загнали свиней кормить. Никто ведь воспротивиться не попытался. Давай я тебе
вина налью. Оно теплое, согреешься... Я сейчас, через секунду вернусь...
распорядился уложить погибших из числа своих знакомых в прохладном помещении и
заказать им гробы, а с немцами разрешил поступить по гпбственному усмотрению.
Воины гарнизона, надрессированные на послушание, как станки с цифровым
управлением, кивнули.
остыли.
пережитые во время боя эмоции словно заблокировали на время жалость,
сострадание и боль. В его сознании чувства словно умерли, и остался только
холодный разум. А разум подсказывал: сейчас путникам необходимо согреться,
Поесть, немного отдохнуть. Погибшим уже все равно...
Распоряжаешься с такой властностью, что хочется вытянуться по струнке и отдать
честь...
пруди, а до старшины еще дослужиться нужно. Руки хозяйской здесь не хватает.
Полы загажены, стекол нет. Ставни нараспашку, несмотря на холод, стол на
каких-то козлах строительных стоит. Ничего, мы тут порядок наведем.
что, остаться хотите? Ьежать надо немедленно, пока никто про нас не узнал! Это
же Орден! Мы на рыцарей Ордена покусились! Да нас тут всех в порошок сотрут,
уничтожат, на осинах распнут, и колья в сердца вколотят. Бежать!
настолько не совпадал со своей привычной, величественной внешностью, что Виктор
узнал его далеко не сразу.
него зубы. - В замке нас так просто не взять. Отобьемся. Во всяком случае, до
весны. Не в лесу же нам зимовать, в самом деле?!
Ливонский Орден! Самая могущественная военная организация в мире, братство
закованных в сталь воинов. Как только они узнают, что тронули кого-то из
крестоносцев, сметут вас вместе с замком!
Сойдись вы в честном поединке, и каждый рыцарь стоил бы десяти таких, как вы!
порядка и отдыха, еды и нарядов по замку мысленно вновь стал старшиной: царем и
богом артиллерийской роты, выше которого нет никого и ничего, поскольку даже
офицеры все хозяйственные вопросы вынуждены решать через него. Он больше не
воспринимал главу клуба как безусловного руководителя, а всего лишь как одного
из собеседников.
втором году, а не в конце двадцатого века. Здешние рыцари отстают от нас почти
на полтысячелетия. А искусство фехтования все это время на месте не стояло.
Вспомни, как японские самураи в тысяча пятьсот семьдесят четвертом году на
испанцев наскочили. Ну и что? А теперь япошки на мечах не хуже запорожских
казаков рубятся. Четыре века прошло, не шутка. Так что, еще неизвестно кто кому
в чистом поле костылей навешает!
нам, лапотникам, с ними сражаться.
куском гусятины.
Поели, и хватит. Уходим немедленно.
гражданской войны в рядах. Ливонского Ордена. Значит, против нас никто из
местных воевать не станет.
местных воина приволокли огромные охапки соломы и принялись разбрасывать ее по
полу.
приказал вычистить пол, а не засыпать его новой грязью. Вы-чи-стать. У вас тут
столько грязи и земли, впору капусту сажать! Вычистить все да самого низа! Хочу
увидеть первозданный пол! Ясно?
он выждал несколько секунд. - Ну, смотрите. Вам же хуже будет!
бросил:
заглянул во двор, взял там лопату и отправился в главный зал - мыть пол.
просторы Балтийского моря, во влажные от росы ворота замка Дерптского епископа
постучал низкий человек в темной рясе. И он сам, и напарник подошли к дверям
пешими, лица обоих тонули во мраке под глубоко надвинутыми капюшонами Пожалуй,
ни один горожанин не отворил бы в такое время дверь перед странными
незнакомцами - и тем не менее, калитка замка распахнулась едва ли не сразу
после того, как стих стук последнего удара.
их во двор, вновь запер калитку, заложив ее толстым брусом. Затем, засунув
пухлые ладони в широкие рукава рясы, отчего руки оказались сложены на груди,
монах скромно потупил взор, и двинулся вперед, указывая дорогу. Спустя
несколько минут все трое вошли в полутемный зал с открытыми в ночь высокими
готическими окнами. Привратник молча указал гостям на приготовленные у стола
кресла и попятился наружу, притворив за собой створки.
стол и возвышающиеся вокруг него три кресла освещался только пляшущими в камине
языками пламени. В их свете предметы казались призрачными, нереальными,
постоянно меняющими формы. Сидящий за столом человек в коричневом бесформенном
балахоне также, казалось, то появлялся, то исчезал, скрываясь в тени высокой
спинки. И только массивный золотой крест .на его груди постоянно продолжал
светиться ровным желтым светом, то зависая во мраке, то оказываясь на груди
худощавого хозяина замка.
подосадовал хозяин. - Я прикажу принести подогретого вина.
слышно усмехнулся и поставил на гладко выскобленную столешницу серебряный
колокольчик. Буквально в тот же миг двери распахнулись, церковный служка
-мальчонка лет десяти в коротком подряснике - внес три высоких золотых кубка,
отрепетированным движением выставил их на стол и выскользнул так же бесшумно,
как и вошел. Стало понятно, что предутренних гостей ждали - согреть и разлить
вино так быстро просто невозможно.
скрывался пожилой человек с аккуратно выбритой тонзурой, а под другим -
скуластый остроносый мужчина лет тридцати с длинными соломенными волосами,
перехваченными тонким кожаным ремешком, который украшали узкие серебряные
заклепки.
взглядами, ушел. Вместо него из темного угла за камином выдвинулся точнс так же
одетый человек, похожего телосложения и топ же роста.
капюшон и сел на оказавшееся пустым место. - Ваш визит большая честь для меня.
заставив его жалобно зазвенеть. Спустя минуту за дверьми заиграла музыка.
господа?
более молодой гость. --Теперь я вижу, что господин прелат сделал хороший выбор.
потому, прежде чем начать разговор, предлагаю выпить за нашу встречу.
сверкнул рубин одетого на средний палец перстня. До странного похожий перстень
оказался на среднем пальце и у пожилого прелата - а вот относительно молодой
посланник Римского престола поднял бокал левой рукой. Дерптский епископ
мгновенно насторожился, опустив левую руку за кресло. Господин нунций ощутил
изменение в настроении хозяина замка, но далеко не сразу сообразил, что
послужило тому причиной. После минуты напряженных размышлений он, наконец, с
облегчением рассмеялся и, приглашающе подняв бокал, поправил волосы свободной
рукой. На среднем пальце отразил каминное пламя овальный рубин, - в ответ
епископ растянул губы в улыбке, облегченно вздохнул и тоже пригубил вино.
вас к столу, но утро еще далеко. Думаю, до первых лучей мы успеем обсудить наши
дела и приступим к трапезе уже с чистыми помыслами и одной только молитвой в
душе. Что заставило вас проделать столь долгий путь в столь ненастное время?