кружевную занавеску: солнце было такое большое, а окошко такое маленькое, что
солнце занимало половину окошка.
радио, и под печкой лежал большой серо-белый кот. Черяга прислушался - радио
громко обсуждало вчерашнее происшествие. Диктор возмущался бандитским произволом
и цитировал слова профсоюзного лидера Валентина Луханова, произнесенные утром на
митинге. Лидер сказал, что народ не запугаешь и что вчерашний расстрел - это
дело рук спецслужб, служащих своим кремлевским хозяевам.
вещами Вадима. Денис даже не пошевелился, но, видимо, девушка что-то
почувствовала и стремительно обернулась.
синий сарафан, не скрывающий ни точеных ножек, ни бархатных плеч. На узком
смуглом личике выделялись слегка накрашенные губы, и только глаза девушки
подкачали: синие круги вокруг них живо свидетельствовали, что девушка в эту ночь
мало спала и много плакала.
не ключи, а записную книжку. Он хотел об этом сказать, но горло у него почему-то
пересохло, и он только глядел на девушку, раскрыв глаза и судорожно подобрав
высунувшиеся из-под одеяла ноги с желтыми и, кажется, слишком давно стриженными
ногтями.
следователь? Денис кивнул.
надо!
Ольга уже стояла у обеденного стола и резала морковку, видимо для винегрета, и
голова ее была опущена низконизко. Некоторое время Денис слышал только стук
ножа, а потом Ольга вскрикнула: острый шинковочный нож задел ее палец. И тут же
плечи ее согнулись, она уткнулась носом в морковку и начала плакать.
всхлипнула, пробормотала "извините" и вылетела в тамбур, туда, где рядом с
чуланом располагался бревенчатый холодный сортир.
пьяный приходил, плакала. Так я и знала, что с ним плохое будет.
лучше, если твоего брата не в пьяной драке убили?
себя в порядок и даже подкрасить бровки, и теперь глядела на Дениса устало и
как-то жадно.
стол сели в полном молчании.
Николаевна ответила:
пионерского галстука, а шахтерам перед сменой бесплатно выдавали "тормозок" с
толстым шматом сала, Чернореченск казался Денису огромным городом. Он
простирался во все стороны от памятника Ленина перед горкомом и до мрачного
бетонного забора завода номер 127, от новенького корпуса горбольницы, за
постройку которой на уроках благодарили партию, и до первых шахтоуправлений по
Челябинскому шоссе, и чтобы пересечь весь город пешком, нужно было целых
тридцать минут.
Не надо было быть врачом, чтобы поставить диагноз больному: город умирал.
котором делали дизельные подводные лодки. Трудно сказать, чем руководствовались
светлые умы в Госплане, размещая завод подводных лодок на границе между
казахскими степями и сибирскими равнинами. Наверное, соображениями секретности.
бывший моряк, в лепешку расшибся, дабы пробить для города нужный родине
оборонный завод, полагая, что вместе с оборонным заводом в город явятся колбаса
и молодежь. Отдельным маловерам, намекавшим, что завод по производству подводных
лодок за пять тысяч километров от любого моря строить невыгодно, заткнули рты.
"Что значит невыгодно?- сурово вопросил секретарь горкома, - мы что, капиталисты
с загнивающего Запада, дабы руководствоваться выгодой? Нам ничего не должно быть
жалко для укрепления боеспособности Родины!"
лужи на Щеклицком шоссе в городе не наблюдалось. Впрочем, лужа была большая, и в
сезон дождей в ней даже как-то утонул пьяный тракторист, вывалившийся на ходу из
старенькой "Беларуси".
не заказывал, а возить из Сибири минибалкеры или какие там морские посудины было
накладно. Сунулась было на завод какая-то омская компания, возжелавшая наладить
выпуск не то катеров, не то снегоходов, но директор, доворовывавший последние
станки, завопил, что иностранные шпионы в лице омичей желают за копейку прибрать
к рукам секретное военное производство и тем нанести непоправимый удар
обороноспособности страны. Омичи и правда платили недорого, благо завод по
производству подводных лодок в Сибири стоил примерно столько же, сколько завод
по производству льда на Северном полюсе. В общем, после вопля директора омичей с
позором выгнали, завод внесли в список неприватизируемых предприятий
стратегического значения, и больше никто не мешал директору разворовывать его
дальше.
обкома партии, в новой своей инкарнации называвшегося мэрией, и наискосок от
здания "Чернореченскугля". На площади чернела толпа, и Черяга испугался было, не
разгневанные ли это вкладчики- но тут же увидел, что толпа стоит подальше от
банка и поближе к угольному концерну.
человек.
человек - вечная память товарищам, павшим в борьбе за правое дело!
странность- никто как будто не спешил называть виновников происшествия, хотя на
первый взгляд это было несложно. Не так много "мерседесов" с ахтарскими номерами
имелось в распоряжении "новых русских", чтобы никто не мог вычислить, кто именно
пригрозил пикетчикам "мы еще вернемся".
стрельчатых окон. Еще в детстве дом этот всегда напоминал Черяге торт, усаженный
кремовыми розочками. У торта была вполне заслуженная трудовая биография: он был
выстроен в начале века местным купчиком, затем конфискован под ГубЧК, а после
войны отдан горкому комсомола. Теперь торт сверкал новой бледно-голубой краской,
и белые, высоко изогнутые брови эркеров как бы удивленно глядели на Дениса
сверху вниз. Денис запер машину и прошел внутрь. Пятнистый охранник .с автоматом
заступил ему дорогу.
кобуре. Звали человека Аркадий Головатый. Головатый внимательно изучил
черягинскую книжечку и поинтересовался:
и светлый, и плотные шторы на окнах, несмотря на солнечный день, были задернуты,
чтобы не давать бликов на вделанную в стену гроздь мониторов. Мониторы почему-то
были выключены. В правом углу кабинета, близ стола, стоял пузатенький ребристый
сейф. Показалось Черяге или нет - но Головатый кинул на сейф какой-то
затравленный взгляд.
большое удобное кресло напротив стола.
банка и толпу на площади, и опять погасли. "Что-то у них барахлит система", -
отметил Денис.