часто позванивала прозрачная капель. И вместе с этой капелью в нос мне
ударил непереносимый запах искромсанной свежей картофельной ботвы - запах,
какой бывает после сильного града.
сказал я. - Просто я ее не слышу!..
плачет и капельки дзинькают, - улыбнувшись, полушутливо сказал я.
в мою сторону, сдержанно кивали друг другу.
повернулись к ней. Она то и дело обращалась ко мне и что-то мне говорила.
Я лишь видел, что она что-то спрашивает у меня, но не слышал ни одного ее
слова.
рассказать, как и что произошло там с тобой, в деревне...
врача в поликлинике, больничный есть... Предварительный диагноз:
ахромазия, или аномальная ахроматопсия... Еще будет тщательное
обследование. Пока что не все ясно... Все произошло за несколько секунд...
- сказал я. - Рассказывать-то и нечего. В конце своего отпуска я был в
деревне. Как-то в полдень разразилась сильнейшая гроза. Когда она
кончилась, я вышел во двор. Стоял и глядел на огромную темно-лазурную
тучу, висевшую за рекой. В затылок мне светило жаркое солнце. Во дворе, на
сверкающей от дождевых капель траве стояла коляска с грудным ребенком...
На противоположном берегу очень ярко, зелено светился вымытый дождем лес.
А над рекой, прямо перед лесом, висела огромная радуга. Я стоял во дворе и
глядел на близкую радугу. За ее широкими прозрачными цветными полосами в
разные цвета был окрашен сырой, солнечный лес... Пахло картофельной
ботвой, побитой градом...
перестали видеть радугу. Не так ли? - улыбнувшись, спросил он меня. -
Рассказывайте дальше.
отсутствии Ниготкова. Кто-то на пол уронил книгу, какая-то женщина
сдержанно засмеялась.
рассказ. - Высокая коляска стояла на изумрудной мокрой траве. В ней спал
ребенок. Когда я услышал крик ребенка... Вы не представляете, сколько в
его крике было обиды! Я повернулся. Коляска была опрокинута. Кокон белых
пеленок по сверкающему зеленому подорожнику катала и подбрасывала огромная
белая свинья. Старалась их размотать. Она была большая, как белый полярный
медведь, и чистая, словно только что с выставки. Я хотел схватить вилы, но
их нигде не было видно. Я бросился к белой свинье, изо всех сил пнул ее.
Но она лишь чуть сдвинулась, в одно мгновение повернулась ко мне оплывшим
рылом. Сверкнув бесцветными глазками, она так обдуманно и злобно
огрызнулась, что я испытал огромное потрясение, осознав вдруг свое
бессилие. Она чуть не цапнула меня за ногу. Вот тут-то я и не помню... Я
просто нагнулся и осторожно поднял ребенка на руки... Я увидел, что только
что бесцветные, склеротические глазки свиньи - теперь чернильно-сиреневого
цвета, а сама свинья была не белой, а розовато-фиолетовой. Вот тут-то,
Герман Петрович, - сказал я инженеру, - я и не увидел радуги, хотя искал
ее и, по глупости, хотел показать орущему ребенку. В то мгновение и
произошла перекодировка, трансформация моего цветовосприятия... Держа
плачущего ребенка на руках, я почти все вокруг видел белым, черным и серым
разной светлоты. Да, почти все... Меня поразило другое: я увидел, что лицо
ребенка было какого-то странного, совершенно неизвестного мне цвета.
Такого же потрясающего цвета были деревья в огороде, все еще влажная от
дождя трава, лес за рекой, пролетевшая птица, выбежавшая из дому сестра...
Я потом назвал этот цвет "тау"... И только свинья была фиолетовой...
- Это уже дело специалистов...
что было неопределенно. Шел и размышлял об этом казусе на худсовете, что
вдруг перестал слышать Эмму. В конце концов я понял, почему это произошло:
я был очень заинтересован в том, как и что она говорит в мою защиту, - что
и сам я хотел и мог сказать, но не говорил. Не всегда ведь возможно и надо
оправдываться, тем более когда тебя не очень-то понимают. И тогда бывает
очень важно, что о тебе скажут другие. Тут-то и произошло прямо
противоположное тому, что мне хотелось. Что-то вроде отрицательной
индукции. Такие явления случаются не так уж и редко. Бывает же, что
человек в момент напряженного эмоционального состояния на месте солнца
видит черный шар. Или не может вспомнить лицо любимого человека...
путями меня догнал Ниготков.
помахивал сливяно-пурпурными пальцами.
нам же по пути. Мне-то ведь на Нахимовскую. А знаешь, Костя, понравилось
мне! Ну и что, думаю: парень молодой, показалось что-то, а кровь кипит,
конечно. Понравилось! Ты словно коршун на меня этак налетел, и сам все
повыше!.. Взбежал на грунт да по комкам все повыше поднимается, а сам -
орел! - с меня глаз не спускает. Во сколько это, часов в девять, кажется?
Ну а в девять двадцать меня - как это говорят?.. - микроинфарктик и
хватил. Или, как это вы теперь выражаетесь, мини-инфаркт? Молодежь! Все у
них новое!.. А ведь устоял я на ногах, выстоял. Тоже ведь не лыком шит.
Показалось что-то. Сорвался. Глупо получилось. Извините!
люблю! Не хочу унижать человека. Не люблю, когда человек унижается.
конца ошибаться да извиняться - это и конца всему не видно. В жизни
каждого человека, Костя, - назидательно, очень ласковым голосом заговорил
он, - бывают ошибки. И лучше всего, если одна...
какой-то там цвет... И он осторожно, аккуратно, как кобра, зондировал
нечто малопонятное ему. То заигрывал, то вроде бы дулся, лишь бы
разжалобить меня. Уж так ему хотелось, чтоб я раскаялся, во всем признался
и пообещал никогда-никогда больше не травмировать его. И он всеми силами
выговаривал на будущее, едва не выклянчивал у меня доброе расположение к
нему. Видно было, что теперь его больше всего волнует вопрос: "Как быть?..
Как же быть?" И что я о нем знаю?
всех... - причитал он и шел, низко наклонив голову, то и дело впадая в
задумчивость, словно считал булыжники мостовой. - Такой молодой - и на
тебе, нервы! Вот ведь как... Цивилизация, как же! Пластмасса, хромосома
теперь у вас... Ну а я какого цвета, а?
белое вокруг. Все бесцветное...
беспокойство, вызванное утренним инцидентом. Из-за меня могла открыться
какая-то тайна, в которой, как в скорлупе, Ниготков прятал свою вину...
Какую? Этого я не знал.
цветах, тонах и полутонах - ведь я знал, что такое цвет. Но с какой стати
я должен был отвечать на его вопросы? Утром я проявил такую
непосредственность и прямодушие! - и наломал дров. И до тех пор, решил я,
пока мне в этом странном цветовидении хоть что-либо не станет ясно, нельзя
бездумно разбрасываться оценками, бессмысленно спешить.
молчание. - Утром, говоришь, я как клякса чернильная был?
белым и черным.
устроишь, - и кисло улыбнулся. - Лечиться тебе, Костя, надо. Не затягивай
только болезнь. Профсоюз даст тебе путевку, отдохнешь на юге, нервишки
поправишь, а там и все цвета увидишь. Если нужны связи с медициной, скажи,
я помогу. Когда-то тоже врачевал. Правда, по ветеринарно-санитарной
части... Так насчет медицины помочь?
какой-нибудь научно-исследовательский офтальмологический институт или в
Научно-исследовательский институт глазных болезней имени Гельмгольца.
только. Если что, в любой час помогу. Но духом не падай!