Чтение 4–й страницы книги ~Клочья тьмы на игре времени~

Бьющие в спину лучи высвечивают хищные глаза дорожных знаков и прижимают к
обочине. Машины проносятся совсем рядом, обдавая горячим и пыльным ветром.
Ничего не стоит сбить на такой дороге одинокого велосипедиста-банту. Но
сейчас эта дорога через вельд - чудо дорога.

Бросить на обочине или прислонить к дорожному знаку велосипед и
скользнуть в выжженные ароматные травы.

Впереди развилка и и *. Это знакомая дорога на
город с шикарным туземным магазином. Но он никогда не ездил правой
дорогой. Куда же ведет она?

_______________

* <Держись левой стороны> (на англ. и африкаанс).

<Покупайте бензин калтекс!>

Одинокое сухое дерево стоит посреди вельда. Белые струи помета на
коре. Лысый, с пышным меховым воротничком стервятник на самой верхушке.
Немного поодаль пирамида термитника. Вот здесь бы и слезть с велосипеда.
Тяжело, словно нехотя, взлетит в последнюю минуту черная птица. И вельд
раздастся и поглотит, как глухая вода ночных рек.

Из-за поворота вылетел бело-голубой мотоциклет дорожной полиции.
Полицейский, сидевший в коляске, держал шлем на коленях, блаженно щурился
на солнце, и ветер трепал его рыжие волосы, залепляя ими глаза. Водитель
затормозил, поднял очки на лоб и сделал знак приблизиться.

Води Миндела слез с велосипеда и, бережно положив его на обочину,
подошел.

- Контрольная книжка, - сказал полицейский, требовательно вытянув
руку в белой с раструбом перчатке.

<Белый: Лицо, именуемое белым, это лицо, которое по своему внешнему
виду или по всеобщему признанию принадлежит к белой расе, в эту категорию
не включаются лица, которые внешне выглядят как белые, однако по всеобщему
признанию считаются цветными.

Туземец: Туземцем именуется лицо, которое фактически или по общему
признанию принадлежит к одной из местных рас или к одному из местных
племен.

Цветной: Цветными являются все те, кто не принадлежит ни к категории
<белый>, ни к категории <туземец>. (<Закон о регистрации населения Южной
Африки>, 1950 г.)

<Цветные подразделяются следующим образом: капские цветные, капские
малайцы, гриква, китайцы, прочие азиаты, прочие цветные. Последняя группа
подразумевает лиц, не включенных ни в одну из указанных групп и не
принадлежащих ни к белым, ни к туземцам>. (<Распоряжение ј 46 от 1959 г.>)

(Экспериментальная флюктуация.)

Полицейский перелистал контрольную книжку. Разрешение на пребывание в
городском районе, право езды на велосипеде, уплата налогов - все было в
порядке.

- Зачем ты пересек границу округа? - спросил он, махнув рукой в
сторону развилки, которую только что проехал Миндела. - Разве ты не
знаешь, что по этой дороге тебе ездить нельзя?

Миндела покачал головой.

- Получит приказ о высылке - узнает, - сказал тот, что сидел в
коляске, вылезая на дорогу. - Поедешь с нами. - Он подтолкнул Минделу к
коляске.

- А как же велосипед?

- Ничего, - отозвался полицейский в шлеме и достал из нагрудного
кармана картонную бирку со знаком дорожной полиции. - Привяжи вот это.

Миндела склонился над своим велосипедом, печально вывернувшим руль,
как подбитая винторогая антилопа, и привязал продетую в ушко бирки тесемку
к раме. Потом послушно залез в мотоцикл. Рыжеволосый надел шлем и, опустив
очки, устроился на заднем сиденье.

Та же львиная шкура вельда до самого горизонта. Тот же бьющий в
ноздри аромат и теплый ветер. Но только померкла синяя чаша, превратилась
в перевернутый стакан, накрывший муху. И все вокруг задрожало от этой
внезапной перемены. Солнце зашло за серое облако, канул гриф с высоты, и
пыльной дымкой на горизонте обозначилось вспугнутое стадо куду...

Перед тем как въехать в город, полицейские остановили мотоциклет и
надели Минделе наручники. Третий раз в жизни видел он эти стальные
браслеты на своих руках. И не удивился им, не испугался. Знал, что потом
их все равно снимут. Разве можно работать кайлом или лопатой в наручниках?

Город был весь белый, и пальмы колыхались на ветру, бросая перистые
тени на широкий, сверкающий в солнечных бликах асфальт. Город показался
Минделе значительно большим, чем тот, куда он обычно ездил по
воскресеньям.

На четырехугольной башне с круглыми часами трепыхался пестрый лоскут.
Под одинаковым углом к тротуару стояли ряды разноцветных машин. Полосатые
тенты затеняли витрины магазинов, которые поблескивали сумрачным зеркалом,
как заросшие слоновой травой черные болота.

Миндела не очень боялся и даже был рад, что попал в этот белый город,
в котором, видно, всегда праздник.

Они остановились перед воротами в высокой каменной стене. Дали
сигнал, и ворота разъехались в разные стороны. Мотоциклет затрещал и
въехал во двор, мощенный розовым и серым гранитом.

С Минделы сняли наручники и отвели в дальний угол этого голого
каменного двора, отгороженный толстыми стальными прутьями. Перед загоном
на парусиновом стульчике с зонтиком над спинкой дремал толстый
полицейский. За прутьями сидел на земле бушмен. Миндела сразу распознал
это по глубоким складкам на лице и вывороченным губам.

Рыжий полицейский потрепал толстого по плечу и велел ему принять
нарушителя. Тот, лениво потягиваясь, встал, отпер и поднял забранную
прутьями дверь. Миндела видел такие уходящие вверх на блоках и стальных
канатах двери, когда перевозил по приказу прежнего хозяина клетки для
носорогов из Дурбана в Преторию. Он многое повидал на своем веку и без
страха вошел в загон к бушмену. Дверь с лязгом упала, мышеловка
захлопнулась. Бушмен не пошевелился и все сидел себе под солнцем, подобрав
ноги к сморщенному подбородку, и хлопал глазами, выпуклыми и темными, как
у водяной крысы.

- Опоздали, ребята, - сказал рыжему толстый, запирая клетку. - Всю
партию уже отправили. Того, - он указал на бушмена, - утром привез Крис, а
теперь вот вы с этим...

- Ничего, - рассмеялся рыжий. - Найдется им тоже работа. - И пошел,
покачиваясь и помахивая шлемом, к мотоциклу.

Миндела тоже уселся на горячий отполированный гранит и достал
сигарету. Закурил. Потом достал еще одну и протянул бушмену. Тот молча
взял и прикурил от зажигалки, которую Миндела ловко поднес ему под самый
нос.

Мотоциклисты уехали, а потом и толстый полицейский проковылял к
двухэтажному флигелю и скрылся в черной тени подъезда. Миндела и бушмен
остались одни во всем необъятном гранитном дворе.

Потом и их накрыла тень. Повеяло легкой прохладой. Небо сделалось
лилово-красным, а белый камень домов и стены потемнел. Верхушки деревьев
над стеной казались вишневыми, как уголья, отгоревшие в закатном огне.

Миндела съел кусочек галеты и выкурил еще одну сигаретку. Бушмена на
этот раз не угостил.

Закат быстро отпылал и потух. Где-то закричала сова. В окнах зажглись
огни. Густая тьма залила клетку и двор. Бушмен спрятал лицо в коленях и
заснул, так и не сказав ни слова. Миндела стал выискивать в разрывах
облаков знакомые звезды.

Без звезд нельзя отыскать дорогу ни в пустыне, ни в вельде.
Расстояния там обманчивы, а муравейники или одинокие деревья так похожи
друг на друга. Только невидимые реки запахов, тайные знаки и звезды могут
указать путнику нужную дорогу. Но надо родиться и долго жить в вельде,
чтобы научиться распознавать незримые тропы запахов и сверкающие дороги
звезд.

Миндела захотел пить. Даже в пустыне он смог бы отыскать и выкопать
растущий под землей арбуз, который так чудесно утоляет жажду. Такие арбузы
- единственное средство выжить в Калахари. Они бывают горькие и сладкие.
Лошади почему-то всегда безошибочно находят сладкие. Сейчас он был бы рад
даже горькому, хотя после него долго горит рот.

Он сказал себе, что заснет, и сразу же заснул, как это делают
охотники, которым надо с рассветом подстеречь антилопу у водопоя.

- Мирандо! На допрос, - громко сказал кто-то на незнакомом языке.

Миндела понял только, что это его вызывают куда-то. Почему он понял
это и что заставило его вскочить на ноги? Вряд ли он смог бы объяснить.
Это был зов через подсознание. Других слов просто нет. Люди часто
разговаривают с теми, кто снится им ночью. Но они не замечают, что ведут
разговор только сами с собой. Молчаливый разговор, когда губы не
шевелятся, а мысли сразу вкладываются в мозг.

Мозг - источник всего. Он может создать иллюзию внешнего мира. Спящий
человек думает, что живет обычной жизнью. Он не знает, что живет лишь в
собственном мозгу. Даже мертвых возвращает на время из небытия
человеческий мозг, как вернулась на время к Орфею тень Эвридики.

Кто-то громко сказал что-то на незнакомом языке. Миндела не знал
языка, и имя Мирандо ему ничего не говорило. Да и не различил он в чужой
речи, что это слово означает чье-то имя. Но незнакомая речь коснулась
каких-то извилин его мозга, и он услышал голос внутри себя: <Вставай. Тебя
зовут на допрос>.

Он прошел вдоль узкого сырого коридора. За спиной грохотали тяжелые
шаги конвоя. Что-то звенело и лязгало. А с низкого каменного свода падали
холодные гулкие капли. За спиной трещал факел и, шипя, капала на пол
смола. А тень впереди то укорачивалась, то вдруг далеко вырывалась и
пропадала в неосвещенном сумраке.

Тяжелая рука легла ему на левое плечо. Нажала и толкнула куда-то. Он