Чтение 4–й страницы книги ~Креститель~

Я думал о многом, я думал о разном,

Смоля папироской во мгле,

Я ехал в вагоне по самой прекрасной,

По самой прекрасной земле...

- А что такое "вагон"? - перебил Олега боярин, не дав толком изобразить из себя "Любэ".

- Повозка такая, крытая и очень большая, - пояснил Середин.

- А "папироска"?

- Ну, это вроде фитиля, чтобы огонь долго не гас.

- А "погоны"?

- Что-то воды как будто прибыло, - указал под копыта ведун, зарекшись петь еще хоть что-нибудь.

- Да, подтапливает, - согласился боярин. - Как бы не утопли в болотине этой.

Копыта уже не чавкали в грязи, а расплескивали воду; возницы поджали ноги, чтобы не зачерпнуть поршнями. Олег дал гнедой шпоры, промчался рысью еще саженей сто - и внезапно оказался на рыхлой, как старая хвоя, но сухой и достаточно твердой почве.

- А вот и гать, - потрепал он лошадь по шее. - Не обманула, значит, Пребрана. Есть дорога.

Деревья поначалу просто поредели, там и сям поднимаясь над мхом на серых округлых кочках; кора берез все больше подергивалась черными проплешинами, а сами деревья делались тощими и гнутыми, пока, наконец, не исчезли совсем. Вправо и влево, упираясь в черный гнутый горизонт, на несколько верст раскинулась равнина. Кое-где наружу выпирали кочки, кое-где проглядывали черные провалы среди серых мшистых окон - но никаких островков или взгорков в пределах видимости различить не удавалось.

- Если до темноты закутка не найдем, - заметил Середин, скидывая косуху и подставляя спину жарким солнечным лучам, - будет тоскливо. На узкой гати ни лошадей не отпустить, ни самим толком не устроиться.

- Ничего, дни ныне долгие, - отозвался богатырь. - Найдем.

В воздухе пахло грибами. Мох почти полностью закрывал воду, а потому болото мало парило. Зато жара распугала комаров и надоедливую мошку, и люди наконец-то вздохнули свободно. Такую бы дорогу до самого Полоцка - удовольствие будет, а не путешествие.

- Эх, клюквы здесь, верно, по осени много... - мечтательно вздохнул Середин.

- Коли собирать пойдешь, привязывайся лучше, - тут же прагматично прокомментировал Радул. - Не то вмиг утопнешь.

- Не пойду, - пообещал ведун.

Гать лежала вровень с окружающим мхом, а местами им даже поросла, и если бы не накатанная колея, четкой двойной линией прорезающая серо-зеленое безбрежье, можно было подумать, что едут они по обычной равнине, а не по бездонной топи.

"Как же они в болоте руду добывают? - мысленно удивился Середин. - Среди засасывающих торфяных ловушек, воды, духоты. Или тут сперва появилась выработка, а уж потом на пустующие ямы пришла вода? Похоже, кстати, именно на то. Сперва железо брали там, где ближе, а потом уходили всё дальше и дальше от селения. Карьеры затапливались, заболачивались - но рудокопы потихоньку стелили гать и шли всё дальше..."

Мерно поскрипывали колеса, всхрапывали кони. Осоловевшие от жары всадники то и дело клевали носом, и Олег время от времени громко вскрикивал, заставляя людей встрепенуться. Лошадь ведь мох на дороге и рядом не различает, потянется за брусничкой веточкой, оступится - и всё, поминай как звали. Ухнется всей массой в рыхлое месиво - спросонок и всадник соскочить не успеет. Разорванная пелена мха сомкнётся, и через мгновение даже не разберешь, куда сгинул всадник, когда исчез. Пойдут опять про нежить коварную новые истории по деревням гулять...

В какой-то миг Середин и себя поймал па том, что едва не уткнулся носом в лошадиную гриву - встряхнулся, привстал на стременах и с огромным облегчением увидел впереди черное пятно высоких елей:

- Никак остров? Боярыня, это что, обещанная Крупинская земля?

- Нет, боярин, - ответила девушка. - Те острова на самой середине должны быть. И большие они, там рудокопы жили даже одно время. Селение срубили.

- Всё едино, тут остановимся, - негромко сказал Радулу Олег. - День скоро кончится, а когда снова на сухое место набредем, неизвестно. Лучше пару часов потерять, чем без нормального ночлега остаться,

- Это ты прав, - согласился богатырь. - Тем паче, меня уж давно в сон тянет...

Остров оказался всего лишь полоской земли, вытянутой поперек дороги метров на двести и шириной около двадцати. Гать упиралась в возвышенную его часть, поросшую толстыми, пахнущими дегтем елями, а на отходящем влево пологом языке расположился молоденький ивовый кустарник. Кусты путники вытоптали, организуя себе стоянку, составили телеги одну к другой; выбрали у берега местечко, раскидали мох, разогнали тину, дали лошадям напиться, после чего спутали им ноги и повесили торбы - пастись здесь всё равно было негде. Середин не поленился привязать своих и Радуловых скакунов к тонкому стволику одинокой осины, а холопы выпустили боярских лошадей просто в кусты - куда они с мыса денутся? Костер запаливать не стали. Нижних еловых веток хватило бы от силы на несколько минут, а иных дров на острове не имелось. Поужинали скромно: поели пряженцев с соленой рыбой да хлебнули хмельного меда из бурдюков.

Солнце потихоньку опускалось к горизонту, окрашиваясь в зловещий багрянец, потянуло сыростью. Не дождавшись сумерек, в ельнике жалобно заплакал ребенок.

- Ну вот, начинается, - поднялся Олег. - Я думал, обойдется в рудниках-то, но болота везде болота. Значит, так! Кому нужно сбегать за елки, делайте это сейчас, потом возможности не будет.

- Не, вы покуда посидите, - поднялась Пребрана. - Рада, пошли.

Боярыня со своей служанкой ушли за деревья. Когда они вернулись, туда же бодрой трусцой побежали несколько холопов. Кривобокий Вавила тем временем начал натягивать от крайней телеги в сторону веревки, привязывая их к ивовым веткам, сверху бросил кусок парусины - получился немудреный навес на пару человек. Боярская девка взяла перевязанный ремнем тюк, полезла вниз, закопошилась. Через несколько минут позвала:

- Готово, барыня!

- Ну, спокойной ночи, бояре, - поклонилась Пребрана. - И вам, люди, тоже спокойной ночи.

- Хотелось бы верить... - Олег проводил взглядом забирающуюся под навес девушку, вздохнул, достал из своей чересседельной сумки соль с перцем, выложил на тряпицу, высыпал на нее же из сумки золу. Тщательно всё перемешал, потом свернул материю кулечком, отошел к краю утоптанной площадки и медленно двинулся по кругу, высыпая на землю тонкую пыльную струнку:

- Небу синему поклонюсь, реке улыбнусь, землю поцелую, Срече порадуюсь. Доверяюсь вам по всякий день и по всякий час, по утру рано, по вечеру поздно. Поставьте вкруг меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес. Оградите меня, внука вашего Олега, от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернеца и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого ворога по всякий час...

После трех произнесенных подряд наговоров круг замкнулся. Ведун облегченно выпрямился, свел за спиной лопатки:

- Значит, слушайте меня внимательно, мужики. Линия эта для всякой нежити - что стена каменная. Перешагнуть не сможет. Но действует заговор мой только до тех пор, пока изнутри никто наружу не ступит. Так что до утра любые хождения прекращайте.

В ельнике опять кто-то заплакал. Олег повернулся на звук и добавил:

- И не будьте слишком любопытными. Не только носа длинного, но и головы лишитесь. Всё, спокойной ночи...

Он достал из сумы медвежью шкуру, кинул на землю, уселся на нее, задумчиво глядя на свои яловые сапоги, махнул рукой, оставив на ногах, но пояс всё же расстегнул и положил саблю рядом, под рукой. Кистень тоже вытащил из кармана, вдел руку в петлю, после чего с наслаждением вытянулся во весь рост, набросил сверху край шкуры и закрыл глаза.

Но едва дрема забрала ведуна в свои объятья, как над островом пронесся истошный женский крик. Откинув шкуру, Олег рывком вскочил, хватаясь за рукоять сабли, - однако вокруг всё было спокойно. А кричала Пребрана, указывая пальцем на такую же тощую, как она сама, девку в длинной, до пят, рубашке. На плечи гостьи свисали зеленые патлы, со скуластого белого лица на боярыню пялились пустые, закрытые бельмами глаза.

- Чего кричишь? - подойдя ближе, положил руку ей на плечо Олег. - Болотница это. На дух человеческий пришла. Спи, ночь на дворе.

Девушка, крупно дрожа, замолчала и попятилась, упершись спиной в ведуна:

- А она... Она...

- Ничего она не сделает. Вокруг стоянки черта заговоренная. Спи.

- А она... Она мертвая?!

- Конечно, мертвая! - даже удивился Середин. - Болотница же.

- Как же она ходит?

- Так ведь нежить. Вот и ходит. Спи, Пребрана. Дорога завтра длинная, отдыхай.

- Смотрите, смотрите!!! - заорал на другом конце лагеря кто-то из смердов.

Там, громко хлопая крыльями, пронеслись похожие на кошек летучие мыши с длинными мохнатыми хвостами и когтистыми лапами. Или кошки с кожистыми крыльями - это уж как посмотреть. Несколько болотных тварей врезались в заговоренную стену, заскользили по ней вниз. Остальные сделали стремительный вираж и высыпались на ближнюю ель. Некоторые из порождений ночи слегка светились, отчего дерево стало походить на новогоднюю елку.

- Анчутки это, духи болотные, - вздохнул Олег. - Летают, кусаются, когтями дерут. Они не страшные, их сразу видно. Хуже, когда они людьми прикидываются. Разве только по хромоте узнать можно. Подкрадется, да и раздерет в клочья, прежде чем понять чего успеешь. В общем, обычная нежить. Давайте, укладывайтесь. Спать давно пора.

Ведун подумал, потом сходил к своим тюкам, развязал один из них, достал попоны и накрыл гнедую и чалого. Ночь хотя и не холодная, но лошадей лучше поберечь. В ельнике опять громко заплакал ребенок. Олег вздрогнул от неожиданности и шуганул вытянувших шеи холопов:

- А ну, спать! До утра, что ли, колобродить намерены?

С болота, мерно чавкая, подошли еще две болотницы и остановились перед юными воинами. Те шарахнулись назад и полезли под телеги.

- Давно бы так...

Ведун вернулся к шкуре, закатался в нее, но не успел закрыть глаза, как над ухом снова завопили. Середин высунулся и злобно рявкнул:

- Вы что, электрическая сила, так и собираетесь с каждым упырем здороваться?! Дайте поспать человеку!

Ненадолго наступила тишина, прерываемая жалобным плачем и далеким совиным уханьем, но стоило Олегу опять погрузиться в сладкую дремоту, как его затрясли за плечо:

- Смотри, смотри, ведун!

- Что еще? - обругать боярина Радула Середин не решился и снова высунулся из-под шкуры.

Со звездного неба светила неправдоподобно крупная круглая луна, ветра не было. С вечера, как ни странно, почти не похолодало, даже пар изо рта не шел. В лагере никто не спал. Холопы сбились в кучу возле телег, сжимая в руках топоры, обе женщины сидели на возках. По краю круга бродили четыре болотницы, скакала одинокая мелкая крикса, щелкая собачьей пастью; ели были густо увешаны анчутками, которые время от времени срывались с места, описывали широкие круги и возвращались назад. Еще возле острова шлялась непопятная тварь, похожая на раздувшегося утопленника, но почему-то с четырьмя парами глаз по обе стороны от рыхлого носа.

- Вот, смотри! - указал богатырь на светящийся шар саженей пяти в диаметре, медленно катившийся в сторону людей. По поверхности его бегали непонятные малиновые и сизые разводы, время от времени что-то пробулькивало изнутри наружу.

- На мавку большую похоже, - зевнул Олег. - Они, как вырастут, человеческий облик начисто теряют. Лужами прикидываться любят. Оступишься в такую - и ку-ку. Давайте спать ложиться, право слово!

- А не задавит? Сюда ведь катится!

- Не задавит. Черта округ лагеря заговоренная. Нежити не пройти. Спать ложитесь, солнце всю эту пакость разгонит.

- А разве ты не станешь с ней сражаться, ведун? Ты ведь нежить завсегда истребляешь всячески!

- Я ее истребляю, боярин, когда она людям жить мешает, - вздохнул Олег. - А если всю подряд изводить, и жизни не хватит. А главное - толку никакого. Утопится какая-нибудь дура от несчастной любви, сбросят бродяжки младенца мертворожденного - и снова канитель заварится. Ложись спать, Радул. Утро вечера мудренее.

Однако из путников ни один ведуна не послушал, все продолжали пялиться на странных тварей, голодными глазами глядящих на людей.

"Многовато что-то нежити для простого болота, - отметил ведун. - При здешнем раскладе про эту гать должны леденящие душу истории рассказывать, а про нее только слухи нестрашные бродят".

И он снова завернулся в шкуру.

- Хазары!!

- Штоб вам всем! - вцепившись в рукоять сабли, Середин вскочил, моментально прижался спиной к телеге, готовый рубиться клинком и крушить кистенем. Однако бить было некого: все те же болотницы за чертой, уродец среди топей. Крикса и мавка куда-то пропали, и лишь анчуток на деревьях стало еще больше. - Кто кричал?

- Хазарин! - опасливо прошептали с другой стороны. Олег обошел повозки, растолкал холопов. По ту сторону зольной черты покачивался покрытый лохмотьями костяк: левая рука срублена, в правой - меч; череп темнеет пустыми глазницами, на голове яйцеобразный шлем с двумя коровьими рогами - любимое украшение хазарских воинов. Нежить переступала с ноги на ногу, шевелила нижней челюстью и грозно взмахивала мечом.

- Вот погань проклятая, и сюда забралась! - Боярин Радул выхватил меч. - Мало вас в землю русскую положили, так еще и на куски рубить нужно, чтобы покой честных людей не тревожили?

Костяк, словно услышав эти слова, сделал какой-то жест, возмутивший богатыря еще сильнее:

- Сам ты крыса степная! Тварь дикая, прихвостень византийский. Тебе руку одну отрубили? Смотри, и вторую оттяпаю. И меча брать не стану, голыми руками шею сверну!

Олег посмотрел на небо. Ночь подходила к концу. Еще не светало, но очень скоро убийственные лучи Хорса загонят болотную нежить в темные норы и глубокие омуты.

- Да я таких... - Богатырь загнал меч в ножны, размахнулся и врезал хазарскому костяку в челюсть.

Голова вместе со шлемом отделилась от тела, описала пологую дугу и плеснулась куда-то в осоку. Ребра и позвонки осыпались в кучу. Одновременно над островом прокатился долгий басовитый звук, словно лопнула струна контрабаса: дын-н-н...

- Берегись! - Середин кинулся вперед, перебрасывая саблю из правой руки в левую и выдергивая из кармана кистень. Серебряный многогранник, прошелестев в воздухе, врезался в макушку переступившей запретную черту болотнице, обратным замахом ударил по ребрам вторую, опрокидывая обеих на траву. - Во-оздух!!!

К сожалению, этот зловещий для современников Олега клич не вызвал у холопов никакой реакции, а потому хлынувших с елей анчуток встретил оружием только ведун. На миг всё вокруг стало фосфоресцирующе-белым. Олег взмахнул кистенем, сбив на землю одну из тварей, закрутил саблей "мельницу" и, прикрывшись сверкающим кругом, что то и дело срубал у нападающих конечности и куски тел, побежал к лошадям. Первая атака нежити схлынула, уступив место сумраку. На земле тут и там подпрыгивали и расползались обрубки - анчуток этим не убьешь, все куски скоро на место прирастут. Если бы люди были такими живучими...

Слегка поредевшая стая взметнулась ввысь, развернулась, устремилась в новую атаку. Середин взмахом сабли сбил с гривы чалого одного анчутку, кинул клинок, подхватил щит и, присев на колено, выставил его навстречу болотным тварям. Деревянный диск затрясся от множества ударов. Некоторые "киски" садились на землю и пытались забежать под щит, но ведун быстро припечатывал их кистенем. Серебро не сталь, раны от него у нежити не зарастают.

Волна опять спала - Олег вскочил, сбил с лошадей пару крылатых хищников, развернулся. Сильно поредевшая стая заходила на новый вираж. Но поредела она не из-за потерь: в болоте билась лошадь, плотно облепленная нежитью, да по ту сторону острова, судя по звукам, попала в яму еще одна. От телег доносились крики боли.

- Ну же, солнышко ясное, колядо ласковое, Ярило доброе, Хоре могучий, выходи, нодмогни нам в беде идиотской. Это же надо так влипнуть!

Светящаяся стая обрушилась вниз. Олег вскинул щит - но на этот раз ни одна из тварей на него не спикировала. Зато крики боли от телег стали громче, пока не захлебнулись. Ведун побежал туда, но помочь не успел: анчутки взлетели, рассыпались в разные стороны. Сбитые кистенем болотницы тоже куда-то пропали. Затих плач под темными еловыми ветвями.

- Светает, - с облегчением понял Середин. - Обошлось.

На небе и вправду появилась розовая полоса, свидетельствуя о скором появлении на небе дневного светила. Луна заметно побледнела, звезды исчезали одна за другой.

- Выспались, называется. - Ведун поднял саблю, отер о попону, спрятал в ножны. Наскоро осмотрел лошадей. Всё оказалось не так плохо: следы укусов, конечно, есть, но раны не рваные, мясо на месте. Заживет. Середин обернулся к телегам: - Вставайте, люди добрые, миновало.

Из-за телег выпрямились несколько холопов, обе девушки вылезли снизу, из-под повозок.

- Целы?

- Феодула порвали, - сообщил Базам, трогая ладонью разорванную щеку. - Я видел, как его эти, летучие, в топь поволокли. Он там бился, но утонул. Веревку добросить можно было, но эти... не дали.

- Остальные на месте?

- Ну... - Холоп огляделся. - Садко! Вавила! Вы где? Садко и Вавилы еще нет, ведун.

- Меня не хороните, - послышался сонный голос откуда-то снизу. - Я здесь... - Меж колес зашевелился кусок рогожи, появилось кривоглазое бородатое лицо. - Шо, сбираемся ужо?

- Лошадей ловите, - вздохнул Олег. - Вон, в пене все.

Как выяснилось, из семи хозяйских коней холопы сберегли только трех, да и у тех спины были изодраны до мяса и кровь капала с живота, словно молоко из переполненного вымени. Выругавшись, ведун приказа запрячь в телеги своих - его и Радула - скакунов. На могучего боевого боярского коня навьючили сумы обоих спутников.

Богатырь между тем угрюмо стоял в сторонке. Середин за него особо не беспокоился - кольчугу даже анчуткам не порвать, так что ран киевский воин получить не мог. Однако молчание боевого товарища всё же начало его беспокоить.

- Не бери в голову, - повернул Олег к нему. - Со всяким промашки бывают. Просто запомни на будущее.

- Он меня дразнил... Жесты делал неприличные.

- Для того и дразнил, чтобы ты сорвался. Есть простое правило, Радул, с помощью которого следует бороться с врагами. Никогда не делай того, чего хочет от тебя противник. Коли дразнит не поддавайся. Просит перемирия - бей по голове. Тебя хоть не поцарапали?

- Нет.

- Ну, так поехали.

- Давайте назад повернем, бояре? - подошла Пребрана. - Ну ее, короткую дорогу. Оправдаюсь как-нибудь перед князем.

- Чего уж теперь, - поморщился Середин. - Пошли так пошли. Чего туда-обратно бегать? Опять же, в круге на любой вязи безопасно. Главное - наговор до рассвета нарушить.

Сразу после того, как холопы запрягли лошадей, обоз тронулся дальше. Есть никто из путников не хотел. Забирать с собой, так уж вышло, было некого, тризну править - не над кем. Так получилось, что не унесут жаворонки души умерших, не пройти им Калиновым мостом, не попасть в счастливые земли. Останутся навеки здесь, неупокоенпые. А учуют темной ночью запах живой плоти - вылезут из ледяных омутов крови горячей попить...

Колеса мягко шуршали по гати, лишь изредка проваливаясь в подшившие выбоины, ноги отмеряли долгие пешие версты. К полудню икры начали ощутимо болеть, и Середин понял, что совершенно отвык ходить пешком. Богатырь тоже оказался колоссом на слабых ножках и очень скоро скинул на повозку и броню, и палицу, и шлем, и поддоспешник, оставшись только в белой шелковой косоворотке. Правда, с мечом расставаться не захотел - булат продолжал мерно стучать ему по левой ноге при каждом шаге.

- Глянь, а это кто? - указал богатырь вправо от дороги. Там, возле колодезного сруба на небольшой возвышенности, стоял человек в черном балахоне и глубокими глотками пил из ковша прозрачную воду. - Вроде, не было только что никого?

- Мир вам, добрые люди. - Человек повернул к ним красное лицо с отвисшими щеками. - Не желаете водички колодезной испить с дороги?

- Мы бы и попили, мил человек, - отозвался боярин, - да как к тебе на остров попасть?

- Так вон, тропинка идет... - указал тот на серую ленту, бегущую среди мха.

- Не пей, козленочком станешь, - тихо сообщил богатырю Олег, поймав его за руку.

- Это как? - не понял Радул.

- Да где тропинка-то твоя? - громко переспросил ведун.

- Вон, у ног твоих начинается!

- Да где, не вижу?

- Экий ты... - Человек двинулся ему навстречу. - Вот же она, натоптана.

Олег ощутил, как по мере приближения странного прохожего крест всё больше наливается огнем, и окончательно уверился в своих подозрениях:

- Где, не вижу?

- Вот... - почти рядом с гатью остановился тот.

С посвистом вылетела из ножен сабля, коротко блеснула на солнце и прорубила человека поперек от правого плеча к нижнему левому ребру.

- Ты обезумел, ведун! - метнулся к нему богатырь. - Что творишь?!

- Это ты обезумел, боярин. Какие колодцы на болоте? - Середин опустился на колено, поболтал саблей в том месте, где только что стоял незнакомец. - Видишь? Нет тут тропы. Болотник в омут тебя заманивал.

Верхний обрубок открыл глаза, синие губы забормотали:

- Не жить вам, не жить вам, не жить... - Руки болотника зашевелились, обрубок перевернулся на грудь и споро забрался под гать. Нижняя его часть плавно погрузилась в болото. Колодец же растаял в воздухе, как и не было.

- Благодарствую, ведун, - смущенно почесал в затылке боярин. - Спас ты меня, получается.

- Сегодня я, завтра ты, - отмахнулся Середин - Не будем считаться. А вообще, на болоте ухо нужно держать востро и глазам не очень верить. Тут яма бездонная полянкой легко может прикинуться, поплавок верткий - надежной кочкой, а нежить голодная - другом верным. Посему сперва думай, разумом всё оценивай, а уж потом в незнакомое место сворачивай.

- Хитро... - вздохнул боярин. - Но попробую.

Случай представился через пару часов - путники услышали истошные вопли, увидели бьющегося в воде, в нескольких саженях от дороги, мальца с испуганными глазами. Слабеющими руками ребенок цеплялся за мох, тянул его к себе - но вместо того, чтобы вылезать, только вырывал рядом черную торфяную яму.

- Помогите! Помоги-и-те-е-е!!! Тону-у!

Радул рванул было к несчастному, на ходу расстегивая ремень, но опять на самом краю гати ведун успел удержать его за руку:

- Куда, оглашенный?! Ты хоть подумал, откуда он тут взяться мог?

- Может, шел куда? - в сомнении остановился боярин.

- Куда? Откуда? До ближайшего селения полтора дня пути. - Середин повернулся к утопающему: - Ты с Полоцка али из Пскова?

- Со Пскова, - ответила жертва болота, продолжая скрести торфяник ногтями.

- Долго шли?

- Долго...

- Три дня шли?

- Шли...

- Ты тонешь или забыл уже?

Крикса, поняв, что ее обманули, выпрыгнула из лужи и заскакала вдоль дороги по мягкому мшистому ковру:

- Ты умный, да? Ты умный? Умный, да? Да, ты умный? Умный? Умный? Умный? Умный?..

Это продолжалось час, еще час. Еще и еще.

- Лучше бы я утопился! - наконец взмолился богатырь.

- Всегда успеется, боярин, - усмехнулся ведун. - Знаешь, чего она добивается? Что ты взбесишься и полезешь ее добивать. Она как раз в двух шагах держится. Ты ее вроде как мечом достать можешь. А она тебя на краю чуть дернет - и в болото.

- Ты дурак! Ну, ты дурак! Дурак ты какой! - завела новую песню крикса.