модели, властно и пренебрежительно рявкнула мелодичным сигналом. Но это по
нынешним временам были сущие пустяки: не задавили, как-никак, даже не обозвали
через приспущенное стекло так, что до вечера потом содрогался бы от злого
бессилия.
уродливого межвременья. Потому что доктор, войдя в переулочек, оказался во
взаправдашнем, стопроцентном, патентованном прошлом. В переулочке этом не было
ни единой приметы нового времени, о радость, совершенно не за что новое и
взгляду зацепиться... А были здесь знакомые кирпичные «хрущевки», от времени,
атмосферических осадков и грязи почти потерявшие исконный кирпичный цвет и
приобретшие колер неописуемый. Это слева. А справа тянулась высоченная ограда
из посеревших бетонных плит, забор родимой психушки, и ворота, как обычно,
распахнуты настежь, ибо запирать их ни к чему, здесь хватает наглухо запертых
дверей. Заходи, кто хочешь, вот только мало кто хочет, сюда забредают по вовсе
уж неотложной надобности, а как иначе...
здесь не прибавилось ровным счетом ничего нового, ни снаружи, ни внутри. Он
поднялся по знакомой лестнице — хоть с закрытыми глазами шагал, — отпер дверь
служебным ключом, похожим как две капли воды на тот, что используют в вагонах
проводники. И запашок прежний, и контингент...
влияют на психические болезни и врачевание оных. Честное слово, все так и
обстоит. Конечно, меняются персоналии — ну, скажем, почти не осталось Лениных и
Брежневых, зато прибавилось генералов и маршалов и, что предсказуемо, Ельцин
завелся. Главное, не изменилась суть. Механизм маний и навязчивых состояний.
Какой-нибудь дореволюционный Рябушинский или Ротшильд, Брежнев советских времен
и нынешний Гайдар — горошины из одного стручка. Новую болезнь в психиатрии
открыть невозможно, это вам не элементарная частица и не квазар на краю
Галактики. Самое большее, на что может рассчитывать честолюбец, — открыть
синдром. Как было в восемьдесят четвертом с Ротенбергом и Альтовым, научно
доказавшими, что Мартина Идена сгубили не бессердечные буржуазные уклады, а
чисто медицинская заморочка под названием «депрессия достижения». Научный мир
сдержанно похлопал и в благодарность нарек означенную депрессию, как легко
догадаться, синдромом Ротенберга-Альтова. Да что там, даже Кандинский и
Клерамбо, титаны и зубры, ничего выше синдрома так и не удостоились в плане
увековечения...
Чубайс, свято верящий, что он взаправдашний, хоть никакой он не рыжий, а
лысо-брюнетистый. С такими маниями бывают и буйными, но местный Чубайс — тихий.
Санитары ему раздобыли списанный выключатель, вот Чубайс им и щелкает пару раз
в час с умиротворенной улыбкой — то министерство по налогам и сборам отключит,
то Камчатку, то еще чего-нибудь. Милейший человек, никакого от него
беспокойства, сплошная экономия аминазина и растяжек. Ну да, интеллигент,
конечно. Кандидат наук. Перестройка — недоумение — нищета... И получился
Чубайс. Главное, не подпускать к нему Сталина. Сталин как раз в противоречие
своему историческому прототипу буйный и каждый раз норовит Чубайсу надавать
подзатыльников, что, в общем, логично, если между нами...
«фланеры», взад-вперед, взад-вперед, часами. Пока доктор Терехов добрался до
своего кабинетика, выслушал не менее десятка просьб выписать немедленно, но и к
этому он ухитрился притерпеться за долгие годы, так что пропускал мимо ушей
нытье, мольбы и заверения в полнейшем своем выздоровлении, наступившем этой
самой ночью. Какое там выздоровление, ага...
ужасающее зло. Потому что лишают пациента счастья. Вот, скажем, был у нас
Тамерлан. И вовсе даже не буйный — всего-то навсего, взяв за локоток любого,
отличавшегося монголоидными чертами лица, предлагал вступить в его железное
войско, которое вскоре двинется на Москву. И сговорчиво удалялся, когда ему
отказывали. Ну и что? Он был счастлив оттого, что он Тамерлан — а злые врачи
усердно его этого счастья лишали медикаментами и задушевными беседами. И, между
прочим, лишили в конце концов. Согласился бедняга с тем, что никакой он не
Тамерлан, а натуральнейший Степан Гаврилович Боргояков — и ушел, вылеченный, в
жестокий к слабым окружающий мир... но ведь не стал он счастливее, не стал,
совсем наоборот!
медицинскими канонами? Но пусть над этой проблемой терзается тот, кому больше
платят. А психиатры обязаны делать свое...
Валеру, устрашающего на вид верзилу, страдавшего (на взгляд постороннего, но не
на Валерин собственный, нота бене!) легкой формой олигофрении. Именно такие
сплошь и рядом трудятся санитарами, а вы что думали? Такие-такие... Причем у
Валеры есть свои плюсы: он исполнительный и добрый, пациентов не бьет, как иные
уроды. Зато силен, как бульдозер, что в данной больничке жизненно необходимо.
Это еще один минус психиатрии: ежели в других областях медицины масса
очаровательных девочек-санитарочек (что с утилитарной точки зрения порой
приводит к приятным коллизиям), то в психушке таковых не водится...
без происшествий:
малейших препятствий к задуманному.
улыбнулся в предвкушении долгого и увлекательного поединка, и в этой радости не
было ничего садистского, одна только законная гордость профессионала. И сказал:
того чтобы опрометью кинуться исполнять приказ, Валера затоптался, замялся,
сделал над собой усилие и в конце концов пробубнил:
с искренним любопытством, но легкое раздражение профессионально превозмог. И
поинтересовался кратко:
частью благодушным, частью приказным. — Ты меня загадками-то не бомби, у меня
их и так полное отделение, ходячих и привязанных... В чем дело?
виноват, что он такое вытворяет...
принял детинушка такую вот позу и этакое вот выражение лица состроил, ничего от
него более не добьешься. Неужели и впрямь пролечить придется?
Кирьянов опустился на хлипкий стул — вся мебель тут была ранешняя — с
равнодушной покорностью судьбе.
легло в копилочку к множеству других.
подперев подбородок. Спросил без особой вкрадчивости:
для окружающих от вас никакой? — И бросил уже резче, напористей: — Ну что,
выписываем?
"кот! Ежишься! Ерзаешь!!!»
Не понял я что-то...
глядя в пол.
тут, в натуре, в нехилом авторитете... А знаете что, Константин Степаныч? На
вашем месте девяносто девять из ста — а то и сто из ста, поверьте моему опыту —
тут же начинают упорно утверждать, что доктор, то бишь я, совершенно прав, что
выписывать их следует незамедлительно...
нашелся, тоже мне... Пробы негде ставить... Вы, хороший мой, стопроцентный
симулянт, бухгалтер Берлага... Помните такой персонаж? И даже если вы на моих
глазах выхлебаете чернила из этой вот скляночки, нисколько меня не разубедите,
наоборот... Ну, будете хлебать чернила?
индивидуально... — он задумчиво потыкал себя большими пальцами в подбородок. —
Константин Степаныч...
признаетесь, что симулировали весь этот месяц, я вас моментально на выписку
оформлю — и грядеши вы себе, камо хотите. Ну? Нет, вижу, нет... Придется мне
Посняков Андрей
Панов Вадим
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Емилина Ника
Ибсен Генрик