Чтение 4–й страницы книги ~Флот~

Флот Альянса Планет существовал уже тысячу лет, но за весь этот срок
Эйре ни разу не стала базой для его операций, хотя ее обитателей и
мобилизовали в армейские части наземных сил Флота. У Терри Инглиша был
брат, который по слухам служил в одной из таких частей.

Последний раз брата Инглиш видел в пятилетнем возрасте, и Гордость
Кельтов был ему ближе брата, а всех других людей - тем более. И теперь он
без малейшего зазрения совести готов был выдать Диннинов Хорькам, если бы
представился случай. А если он не хотел быть убитым, как Фавн, ему надо
было обязательно найти такой случай.

Если Смит не солгал и, назвав его имя, Инглиш не будет отпущен
инопланетянами на свободу, так быть рабом халиан, наверное, ничем не хуже,
чем быть слугой Диннинов, как свидетельствовали рубцы у него на теле и
всякие воспоминания.

Трудность заключалась в том, что Гордость Кельтов находился в убежище
Диннинов. И одно дело выдать своих угнетателей новым угнетателям, но
совсем другое - обречь гнедого красавца на смерть или дурное обхождение.

Парализованный неуверенностью и страхом, Инглиш забился поглубже в
кусты в ожидании дальнейшего, а Хорьки, постреливая по кустам, окружали
развалины дома.

Далеко позади него в потайной пещере Гордость Кельтов вопросительно
заржал, но звук этот был почти не слышен, так как вечерний ветерок дул в
сторону семейного убежища от развалин дома и Хорьков, и Инглиша тоскливо
съежившегося на своем посту.

Халианские налетчики обрушились на дом точно Божий гнев, оставляя за
собой кумулятивные заряды, а когда собрали и рассортировали все ценное,
включая горстку рабов, которых имело смысл забрать с собой, взорвали
развалины, а заодно и зерновой склад для пущего шума.

В алых отблесках глаза халиан горели красным огнем. Налетчики держали
под прицелом двадцать с лишним крестьян. Шестнадцать пленников, уже
связанные между собой - здоровые, сильные, молодые, главным образом
женщины, - стояли в стороне, привязанные к дереву возле груды добычи.

Халианин вразвалку обошел остальных и невозмутимо пристрелил старика.
Выбранного наугад, просто чтобы преподать урок рабам. Одна из женщин в
связке закричала и рухнула на колени. Другой халианин подошел к ней,
подсунул ствол автомата ей под подбородок и таким способом поднял ее на
ноги. Связка замерла в гробовом молчании.

В отличие от детей и стариков. Какой-то мальчик испуганно позвал -
видимо, свою мать. Он попытался броситься к связке и получил пулю в
голову.

Командир подразделения, убедившись, что урок дошел до связки, поднял и
опустил руку. Он уже удалялся от криков и шума, когда его подчиненные
принялись резать старых и малых. Ему не хотелось есть. Нутряное чувство
подсказывало ему, что он что-то упустил. Что-то позади них, подсказывал
ему инстинкт, заставлявший напрягаться и ныть мышцы его спины.

Он оставил троих стеречь связку, хотя люди в ней от ужаса забыли о
сопротивлении, а остальных повел назад тем путем, которым они подошли к
дому. Чего-то не хватало, и его нос подсказывал - чего-то по ветру, потому
что в доме не нашлось ни настоящих драгоценностей, ни жирных благородных
затейливо причесанных женщин, ни мужчин, сжимающих в руках золото в
надежде откупиться от неизбежного.

И никто из рабов не смотрел в наветренную сторону, а только назад -
туда, откуда появились он и его бойцы. Командир подразделения разбогател,
нападая на человеческие поселения. Ему это удалось, потому что он знал
повадки своей добычи. Как и положено охотнику.

Мэри Диннин внезапно обрела спокойствие. Накануне вечером она
обдумывала празднование своего тридцатипятилетия. В небе плыла полная
луна, было светло как днем, и в ней бурлило радостное возбуждение. А
теперь она, Олтон и их финансовый помощник и управляющий притаились здесь,
в пещере, приготовленной отцом ее отца именно на такой немыслимый случай,
- в пещере, о которой на протяжении ее жизни почти забыли. Притаились с
лучшими своими лошадьми. И не менее дюжины слуг между ними и гнусным
вооруженным зверьем прозванным Хорьками.

- Казалось бы, - говорил Олтон, втягивая последнюю понюшку своего
табака, - что за наши взносы Альянсу, не говоря уж о Шэнноне, мы могли бы
рассчитывать на более надежную защиту.

- А иди ты, Олтон! - сказала она. - Я хотела приобрести корабль, как
Колдуэллы, но, ах нет-нет, ты счел, что оно того не стоит. "Корабли себя
не оправдывают, дорогая. Мы уподобимся Колдуэллам - будем себе в убыток
менять их каждые несколько лет: ведь нельзя же пользоваться устаревшей
моделью, не так ли?" Ну, будь у нас самая устаревшая модель, мы были бы
теперь вне всякой опасности, а не отсиживались бы здесь с твоими
проклятыми - и вонючими! - лошадьми. Лошади нам теперь не помогут, дорогой
братец!

Олтон встал и отошел туда, где нервно перебирали ногами его породистые
кони и кобылы. А что, если лошади помогут? А что, если вскочить в седло и
умчаться, перемахивая через все препятствия? Вырваться из этой невыносимой
ситуации?

Будь это возможно, Олтон давно бы ускакал, предоставив Мэри
выпутываться, как она знает.

Мэри Диннин рассматривала свои ноги в свете люминесцентной аварийной
лампы. Ей следовало бы выйти замуж, вот что! Тогда бы ее оберегал муж, и
ей не пришлось бы зависеть от поглощенного собой брата и горстки слуг.
Пусть преданных, но просто не способных на то, что от них требовалось
теперь.

Если ей когда-нибудь удастся выбраться из этой жуткой пещеры, она
обязательно поставит поместье на круглосуточную охрану - Олтон и этому
противился как напрасной трате денег. Хоть бы ее отец был здесь! Но
Гарольд отправился в Корк по государственному делу. Ему предстояло
выступить с речью на какой-то церемонии в космопорте.

Она мечтательно подумала, что ее отец уж сумеет как-нибудь
освободиться. А если папа на свободе, он ее найдет, Он спасет ее. Не
допустит, чтобы она погибла с Олтоном, зарезанная в пещере как собака.

Она посмотрела мимо управляющего, который скорчился с бутылкой вина
(она ее откупорила, но пить не смогла), туда, где Олтон поглаживал своего
любимого коня. Чертова тварь! Возможно, теперь выяснится, что она была
права, раз с самого начала возмущалась таким увлечением семейства
лошадьми.

Только лучше бы ей не убеждаться в своей правоте! Мэри вздохнула и
провела по лбу привычным жестом страдальческого многотерпения, на этот раз
вполне отвечавшего положению, в какое она попала.

Лучше бы забрать в пещеру побольше слуг: было бы кому приготовить еду.
Слава Богу, тут хватает еды, чтобы приготовить! И еще кого-то убирать за
лошадьми, чтобы вонь не была такой удушливой.

Она как раз пришла к выводу, что ей остается только взять себя в руки и
решить, что приготовить на ужин, как совсем близко раздался выстрел.

Она взвизгнула. Не смогла удержаться. А чертов жеребец Гордость Кельтов
тоже взвизгнул и куда громче.

Это нечестно. Да, нечестно! И она закричала, кидаясь к брату:

- Я не вытерплю! Пристрели эту лошадь и всех остальных! Теперь же! Не
то это сделаю я. Они нас выдадут. Мы попадем в плен! За нас потребуют
выкуп...

- Выкуп? - Брат обернулся к ней, держа гнедого за недоуздок. - Ты
когда-нибудь слышала, чтобы халиане брали заложников? Они берут рабов,
дорогая моя. Рабов. А у меня есть только шесть патронов. - Он хлопнул себя
по бедру. - И два из них для нас с тобой, если понадобится. - Его рот
сжался в узкую белую полоску. - Лошадей я выпущу, когда стемнеет. Может,
они уцелеют.

- Ну, хотя бы лошади получат шанс! - сказала Мэри едко. Руки у нее
дрожали, кровь гремела в ушах, но она заставила себя пойти взглянуть, из
чего управляющий сможет состряпать жалкий ужин при свете аварийной лампы в
пещере, приютившей еще и лошадей. И вообще, что едят люди, прячась от
врага совсем иной расы? Нечеловеческой?

Выстрелы эти были выстрелами наугад, снова и снова повторял про себя
Терри Инглиш. Ему удалось затаиться, когда халиане проходили мимо, но до
него доносились вопли и стоны, свидетельствовавшие, что другим слугам на
постах за его спиной повезло меньше.

Он понукал себя выйти из укрытия, подойти к какому-нибудь Хорьку и
объяснить, что он тот человек, который снабдил их всякими полезными
сведениями о поместьях Диннинов. Но не мог. Ноги не слушались.

Один халианский солдат прошел так близко, что Инглиш разглядел
пролысину на его бедре, где мех вытерся под тяжестью оружия. Вот и
следовало бы... но он не решился.

А теперь было темно, и его одолевал страх. Что, если они сначала
выстрелят, а вопросы будут задавать потом? Что, если его найдут прежде,
чем он покажется им? Он боялся шевельнуться и боялся оставаться на месте.
Может, они уйдут, так и не отыскав пещеры.

Может... может...

Но из темноты до него доносились звуки. Кто-то плакал, очень тихо -
такой булькающий, почти захлебывающийся плач, словно кровью
захлебывающийся. И тявканье, точно смех, тявканье, как тявкают лисицы
Эйре; Но не собаки Эйре. Надо вылезать. И поскорее. Надо добраться до
Хорьков, пока Хорьки не добрались до пещеры. Там же Гордость Кельтов! А
они, наверное, не способны отличить одну лошадь от другой и понять, чего
стоит Гордость. Конь может пострадать в неразберихе.