Чтение 4–й страницы книги ~Знак Разрушения~

И словно лопнули струны, натянутые между землей и небом. Издав оглушительный звон, клинки разлетелись вдребезги.

Кровавый туман, застилавший мозг Элиена, рассеялся мгновенно. Он бросил расколотый меч на землю и опустился на колени перед Мудрым Псом Харрены. Элиен почтительно взял руку Эллата и приложил ее к своей правой скуле.

- Прости, Мудрый Пес Харрены. Путь Воина вел меня, и я ничего не мог сделать. Я хотел твоей смерти.

Эллат, чье изрезанное тлубокими морщинами лицо расцвело неожиданной улыбкой, отер пот со лба, переводя дыхание.

- Встань. Элиен повиновался.

- Я тоже хотел твоей смерти, сын Тремгора. И если бы ты оказался не тем, за кого себя выдаешь, ты был бы уже мертв. Но и ты убил бы меня, не будь я тем, кем некогда назван. Мы узнали друг друга. Но главное, я увидел в твоем оружии силу, которую давно надеялся найти. Скажи, откуда у тебя такой меч?

- Я выковал его год назад. Эллат, казалось, был изумлен.

- Ты? - переспросил он.

- Да.

Эллат промолчал. Наконец он сказал:

- Хорошо. Теперь отдыхай. Мы встретимся на закате на этом же месте.

Из ниоткуда перед ними вырос тот самый страж, который совсем недавно и, кажется, так давно - до поединка - был проводником Элиена по саду расходящихся тропок.

- Устрой юношу в гостевых покоях, - распорядился Эллат и снова занял свое место на беличьих покрывалах, словно ничего не произошло.

Элиен учтиво поклонился и, памятуя о том, что болтливость в таких ситуациях отнюдь не является достоинством воина, последовал за стражем, бросив беглый взгляд на остатки своего щегольского плаща и обломки оружия. Кто соберет их?

* * *

Лучи заходящего солнца пронизывали сад, сообщая ему несколько странную перспективу. Деревья, лужайки и клумбы выглядели совершенно иначе, чем утром, и Элиен не мог отделаться от ощущения, что идет куда-то не туда, хотя это и противоречило всем доводам рассудка.

Сад перед закатом был совсем не таков, как утром. Может быть, и сам Эллат, его хозяин, переменился?

Страж оставил его на том же месте, что и утром. Элиен нашел это предлогом к тому, чтобы пойти не торопясь и получить от созерцания сада как можно больше удовольствия.

- Элиен? - спросил Эллат, не оборачиваясь.

- Это я, милостивый гиазир Эллат.

Дождавшись приглашения, Элиен сел у ног Мудрого Пса Харрены, ожидая слов, которые должны решить его судьбу. Выдержав внушительную паузу, Эллат наконец начал:

- Год назад, Элиен, я зарыл в стороне от второй аллеи плод итского каштана. Я обнес это место камнями, и самая красивая из моих рабынь поливала плод, схоронившийся в тучной земле моего сада, молоком трехлетней ослицы. Итский каштан - дерево, которое очень нравится мне. В нем сила двухсотлетнего дуба, щедрость яблони и изящество ивы. Я думал вырастить из этого плода могучее дерево на радость себе и своим правнукам и не жалел сил, ухаживая за ним.

Эллат замолчал, вглядываясь в даль, где исчезал за тучами малиновый диск дневного светила. Элиен был неподвижен, пытаясь отыскать в словах Эллата потаенный смысл, и досадовал оттого, что был не в силах его найти.

- Но, - продолжал Эллат, - счастье отвернулось от меня. Чем больше стараний прикладывал я к тому, чтобы взрастить побег любимого дерева, тем больше разочарований мне приносила судьба. Над землей, заботливо взрыхляемой ежедневно, не появилось ни единого листика.

- Это случается, милостивый гиазир Эллат, это случается, - подтвердил Элиен, чтобы Эллат не подумал, что его гость не желает относиться к сказанному им с должной серьезностью. Сыну Тремгора начинало казаться, что Эллат расплатился за юношескую молодость тела совершеннейшим старческим маразмом.

- Я потерял интерес к мысли вырастить итский каштан прошлой осенью и больше не навещал то место близ второй аллеи. Но не так давно - в месяце Эсон - я случайно забрел туда безо всякой надежды на успех своих трудов. Что же я там увидел, ты, случайно, не догадываешься?

- Нет, - искренне ответил Элиен. - Неужели росток каштана?

Эллат смотрел на него или скорее сквозь него с легким укором. "Кому, как не тебе, об этом знать!" - читалось в его взгляде. Элиен был растерян и заинтригован. Он ждал ответа. И ответ последовал:

- Нет, не каштана. Там, за оградой, вскормленный молоком и взлелеянный моими руками, красовался побег герверитского вяза.

Элиен вздернул брови.

- Мне известно о твоем поражении при Сагреале. - Эллат, не давая Элиену опомниться, продолжал свой рассказ. - Твое войско было отменным, и ты не сделал ошибки. Однако твое поражение было закономерным. Если бы ты взглянул на тот побег вяза, ты сразу бы понял все. Октанг Урайн, властелин Земли Герва, Земли Вязов, стал новым служителем Хуммера, и многие силы мира теперь покорны ему. Вот почему твое поражение было предопределено. Нельзя сразить Воинов Хуммера в честном бою. Не может быть честного боя. Началась эпоха Третьего Вздоха Хуммера.

На сад опускались сумерки. Прохладный ветер делал беседку неуютной и чужой. Элиен был бы рад оставить это место, но Эллат, похоже, вовсе не собирался уходить. Похоже, все, что должно быть сказано, будет сказано именно здесь. В саду, поглощаемом сумерками.

Элиен задал тот же вопрос, который совсем недавно задавал Сегэллаку:

- Что я должен делать?

Эллат протянул ему свои пустые ножны.

- Вновь наполни вот это. Но помни: когда твоя рука впервые прикоснется к ножнам, отказаться ты уже не сможешь. Если ты восстановишь меч, треть мироздания восстанет на дыбы, ибо именно столько земель и небес сейчас проницаемы волею Хуммера. Стихии будут против тебя!

"Отказываться?" - Элиен не понимал, какой отказ может последовать с его стороны. Он не собирался отказываться. Он не знал, как можно отказать сотинальму.

Элиен бережно принял ножны. Эллат удовлетворенно кивнул:

- А теперь иди. В моей кузнице уже все готово.

* * *

Ночь с тринадцатого на четырнадцатый день месяца Белхаоля была ночью поклонения Гаиллирису - покровителю Харрены. Элиен, к своему стыду, напрочь забыл об этом. Эллат освежил его память.

Кузница была невелика. В ней Элиена ждала чаша с Медом Поэзии, пышущий жаром горн и двое помощников, в которых сын Тремгора не без удивления признал утренних стражей. Обломки мечей - его и Эллата - были бережно разложены на алом шелковом полотнище.

"Что со всем этим делать?" - растерянно подумал Элиен, осматривая стальные осколки. Он никогда не переплавлял два старых меча в один новый. Любой кузнец, предложи ему подмастерье такую работу, надает ему увесистых тумаков и прогонит в красильщики тканей.

Сын Тремгора не мог пойти к Эллату и надавать ему тумаков. Не мог погнать сотинальма в красильщики тканей. Элиен был на грани отчаяния.

Его помощники безучастно ожидали приказаний.

Не зная, с чего начать, сын Тремгора взял чашу и сделал скупой глоток. Это был отменный Мед Поэзии. Лучший из всего, что он пил за свою жизнь. Элиен осушил чашу до дна. По телу разлилось мягкое тепло. В просветляющейся голове зазвенел хрусталь. Нет, он решительно никогда не пил ничего подобного.

Твердым голосом Элиен приказал:

- Еще меду мне. Живо!

* * *

Когда Элиен возвратился в гостевой покой, он чувствовал себя усталым и обессиленным. Перед глазами проплывали сполохи разноцветного пламени, в ушах все еще стоял грохот йузнечного молота.

Он растянулся на ложе, которое с легкостью могло бы вместить семерых. У дверей коптил масляный светильник, изменчивые тени ползали по потолку и стенам.

За окном поднялся ветер. Элиен подумал о том, что Эллату, быть может, тоже не до сна. Не исключено, он тоже сейчас слушает этот глухой гул ветра и слышит зловещий сиплый посвист в отверстой глотке Хуммера. Третий Вздох...

Внимание Элиена привлек искусно расшитый гобелен на стене над его ложем. Харренские солдаты, мал мала меньше, осаждают грютскую крепость, тоже маленькую. Чуть повыше харренское войско - крохотные фигурки с копьями размером в портновскую иглу - переправляется через Орис. Обоз и пленные, неровные ряды, река изгибается затейливым поясом...

Еще выше: харренское войско входит с триумфом в некий город. Балконы домов и стены украшены цветами. Над их головами сияет солнце величиной с медный авр. Похоже, подумалось Элиену, художник задался целью изобразить историю войны с Эстартой без каких бы то ни было сокращений.

Ветер за окном усилился. Одна фигурка из сцены, занявшей левый крайний угол гобелена, пискнула "Энно!" и спрыгнула на ногу Элиена, обретая объем и вес. За ней с тем же победным кличем высыпала на ложе и остальная солдатня. Элиену показалось, что на него со стены обрушился самый необычайный в мире муравейник.

Муравьи, однако, были вооружены, и хотя каждый в отдельности меч - миниатюра искуснейшей работы - ничего не значил, все вместе они составляли изрядную силу.

Набросившись на Элиена, все это крохотное войско принялось колоть, рубить и резать. Очнувшись от потрясения, Элиен вскочил со своего ложа и начал судорожно отряхивать кровожадное племя с живота, плеч, рук.

Не тут-то было. Многие упали, но кое-кто держался крепко, уцепившись за волосы и одежду. Элиен чувствовал, как впиваются в его кожу острые иглы копий, как лезвия крохотных мечей рассекают его плоть. Нет, муравьи на такое не способны.

С гобелена сходили все новые и новые отряды. На Элиена обрушились сотни стрел. Каждая из них не была ничем. Все вместе они составляли боль. Элиен закрыл лицо рукой и отступил.

Перед его мысленным взором предстал Мудрый Пес Харрены. "Не может быть честного боя. Началась эпоха Третьего Вздоха Хуммера". Так говорил Эллат, всматриваясь в сумерки сада. Гобелены, видимо, теперь заодно с Хуммером. Гобелен.

Элиен вскочил на ложе и принялся сдирать гобелен, который источал запахи жженой плоти, гнилой воды и пота. Это оказалось непростой задачей. Проклятая тряпка держалась на стене, закрепленная множеством позолоченных гвоздей. Лицо Элиена заливала кровь, в его щеки вонзились коготки осадных крюков, в его щиколотку стучался заостренный таран. Похоже, теперь его штурмовали, словно крепость.

Боль придала ему решимости. Если выдергивать гвоздики по одному, можно по меньшей мере ослепнуть в этой возне, которую язык не поворачивался назвать сражением. Элиен наклонился, нащупал нижний край гобелена и сгреб ткань в охапку. Напрягшись изо всех сил, он разом выдернул из стены всю Хуммерову тысячу позолоченных гвоздиков. Гобелен упал на ложе.

Темя Элиена долбили крохотные боевые молоты. Волосы шевелились - в них, словно в высокой степной траве, топтались харренские браслетоносцы. Гобелен нужно сжечь. Сын Тремгора схватил масляную лампу.

Топча десятки нападающих, Элиен вытащил гобелен на середину комнаты и с размаху швырнул лампу в его центр. Гостевой покой наполнился едким дымом. Раскрашенная ядовитыми травяными красками ткань занималась медленно.

Наконец пламя разгорелось и приняло гобелен в свои неласковые объятья. Вместе с гобеленом гибли и воины, алкающие смерти Элиена. Между тканью и харренской армией, с нее сошедшей, существовала запредельная связь - воины вспыхивали, корчились и падали замертво, словно бабочки-однодневки, чей срок жизни вышел к ночи без остатка.

Элиен отер лицо от пота и крови. Теперь можно было передохнуть.

И только когда костер, разложенный в гостевых покоях, поднялся до потолка, он оценил всю полноту глупости своего положения. Ласарский гость, повредившись в рассудке, решает предать огню дом харренского сотинальма. Тема, достойная пера.

* * *

Четырнадцатый день месяца Белхаоль

Эллат с живым интересом разглядывал принесенный меч.

- Да, - сказал он наконец. - Это работа человека, избранного судьбой. Теперь я уверен - ты убьешь Урайна. Ты уничтожишь герверитов. Ты, потому что это не по силам никому другому. Ты не отступишься от Пути Воина. Прими же от меня второй дар вместе с первым.

Эллат извлек из-под своего неизменного беличьего покрывала цельножелезный щит.

- Его мы вчера не разбили, и, надеюсь, он пребудет в целости еще долго.

С этими словами Мудрый Пес Харрены положил на щит, как рыбину на блюдо, перекованный меч.

Сын Тремгора с глубоким поклоном принял дар.

- Я не отступлю, равно как и воды Сагреалы не потекут вспять. Но то, что было сказано о черном могуществе герверитов, тревожит меня. Я воин, а не кудесник. Я бессилен перед магией Хуммера. Я готов отдать собственную жизнь, но не согласен отдавать на заклание Хуммеру ни в чем не повинных юношей и мужей, цвет моего народа. Поражение при Сагреале многому меня научило. Честный поединок невозможен, и ты, Мудрый Пес Харрены, только что сам сказал мне об этом.

- Поединок между тобой и Урайном едва ли будет честным. Но на сей раз он должен стать равным. То есть равно бесчестным, ибо хитрость, коварство, звериная подлость должны стать отныне и твоими союзниками. Я не могу ничем помочь тебе в этом. Я исполнил свой долг, я передал тебе Поющее Оружие, и сила больше не пребывает у меня. Отныне я всецело во власти старости.

- Кто же окажет мне помощь? - В голосе Элиена зазвучало отчаяние.

- Леворго. Хранитель Диорха. Ты найдешь его в Тардере.

Эллат встал, расправил одеяния и сделал знак Элиену. Тот проворно поднялся со своего места. Похоже, время покинуть сад. Похоже, говорить больше не о чем. Солнце медленно карабкалось вверх - светозарный паук на голубом шелке небес.

В молчании они достигли ворот.

- В начале нашего разговора ты рассказал мне о ночном происшествии. Что ж, сила Урайна крепнет. И будет крепнуть до тех пор, пока ты не положишь ей предел.

Элиен поклонился Эллату с той почтительностью, какую только способен выказать харренскому сотинальму человек, за ночь истребивший все харренское войско. Даром что в миниатюре.

- Прощай, мы не увидимся с тобой более, - сказал Эллат, и лицо его было безмятежным.

ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ

566 г., зима

В первой же деревне Урайн купил себе лошадь, заплатив за нее, как за полтабуна, из расшитых смарагдами переметных сум, и, дружелюбно поведав местным жителям о сладкой грютской жизни, где даже самый последний поденщик имеет трех жен, направился на северо-запад.

Во второй деревне, которая была покрупнее и побогаче первой, он встретил полупьяный царский отряд, пытавшийся выколотить из окрестных жителей налог за пользование лесными угодьями. Жители разводили руками, дескать, не пользуемся, это все крикуны гадят.

Солдаты обстоятельно, начиная с западных выселок, жгли деревню. Урайн соскочил с лошади и, не поздоровавшись, зарубил начальника отряда в чине агнала - пятидесятника. У оторопевших солдат он осведомился о размерах жалованья.

Ответили нехотя. "Негусто", - покачал головой Урайн и выплатил каждому двухмесячное жалованье агнала. "Получите втрое больше, когда мы войдем в Варнаг", - сообщил им Урайн и приказал следовать за собой.

Солдаты не возражали. Все, кроме одного, прогундосившего: "А если..." - "Никаких "если", - строго ответил Урайн, отирая меч о кожаный панцирь ухнувшего в траву болтуна. Жителям деревни Урайн предложил те же условия.

В первую же ночь на жизнь и в особенности на сокровища Урайна попытались покуситься трое сорвиголов из его новообретенного отряда. С ними он разделался в пять ударов: их клинки разлетелись в железную щепу, а тела с глубокими обожженными ранами он продемонстрировал оставшимся в качестве залога верности новому хозяину.

В Линниге, сравнительно крупном городе, - а городом у герверитов считается все, что обнесено частоколом, - он произнес свою первую речь.

"Свора варнагских пиявок, облепивших зловонными язвами тела истинных Сынов Герва... Несметные сокровища Юга, рядом с которыми меркнут неисчислимые богатства Севера... Порядок, справедливость и процветание..."

Голос Урайна завораживал и манил. Вместе с рассветом в городе дружно загрохотали молоты восьми кузниц, а длинный санный обоз потянулся к глиняным копям - за материалом для новых кузниц, казарм, стен, оружеен.

Спустя месяц имя Урайна впервые услышали в Варнаге. Спустя два месяца под невиданными в герверитских лесах стенами Линнига, сложенными из свежего красного кирпича, появилось герверитское войско во главе с молодым и очень авторитетным военачальником.

Военачальника звали Иогала. С ним пришли пять тысяч хорошо вооруженных воинов, закаленных в приграничных стычках с дугу нами. Сосчитать свое ополчение Урайну даже не пришло в голову.

Был солнечный морозный день. Иогала выстроил свое войско клином напротив городских ворот. Во главе клина стояли пятьдесят дюжих герверитов с огромным тараном, увенчанным медной головой вепря. Сам Иогала гарцевал неподалеку от таранобойцев на строптивом грютском скакуне, стоившем чуть больше Линнига со всеми потрохами, и скучающе поглядывал на пустые стены. Можно было начинать,

"Иди", - раскатилось в ухе Урайна. Том, втором, оставшемся под сумеречным пологом Лон-Меара.

Распахнулись ворота, и навстречу пяти тысячам воинов Иогалы вышел один Урайн. Он держал меч за клинок, рукоятью вниз, и не торопясь приближался к Иогале. Иогала видел перед собой вождя мятежников, Урайн - своего будущего помощника, правую длань Длани Хуммера.

Иогала в свои двадцать семь был обласкан заботой царя недаром. Он никогда не сомневался в том, что героические сказания, исполненные благородства и пустой болтовни, - одно, а настоящая война - совсем другое. У него было четкое предписание искоренить смуту по своему усмотрению. Искоренить - а не вести переговоры. Нерешительность была Иогале неведома.

- Стреляйте, чего глазеть! - крикнул он лучникам.

Те только и ждали приказа. Несколько сотен оперенных жал устремились к сердцу, глазам, легким Урайна. Урайн приподнял край плаща, заслоняя лицо, словно путник, защищающийся от вьюги.

Несколько сотен стрел исчезли в багровых складках неведомой ткани. Урайн продолжал идти вперед.

Войско ахнуло в пять тысяч глоток. У самых матерых ветеранов ослабли колени. Клин заколыхался, готовясь превратиться в стадо разбегающихся баранов.

- Стоять! - прогремел над войском Иогалы страшный приказ. - Стоять, ибо я есть Благо!

И все остались стоять. Только конь Иогалы скинул своего седока и, разбрасывая копытами неглубокий снег, понесся в лес.

И тогда Урайн заговорил негромким, спокойным голосом, но его слова слышали все.

565 г., весна

Урайн не спешил. Рядом с Линнигом за конец зимы и начало весны вырос большой военный лагерь, в котором расположилась объединенная армия. Над войском по-прежнему начальствовал Иогала, а над Иогалой - Урайн и воля Хуммера. Он дождался наступления весны, дождался, когда раскисшая лесная дорога на запад подсохнет и первая листва тронет серые ветви вязов. После этого он выступил.

Через месяц десятитысячное войско Урайна появилось под стенами Варнага.

Через месяц и один день Урайн, сопровождаемый преданным Иогалой, вошел в приемные покои герверитского царя Бата Второго для переговоров.

Через месяц, один день и один час Бат Второй был зарублен Урайном на глазах у вельмож, сановников и дворцовой стражи.

Царем герверитов стал Октанг Урайн. Все присутствующие незамедлительно присягнули ему на верность. Глупо противиться воле того, чей меч с одного несильного удара способен распластать человека на две дымящиеся половины.

Урайн подошел к пустому деревянному трону, единственным украшением которого была незатейливая резьба, покачал головой и промолчал. Трон он решил оставить, но весь Варнаг, вся Земля Герва, вся Сармонтазара подлежали коренному изменению.

Народы жаждут Нового Блага - и народы его получат.

Часть вторая

ЮГ

Глава 4

ХРАНИТЕЛЬ ДИОРХА

562 г., Третья неделя месяца Белхаоль

В Тардер вели две дороги - новая, построенная уже в правление Эллата, и старая, плод государственных забот Айланга. Новая была лучше; старая, заброшенная, была короче. По ней прошла в Харрену армия Эстарты. По ней же она отступала, но посланцы Эллата сожгли мосты через Кассалу прямо у грютов на глазах, и сожгли не совсем привычным для взгляда смертного пламенем.

Об этом не принято было распространяться иначе как поэтически. Сгорело слишком многое; память об этом лучше было предать забвению.

Мосты восстанавливать не стали. Новую дорогу проложили севернее, а на старой выстроили крепостцу с небольшим, но бдительным гарнизоном. Эллат не хотел, чтобы в местах, где некогда бушевало неземное пламя, шлялись охотники за диковинками вроде пресловутой "второй хиратты" или оплавленных шлемов грютских улларов.