какой хочешь одежде у своего фотографа Кобальского. Стыдно, Максим, так
вот, ни за что ни про что тиранить!.. Не успел дядя приехать, а тут!..
выкатил машину на улицу. "Уж лучше, - решил я, - съездить к холму без
дяди".
Аннадурдиев.
На "Москвиче" на Каспий! Представляешь? - съязвил я.
Ашхабад. Ты ведь знаешь, там мой племянник живет. Думаю, вот Максим...
Не знаю, не думаю. Но на этот раз моя "способность" относиться к каким бы
то ни было удивительным вещам и редким явлениям спокойно-безразлично едва
не обошлась мне слишком дорого.
какой-то "новейшей генетике", вопросами которой он якобы практически
занимается. Тут бы только, отправляясь к глиняному холму, и вспомнить об
этом! Но я, кажется, готов был к встрече со всеми чудесами на свете, давно
все знал...
воды алмаз, чтоб ахнуть от удивления!
мне что-то, - и удивляться тут особенно нечему, а досужее любопытство -
дело, известно, малосерьезное..."
пришлось.
3
ателье. Он коротко отчитал меня за опоздание.
довольно странная тележка на четырех велосипедных колесах. В тележке
высилась наспех сколоченная из старых заборных и мебельных досок
прямоугольная вертикальная рама. Из рамы торчал огромный плоский футляр.
Еще в тележке лежал здоровенный, со всех сторон заколоченный фанерный
ящик.
автомашине и немедленно отправились в путь.
исчерченный лист в портфель, доставал чистый и, покусывая губы, продолжал
в том же духе. Далеко за городом, когда мы повернули так, что солнце стало
бить нам прямо в глаза, я обратил внимание на нездоровую серость лица
Станислава Кобальского. Седоватая щетина на его подбородке была не то
клоками выстрижена, не то торопливо, неряшливо выбрита. А уши!.. На это я
мельком обратил внимание еще рано утром. Но тогда они не были так
изъедены, как сейчас.
одежду. Полный комплект.
прятать свою одежду в вашем сарае? Глупо ведь! И знаете, что я вам скажу.
Со своим дядей и разбирайтесь, откуда в вашем сарае взялся полный комплект
моей или чьей-то там одежды. Странные вы какие-то оба. То по голове
молотком, то черепки, то одежда!.. Не шумели бы вы лучше. А то все
виноватых где-то ищете...
глиняного холма, прямо под высоковольтной передачей. Отцепили тележку,
сняли футляр и извлекли из него голубого стекла зеркало площадью около
трех квадратных метров и такую же большую дымчатую линзу, закованную во
внушительным, изящно выполненный металлический обруч. Эту линзу установили
прямо под проводами, там, где был наибольший провис. С боков закрепили ее
двумя наклонными штативами. Метрах в семидесяти от линзы таким же образом
установили зеркало - как оказалось, состоявшее из двух половин, -
установили так, чтоб солнечные лучи, отражаясь от синей поверхности правой
половины, падали прямо в линзу. Таким образом, глиняный холм, линза и
зеркало находились на одном луче зрения. Несколько в стороне от этой
оптической оси Кобальский на торец поставил призму. Гоняя меня с
трехметровой линейкой, он при помощи теодолита все тщательно выверил, а
затем рядом с линзой установил два эмалированных ящика. Это были какие-то
преобразователи. Отходящие от них нетолстые изолированные провода он при
помощи грузиков набросил на два провода высоковольтной электропередачи -
по одному на каждый. Я только удивлялся, как его при этой манипуляции не
убило. Толстые провода от преобразователей он подключил к двум гнездам в
обруче линзы, расположенным на краях ее горизонтального диаметра. Видно
было, что преобразователи (выпрямители переменного тока, сообразил я) и
шедшие от них провода с увесистыми, туго пружинящими медными штырями, -
предельно простые, самодельные приспособления, изготовленные, может быть,
самим Кобальским. Это насильственное соединение исключительно тонко и
изящно сработанной линзы с небрежно, поспешно собранными, домодельными
приспособлениями напоминало чем-то Пегаса, запряженного в плуг. Тут все
как-то очень уж не клеилось одно с другим. Прежде всего выпирала
торопливость, сиюминутность - мошенническая торопливость!.. Эти
безобразные штыри. На каждом здоровенный болт, при помощи которого
крепился кабель. И дело было в конце концов не в эстетике и гармонии...
Меня волновало другое: не слишком ли велика будет для линзы сила тока?
Однако я не ввязывался. Не мое дело, конечно. Откуда мне знать? Может,
именно так и надо.
туда, где я черту сделал... Стань в нем между зеркалом и линзой,
параллельно им. От линзы автомобиль должен находиться на расстоянии
примерно десяти метров. Гляди все время в мою сторону. Когда я подниму
руку, заведешь мотор. И только тогда в пределах одного метра начнешь
ездить вперед и назад. Беспрерывно. Метр назад, метр вперед. Понял?
изнутри приклеил к ветровому стеклу небольшую, вдвое больше спичечной,
открытую коробочку из плотного белого картона.
находиться лишь по ту сторону нейтрино-вакуумной линзы. А от зеркала этой
масс-голографической установки при этой простой процедуре вреда ты
получишь не больше, как если б с полчаса позагорал на берегу моря. Да и
ультразвук, который в ту сторону, к холму источает линза, совершенно
безвреден.
могуществе мне этому и в десять дней не научиться. Да и с автомобилем я не
смогу так ловко обращаться, как ты. И кроме того, человек, который будет
сидеть в автомобиле, должен быть покладистым, умным, добросовестным и
образованным. Видишь, целый ряд условий. И ты всем им отвечаешь. Гордись!
затевает. - Ну, допустим, умею я плавать. Какое тут это имеет значение?
не умеешь плавать, можешь отправляться ко всем чертям!.. Дело серьезное.
Ну чего ты боишься? Не бойся, говорю, никакого вреда ты не получишь.
место. Заглушил мотор и стал ждать.
внимательно следил за ним. Не знаю, что он там сделал, но только зеркало
по всей своей плоскости переменило синий цвет на темно-красный. Было такое
впечатление, что теперь оно сплошь залито тяжелым расплавленным металлом.
Кобальский, поглядывая на солнце, слегка поворачивал зеркало то в одну, то
в другую сторону. Прошло минут пять. Мне стало не по себе. Несмотря на
утро, воздух уже сильно раскалился, и вокруг с каждой минутой становилось
все жарче и жарче. В наглухо закрытой машине еще и от разогретого мотора
веяло духотой. Эксперимент мне определенно не нравился. Меня сильно
беспокоило раскаленное, с пурпурными бликами зеркало, но больше того -
черно, угольно потемневший за ним Кобальский. Зеркало по краям, по обручу,
слегка дымило. Когда я уже собирался было открыть дверцу и выйти из
машины, он махнул мне рукой. Я нажал педаль стартера. Мотор с трудом, с
какой-то необычной, странной неохотой завелся и, несмотря на приличный
газ, едва-едва набирал обороты. Переключая передачи, я в пределах одного
метра стал ездить то вперед, то назад.
увидел, как из-под одной стороны холма вырывается сизоватый дым. Холм,
вздрагивая, как бы осыпаясь, двигался назад. Посмотрев сквозь линзу минут
через пять, я очень ясно увидел, что на месте холма - или вместо холма! -