната. Ноги ее, и без того ноющие от усталости, слабели
и подгибались с каждым новым его ударом. Голова раскалывалась от боли.
и влажные даже на вид. Хоть места тут и много, но Рори ни за что не
убедить ее использовать эго помещение в качестве главной спальни.
Пропади она пропадом.
вдруг в углах что-то скрипнуло, а дверь со стуком захлопнулась. Нервы
Джулии были на пределе. Она с трудом сдержалась, чтоб не разрыдаться. И
вместо этого просто сказала:
она легко (а почему бы, собственно, и нет?), но Джулия почувствовала
страшное облегчение. Дверь распахнулась. Снизу из холла струились тепло
и розовато-золотистый свет.
которому, казалось, не было причин, повернула ключ в замке.
прекратился.
комнату.
прекрасно понимая, что сдаться все равно придется.
похотливом выражении которых било мало материнского.
3
стремлении избавиться, излечиться от своих крайностей и излишеств.
начинает тосковать по лету, чтоб покончить с днями, преисполненными
томительном ожидания. Лето, в свою очередь, задыхаясь в поту, стремится
отыскать кого-то, кто умерил бы его пыл, а спелая и сочная осень устает
в конце концов от собственного великодушия и рада острой перемене,
переходу к холодам, которые убивают ее плодовитость.
февраля мечтает о пламени, в жаре которого истаяли бы ее наряды. Все
устает от себя со временем и начинает искать противоположность, чтобы
спастись от самого себя.
смешно.
***
и гостеприимный вид. Последовали даже визиты от соседей, которые,
присмотревшись к парочке, уже начали поговаривать о том, как хорошо, что
дом номер 55 снова занят жильцами. Лишь один из них как-то раз упомянул
вскользь Фрэнка, вспомнив, что вроде бы один странный парень приезжал и
прожил тут несколько недель прошлым летом. Последовало секундное