нему. В первую очередь - проблема еды. Тут ничего особенного не
придумаешь. Будем полагаться на опыт первобытных, надежным носителем
которого является Ного. Стараясь не слишком привлекать внимание
дикарей, я вырезал из кости несколько рыболовных крючков, хотя знал,
что рыбалка в здешних лужах и озерах из-за обилия крокодилов - дело
сомнительное. Крючки я спрятал в футлярчик с огнивом. Из длинных
обезьяньих волос мне удалось свить бечевку. Я намотал ее на ручку
каменного топора, заранее наслаждаясь изумлением Ного, - он никогда не
видел, как удят рыбу. Глядя на обширную поверхность реки, я подумал,
что в ней должно быть немало живности. Надо бы испробовать свои
рыболовные принадлежности. Извлекаю крючки из футляра. На какое-то
мгновенье замираю, громко чертыхаюсь. Ного таращит на меня удивленные
глаза. Что ему сказать? Я смастерил крючки, свил леску, но не подумал
о приманке. Пальмовые почки для приманки не годятся, крокодильи яйца
тоже на крючок не насадишь. Остается единственная возможность:
нарезать узеньких полосочек из собственных ягодиц. Остроумно, правда,
но хорошо только для сказок. Не скрывая досады, прячу крючки обратно в
футляр. Где же выход? Он есть. Его подсказали мне дикари: не думай о
завтрашнем дне, живи сегодня, обходись тем, что имеешь.
жуем. Час жуем. Когда хочется пить, ложимся на живот, подползаем к
воде и пьем. Вода в реке прохладная, чистая, если не всматриваться в
нее слишком пристально. А если всмотришься - увидишь, что даже в
чистейшей речной воде существует жизнь. Простейшая, но жизнь. Не
думаю, что вода эта опасна для нашего здоровья. Приходилось и не такую
пить.
залюбуешься. Но та ли это река, о которой говорил мне гладкокожий?
Если я правильно понял, до ее устья надо плыть многие сотни
километров. За Черными Горами она раздастся вширь, низкие берега
станут топкими, воздух пропитается болотными испарениями. Впрочем,
рано думать о конце пути, находясь в самом его начале.
каким на рассвете пронизывала прохлада. Теплынь усыпляет, и мы
растягиваемся на плоту. Меня разморило, погружаюсь в дремоту. Уснуть
по-настоящему мешает подспудная тревога. От нее так запросто не
избавишься. А Ного уже храпит. Так что же меня тревожит? Или это
следствие вчерашней погони? Я еще не отошел и, уверен, не скоро отойду
от нее. Лежа на спине, гляжу в безоблачное небо. По обе стороны
медленно проплывают горные вершины. Я возвращаюсь к утренним
размышлениям...
В университете? Или в те годы, что я провел в лаборатории? Ничто не
предвещало каких-то крутых перемен в моей судьбе. Может, все началось
с "Викинга"? Мучительно ищу ответ в размышлениях над длинной цепочкой
вроде бы не таких уж значительных событий, составивших мозаику двух
промежуточных лет. В охраняемой прарептилиями тишине Великой Реки
пытаюсь прокрутить, пролистать в обратном порядке историю моей жизни.
Более располагающей к этому обстановки, наверное, и не бывает.
камня - мне все же удалось выяснить, что это за руда, - зову Лену из
навигационной кабины, чтобы сказать ей о моем первом открытии.
запястью. Голос у Лены веселый - она среди нас единственная, кому
длительное состояние невесомости не доставляет неприятностей. Она
легко передвигается по многочисленным, хоть и тесноватым помещениям
космического корабля, буквально перепархивает с места на место и, в
отличие от нас, неуклюжих, обходится без шишек и синяков. Удивительная
девушка. Когда вернемся домой, она станет моей женой. Мы отправимся в
свадебное путешествие на Счастливые острова, а потом проведем долгие
годы в лаборатории, пока дружно не обработаем все материалы, собранные
на Ганимеде, спутнике Юпитера.
поблескивающего камня и видел радужную перспективу судьбы.
от страшного удара. Невероятная тяжесть придавила меня к стене. В
кромешной тьме я расслышал хлопки - сработали запоры шлюзов. Это
конец, с ужасом подумал я и кинулся к выходу. Я забыл о правилах
передвижения в условиях невесомости, но не обращал внимания на толчки
и удары. Панический страх овладел мною настолько, что я ничего не
соображал, швыряемый невесомостью с одной стены на другую. Мне
показалось, что кроме шума, производимого моими беспорядочными
метаниями, раздался другой звук. Ко мне вернулось самообладание, и я
ухватился за привинченное к полу кресло.
Живой человеческий голос. - Говорит Центр. Просим сохранять
спокойствие. Наш корабль столкнулся с метеоритом. Сейчас производится
оценка его живучести и повреждений. Повторяю: сохраняйте спокойствие и
налаживайте связь друг с другом. Во избежание потерь воздуха запертые
по команде центрального пульта отсеки следует открывать по очереди.
Отсеки с нарушенной герметизацией отключены от блока питания,
следовательно, они не открываются... Сохраняйте спокойствие.
Оказывайте помощь нуждающимся!..
Космических исследований, и заложено в систему компьютерного
обеспечения связи. И все равно этот голос успокаивал. Обманчивый
эффект живого человеческого голоса. Центр управления кораблем,
именуемый "мозгом", все свои команды, все обращения произносил голосом
популярного киноактера геовидео. Тонкий психологический расчет
проектировщиков, рассчитанный на случай внезапной аварии, когда паника
неподвластна разуму. Где же Лена? В каком отсеке застала ее беда? Я,
как заведенный, звал ее по каналу общей связи. Бесполезно. Попутно я
обращался к другим сотрудникам. Ни одного отклика! Мысль о том, что я
остался один, казалась невероятной! Этого не может быть! Не должно
быть!
задушевно перечислял повреждения - их оказалось очень много. Тем же
голосом "мозг" сообщал о корректировке курса, для этого включались
двигатели коррекции. Их тяговые усилия вызывали гравитацию. Меня в
таких случаях бросало на стенку. При таком масштабе разрушений просто
удивительно, как сохранился "мозг", тон которого излучал спокойную
уверенность проникновенным голосом актера геовидео. Именно это меня и
раздражало. Я не сомневался в размерах катастрофы. Времени было у меня
немного. Надо что-то предпринимать.
жизнеобеспечения, я был отрезан анфиладой разрушенных отсеков. В них
господствует смертельный космический холод, а главное - космический
вакуум. Я не смогу без скафандра пройти в носовую часть корабля.
Скафандры, сложенные в гардеробе у первого входного люка, также были
вне моей досягаемости. Что же делать? На ощупь добрался до люка и
вошел в соседний отсек. Стало труднее дышать. А что, если воздух на
исходе? Разделю участь Лены и остальных членов экипажа? Велика ли
разница - погибнуть от удушья или от внезапной разгерметизации! Лена
погибла. Экипаж погиб. На чудо я не надеялся. Временами меня
охватывало такое отчаяние, что хоть вой. Тишина в мертвом корабле, или
почти мертвом, утвердилась космическая, и я перестал прислушиваться к
чему-либо. Наверное, потому я не сразу обратил внимание на тихий стон,
доносившийся по переговорному устройству. Я громко позвал, прислушался
- ответа не последовало. Кричу в аппарат во весь голос, а в ответ лишь
негромкий стон, бессильный превратиться в нормальную речь. Кто-то ждет
помощи. Может, Лена? Мысли лихорадочно роились в голове в поисках
выхода.
и последнее. Мое положение осложнялось тем, что я, как и Лена, не был
членом космического экипажа. Мы - геологи, сотрудники Центрального
Горного Музея. Наше участие в нынешней экспедиции было продиктовано
недостаточностью результатов предыдущих исследований. В программу
нашей подготовки не входило изучение всех систем "Электры", нашего
огромного космического дома, в лабиринтах, в бесчисленных переходах
которого я так беспомощно мечусь. Вход в отсеки, в лаборатории, в
навигационные помещения, в жилые каюты открывался с продольных
переходов. По переходам, узким и состоящим из одних углов, нелегко
было передвигаться даже при ярком освещении. Что же говорить о
непроницаемом мраке, затопившем внутренность корабля из-за аварии!
и склады. Под лабораторными отсеками располагался энергетический. Мне,
естественно, туда не нужно. Во что бы то ни стало, я должен выбраться
в носовой отсек. Лена, вероятнее всего, находится там. Я отчаянно
верю, что слышал ее стон. Во что бы то ни стало я должен быть рядом с
нею. Вот если бы хоть немножечко света. А так... я ориентируюсь в
переходах корабля хуже некуда. Вообще о космических кораблях я знаю
столько же, сколько знает средний читатель научно-популярных журналов.
Согласитесь, в моем положении этого крайне недостаточно. Я
продвигался, с трудом нащупывая дорогу, открывая люки один за другим.
И ничто не указывало, что я иду правильно. Невесомость сделала
бессмысленными понятия "верх" и "низ". Я мог в какой-то мере
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Каменистый Артем