Чтение 4–й страницы книги ~Время Смилодона~

- Нет, спасибо-спасибо. - Ченг Хуа взглянул на свое отражение в самоваре, тяжело вздохнул, сделал резкое движение на приглашение присесть за стол. - Нет, нет. Сто, Василий усел?

- Уж часа два, наверное, как. - Глеб Ильич кивнул, откусил пышного, румяного рыбника. - Большое ведро взял, сказал, что хочет сделать тебе приятное. Садись, Саня, не ломайся, пирог - чудо как хорош. С сырком12, слаще курятины.

- Нам тосе уходить надо. Как мосно скорее, - сказал Ченг Хуа, мельком посмотрел на стол и вдруг почувствовал, что от рыбника бы не отказался. - Фигура Син-гуа говорит, сто в сяс Вэй нам будет гросить с неба снак Сень, символисирующий Синего дракона. Если мы не уйдем, то, скорее всего, погибнем. Тысяселистник тозе никогда не врет...

- Так, значит, фигура Син-гуа говорит? Вместе с тысячелистником? - Глеб Ильич оскалился, дернул головой и ложечкой размешал в крепком чае тягучий таежный медок. - А ты скажи-ка им, Саня, что после красного НКВД нам эти Синие драконы - так, тьфу, баловство, детские страшилки, и видели мы их в гробу в белых тапках и в бледном виде. С места не сойду, пока не съем все и не допью. Вон Мишке рассказывай о своих драконах, он у нас натура нервная, впечатлительная, опять-таки не жрет ничего. Может, и уйдет от пирогов-то...

И он с улыбкой указал на внука, чиркающего ручкой по мятому листу бумаги. В фигуре того и впрямь угадывались экзальтация, порыв, болезненное напряжение души, однако же лицо выражало восторг.

- Да ты что, дед. Какие, к чертям собачьим, пироги, какие там летучие драконы! - не сразу отозвался тот, прищурился на лист, и в голосе его зазвучало торжество: - Наконец-то удалось определиться с постоянной... Великий Эварист не соврал - это действительно так просто... Теперь, бог даст, добьем вот это уравнение и... что нам Эйлер, Лобачевский и Коши... А уж голубые-то драконы...

- Знак Чень соотносится с Синим драконом, - строго поправил его Ченг Хуа, глянул на стол и вдруг поймал себя на приятной мысли, что драконов совершенно не боится. Ни голубых, ни синих, ни розовых, ни красных. Нечего терять, заканчивается жизнь. Из которой, если ты благородный муж, следует уходить достойно. Трус умирает сто тысяч раз, мужественный человек лишь единожды. Так что пусть прилетают хоть все сразу, старого Ченг Хуа им не испугать. Тело его все еще сильно, дух-разум хунь незамутнен, ци течет в каналах без препон, руки в схватке напоминают клещи, а ноги - боевые молоты. Пусть, пусть прилетают, истинному мастеру у-шу нечего терять, кроме этой жизни...

- Ну сто, сначит, никто не идет? - не то чтобы сказал, констатировал Ченг Хуа, в задумчивости покрутил головой и, улыбнувшись вдруг с какой-то бесшабашностью, направился к столу, поближе к самовару. - Я тосе не пойду. Как это говорят у вас, русских, са компанию и сид удавился. Я весаться не буду, лучше пиросок съем...

И он мощно подкрепил свои слова делом. Никогда еще простой рыбник не казался ему таким вкусным, а обыкновенный чай - напоминающим нектар. Тот самый нектар, который пьют в раю души праведников.

VII

Держать курс на запад было непросто. Болотистая почва мерзко чавкала под ногами, огромное ведро цеплялось за кусты, а главное - донимал свирепый, одуряюще гудящий гнус. День-то был благой, солнечный, не по-осеннему теплый и ясный. Зудело все, жесточайшим образом - руки, лицо, шея, розовый, через левое плечо, шрам. Впрочем, когда он был легок-то, путь на запад?

"Да, похоже, погорячился я с ведром, в таком слона выкупать можно. - Буров осторожно поднял накомарник, густо сплюнул мошкой, почесал скулу. - Как его назад-то переть, с лечебной грязью? Ох, верно говорят, что инициатива наказуема. Ну да ладно, зато дедушка-китаец, верно, будет доволен". Он еще не знал, что больше не увидит ни дедушки-китайца, ни Глеба Ильича, ни Миши-академика. Как раз в это время те услышали гудение моторов, воздух гулко завибрировал от вертолетных лопастей, и сверху, словно в дешевом боевике, посыпались - нет, не синие драконы, а фигуры в камуфляже, подвешенные на канатах. Мгновенно двор наполнился вооруженными людьми, стволы они держали наизготове.

- А ну в подпол, живо! - рявкнул на супругу Глеб Ильич, сдернул со стены двустволку и глянул выразительно на Ченг Хуа: - Ну ты, Саня, и горазд брехать. Вот, накаркал...

И, не разговаривая более, зарядил ружье, кинулся к окну и высадил стекло. С тем чтобы жахнуть "турбинками" из двенадцатого убойного калибра. Причем отменно метко - двое супостатов полегли, остальные же рассредоточились и кинулись к дому в "мертвую зону". Странно, но в ответ огня никто из них не открывал. Впрочем, чего ж тут странного - сказала же отчетливо фигура Син-гуа, что драконам нужен ученый бородатый муж. Видимо, живьем.

- Сукины дети, сволочи. Вот я вас! - Глеб Ильич по новой зарядил ружье, выглянул на улицу, выискивая цель, а на крыльце тем временем возникла суета и тихо заскрипела вскрываемая дверь. Не вышибаемая, не ломаемая - именно вскрываемая. С поразительной легкостью странный, необычной формы нож резал крепкое дерево, словно сметану. Видел бы Буров, здорово бы удивился, сразу бы вспомнил де Гарда со товарищи...13

- Ну вот и все... Финита... - Миша-академик словно вынырнул из омута, оторвал глаза от своего исчирканного листа и неожиданно прошептал с каким-то гибельным спокойствием: - Ну уж нет. Ни хрена. - Встал, убито посмотрел на лист и, скомкав, бросил его в печку, в объятия углей. - Да, великий Эварист не врал...

Потом вытащил "беретту" и принялся ждать. Ждать пришлось недолго - дверь скоро капитулировала, и нападающие ворвались в дом, они были словно братья-близнецы, все одного роста, лица их прикрывали шерстяные маски с прорезями для глаз. Крепкие такие молодцы, широкоплечие, двигающиеся быстро и организованно, с замечательной ловкостью. Однако уже в сенях они затормозились, мгновенно потеряли темп и в беспорядке ретировались на улицу. Это на пути им встретились Глеб Ильич с ружьем и Ченг Хуа с вместительной суповой тарелкой. Аккуратнейшим образом расколотой о стол и превращенной в две опасные внушительные бритвы. Сени были узкие, пули - на медведя, старички - настроены решительно и бесповоротно.

- Подыхать, так с музыкой! Саня, за мной! - рявкнул Глеб Ильич, перезарядил ружье и вихрем полетел за неприятелем. - Что, сукины дети? Не нравится? Вот я вас...

Дважды упрашивать Ченг Хуа не пришлось. Чертом он выскочил из дома, перерезал глотку одному, распорол лицо другому и пошел, пошел, пошел, стремительно смещаясь по спирали, отмечая свой путь убийством, кровью, раздробленными членами. Глеб Ильич от него не отставал, знай, спускал курки, щедро раздавал свинец всем встречным-поперечным. Однако продолжалось все это недолго. Быстрота и натиск, они, конечно, залог успеха, да только люди в камуфляже были тоже не лыком шиты - воздух разорвали автоматные очереди, и Глеб Ильич, не выпуская из рук двустволку, упал. Через мгновение к нему присоединился и Ченг Хуа, мощная полуоболочечная пуля попала ему точно в сердце. Тут же раскатились звуки команд, и нападающие опять пошли на приступ. Но теперь уже по-новому, с хитрецой, забросив в дом химические гранаты и нацепив взамен личин резиновые хари противогазов. В ответ двенадцать раз протявкала "беретта", затем настала тишина, и наконец послышался еще один выстрел. Тринадцатый, последний, в упор. Он поставил точку на всем... Вернее, точка была поставлена чуть позже, когда от пилона вертолета отделилась зажигательная бомба. В тайге словно проснулся вулкан, его пламя с жадностью сожрало все и вся...

Нет, ни о чем подобном Буров даже не подозревал. Бодро шел он себе по просторам тайги, внимательно поглядывал по сторонам и, несмотря на гнус, бездонное ведро и хлюпающие мшарники, находился в отличном настроении - рана не болела, плечо практически прошло. Ай да кудесник, эскулап дедушка-китаец, такому не то что пуд сапропеля - тонны не жалко. Словом, ощущая себя сильным, добрым и здоровым, мерил Буров шагами тайгу. На обед он раздобыл матерого рябчика, ужинал - вареным бобром, ночь провел в уютном, из еловых лап балагане, а на следующий день утром вышел точно к озеру. Собственно, сбиться с курса, пройти мимо было очень трудно - направление еще издалека задавалось аудиомаяком. Это ревел на берегу чудовищный стереоцентр "Айва". Покоясь на потрескавшемся, замшелом камне, он изрыгал полифонические перлы Баха. Тут же зеленела шикарная, на три отсека палатка, трещал дымный, разложенный без всякого понятия костер. Зачем, спрашивается, кидать в огонь лапник, если летающей кровососущей нечисти нет и в помине? Да, странное дело, гнуса в окрестностях озера не наблюдалось, а вот людей, по таежным меркам, было предостаточно - сбоку от палатки копошилась женщина, около костра наслаждался дымом мужчина, а на середине озера в надувной посудине баловался спиннингом какой-то рыбак. Впрочем, какое уж тут баловство - размахивал с экспрессией, аки самурай мечом. Будто намеревался рыбу не поймать - порубать.

"Хм... Никак руссо туристо? Здесь? В этой глуши? Да, странно... А этот, в лодке, ну просто шут. Гороховый. Клоун тряпичный. - Буров пожалел в душе, что не взял с собой бинокль, снял "Калашникова" с плеча, передернул затвор. - Ладно, будем посмотреть, что это за отдыхающие..." И под торжественные раскаты музыки он отправился свидетельствовать свое почтение. Однако же, не доходя до берега, вдруг остановился. Нет, это были не руссо. И отнюдь не туристо. У костра расположился давний буровский знакомец - маг, волшебник, алхимик, отец всех нищих, основатель Ложи истинного египетского масонства. Сам божественный Александр Калиостро, граф, ученый, Великий Копт14. Его супруга и перцепиент красавица Лоренца ощипывала у палатки крупного гуся. При взгляде на нее сразу вспоминалась Мадонна Рафаэля, при взгляде на пернатого - Паниковский Гердта. Птица была еще теплой, пальцы у Лоренцы - ловкие, перьевой сугроб рос прямо на глазах, навевая мысли о мягонькой подушечке...

"Ну вот, дожил, уже глюки пошли, - мрачно усмехнулся Буров, сделал шаг вперед, прищурился. - Да нет, с головой вроде все в порядке..." Он, он, точно, это Великий Копт. Все такой же низенький, приземистый, с брюшком, в мешковатой, выцветшей штормовке, словно главный персонаж из песни:

Крепись, геолог, держись, геолог,

Ты ветра и солнца брат.

Ну, теперь надо ждать очередного сеанса магии. Практической...

- А, вот и вы, сударь, - подал глас из-за завесы дыма маг, глянул на свои платиновые часы, выбрался на белый свет и без чванства поручкался с Буровым. - Я же говорил, что мы еще встретимся. Лоренца, милая, он пришел. Так что не затягивай с обедом.

- Доброе утро, сударь. - Лоренца оторвалась от гуся, мило улыбнулась Бурову, словно старому доброму знакомому. - Сколько лет, сударь, сколько зим.

Да уж минимум сотни полторы.

- Мое почтение, мадам. Отлично выглядите, - в тон с ней, по-французски, отозвался Буров, быстро сделал полупоклон и повернулся к Калиостро: - Да, граф, как говорится, гора с горой... Ну прямо чудеса... Тесен мир...

Сам он, если честно, в случайности уже давно не верил. Великий Копт, похоже, тоже.

- Сударь, все в этом мире отмерено, детерминировано и предопределено. - На лбу волшебника прорезалась морщина, в голосе, рыкающем и низком, зазвенел металл. - Случайность - это закономерность, закон, который непонятен профанам. А здесь мы все, слава богу, люди посвященные, Hommes de desir15, так сказать. - Он снова глянул на свои бесценные часы и сделал приглашающее движение: - Прошу располагаться. У нас не так уж много времени, а разговор наш долог и требует внимания. Самого пристального, на грани медитации...

И дабы подчеркнуть всю значимость момента, он с чувством прочертил рукой в воздухе. Рубины, изумруды, сапфиры и бриллианты вспыхнули на миг драгоценными болидами, ударили по глазам совершенством огранки и разом потухли. Интересно, для чего они кудеснику в тайге?

- Как скажете, граф, пообщаться не вредно. - Буров, отворачивая лицо, подошел к костру и мужественно опустился в предложенный шезлонг - тот находился в самом эпицентре клубящейся стихии. Еще слава богу, что ветер был переменный и имелась возможность хоть как-то дышать.

- Ну вот и ладно. Так что начнем. - Маг опустился в кресло по соседству, взял с шаткого походно-раздвижного столика пульт и сделал тише фугу. - Скажите, сударь, как вам в двадцать первом веке? Нравится? Только откровенно.

В его вопросе слышался ответ.

- Да, честно говоря, не очень. - Буров вспомнил свои скитания в тайге, мгновенно помрачнел. - Похоже, евангельские заповеди никто не соблюдает. Если не сказать больше.

Да, всего-то ничего в двадцать первом веке, а уже кровь, разруха, смерть, мертвые тела. Навалом. И это на периферии, в глухой тайге. Что же делается тогда в крупных городах с их извечными проблемами? Да еще разговоры эти застольные про коктейль в Балтийском море, про остаточную радиацию, про великую ленинградскую стену. М-да...

- Не соблюдают, еще как не соблюдают. Ты совершенно прав, красавчик. - Полог палатки вдруг откинулся, и опять пришло время Бурову изумляться до невозможности - перед ним стояла старая Анита16. Та самая Кривая Анита, шарлатанка с Ферронри, с коей он познакомился в Париже в канун Французской буржуазной революции. Господи, как же все это похоже на бред. Однако фигушки, ничего подобного, вот она бабушка-старушка, во плоти и в добром здравии: сморщенное лицо нарумянено, зубы - вызывающе фальшивы, один глаз закрыт экраном из толстой кожи, другой немилосердно слезится и смотрит вприщур, оценивающе, с нескрываемым цинизмом. Та еще бабуля, божий одуванчик, улыбается игриво, скалит зубы да еще при этом и облапать норовит.

- Ну-ка, иди, иди сюда, красавчик, мы так давно с тобой не виделись! - Анита заключила Бурова в объятия, трижды, будто христосуясь, облобызала его и, неожиданно нахмурившись, прошипела: - Так вот, красавчик, люди, может, и не ведают, что творят, но ведут себя отвратно. Возомнили себя вершиной мироздания, зверски насилуют природу, уничтожают себе подобных, нарушают все законы гармонии и целесообразности. Они словно раковая опухоль на теле планеты, величина андрогенного давления на биосферу составляет уже более пятнадцати процентов17. Это при пороговом-то значении в одну сотую! Как тебе все это нравится, красавчик? Наводит на мысли?

Да, все же она какая-то странная, эта колдунья-отравительница из Парижа, затрагивающая глобальные проблемы с непринужденностью академического мужа. Интересно все же, в какую сторону она клонит?

- Не нравится, - искренне признался Буров и в душе порадовался, что костер уже не дымит. - Да только так было всегда. По принципу: после нас хоть потоп. Жадность человеческая и самомнение границ не знают.

Точнее, люди знать не хотят, что же будет потом. Главное - урвать свое сейчас.

- Ладно, красавчик, мы еще дойдем до потопа, - зловеще ухмыльнулась Анита, вытерла бархоткой глаз и сделала небрежный жест волшебнику, словно управляющий в конторе, озадачивающий мелкого писца. - Граф, будьте так добры, покажите-ка нам гибель Атлантиды.

Судя по ее интонации, на берегу озера царил полный матриархат.

- Да, мадам, - встрепенулся Калиостро, сделал быстрый полупоклон, затем воздел руки к небу и, вытянувшись струной, принялся шептать что-то, видимо магическое заклинание.

Шептал недолго - в небе откуда-то взялось белогрудое низкое облачко, подгоняемое ветром, оно подплыло поближе и остановилось аккурат над самой серединой озера.

- Духи огня, саламандры! Именем Невыразимого я заклинаю вас! - грозно приказал волшебник, с яростью притопнул ногой, да так, что ярчайший луч, вырвавшийся из его перстня, принялся рисовать на облачке мигом оживающие картины18.

Вот это да, инженер Гарин со своим гиперболоидом точно бы удавился. Куда там лазер-шоу, цифровым проекторам и хваленым заокеанским драйвинам19. Это было кино так кино - объемное, жутко красочное, форматом в половину неба. Только какое-то мрачное, зловещее, преисполненное ужасов и библейских пророчеств. С ревом разверзалась твердь, суша опускалась в море, рушились невиданные города, пламя поднималось выше гор. И впрямь ходила ходуном земля, и все живое попряталось в норы, и не стало ни воды и ни пищи, ибо превратились злаки в полынь, а реки наполнились кровью, скверной и смертоносной отравой. И люди превратились в животных, и солнце стало мрачным, и луна сделалась как власяница. В общем - жуть. Да еще на полнеба.

- Это результат войны между Гипербореей и Атлантидой. Войны с широким применением черной магии, - с горечью заметила Анита и снова вытерла бархоткой глаз. - Всплески отрицательной энергии были столь сильны, что вызвали волнение в ноосфере. Как следствие земная кора провернулась вокруг ядра, положение полюсов изменилось, и пришел конец Серебряному веку - началось всеобщее оледенение. Потом, много лет спустя, наступило Время бронзы, и вот оно-то, красавчик, и закончилось Потопом. Эх, знал бы только, сколько воды утекло с той поры...

Анита, фыркнув, улыбнулась своим мыслям, и стало ясно, что ей очень много лет. Не сто, не двести - столько не живут. Но это по привычным меркам, конечно. А здесь - волшебники, колдуньи, кино на облаках, Гиперборея, Атлантида и вселенский Потоп. Мир, похоже, вовсе не такой, каким он кажется на первый взгляд. Что там говорил Миша-то, академик, насчет инвариантности пространства?

- А сейчас, красавчик, человечество живет в Калиюге, в Железном веке. - Анита перестала скалиться, мотнула головой, и в ее единственном глазу засветилась злость. - Сам знаешь, как живет. Ноосфера переполнена болью, ненавистью, жадностью и ложью. А потому конец уже близок. И если верить календарю древних майя, то наш мир погибнет четвертого Ахау третьего Канкина20, и день этот пройдет под знаком бога Солнца, девятого владыки Ночи. Луне будет восемь дней, и она будет третьей из шести. Такую же дату называют и древние китайцы, и индусы, и иранцы, и живущие сейчас в резервации шаманы индейцев хопи. Вот такая, красавчик, перспектива, не радостная, весьма. - Она замолкла, выдержала паузу и глянула на Бурова в упор, почему-то напомнив ему нашу Бабу Ягу. - А вот как, по-твоему, почему это люди, которые и впрямь, если глянуть в корень, являются вершиной совершенства, докатились до подобного состояния? Что заставило их забыть свою божественную суть? А может, кто?

И с чувством, с толком, с расстановкой она внезапно поведала знакомое, уже однажды слышанное от Лауры: о Золотом веке на Земле, о Войне миров, о мерзких и злокозненных захватчиках-драконах, разделивших человечество на народы и племена, отнявших у них единый язык, наложивших магические замки21 на божественные знания. Во все времена развязывающие войны, убивающие жрецов, пробуждающие в людях животные начала. А главное, сумевшие создать этот мир, где безраздельно властвует телец.

- Да-да, красавчик, мир наш - это вонючий хлев, где под копыта золотому скоту брошены людские души, - с горечью повторила Анита, сделала энергичное движение, каким тореро убивает быка, и посмотрела в сторону Копта: - Граф, достаточно, довольно катаклизмов. Лучше покажите-ка нам врага. И дайте подробные комментарии. А я, пожалуй, отлучусь, даст бог, ненадолго. - И, сделав шутливый реверанс, она напористо направилась к Лоренце. - Так-с, милочка, и чего это мы ждем? Вдохновения? Что с чем тушить? С песнями. В двадцати шагах отсюда, точно на север, растет отличная яблоня. Так что поспешите, милая, поспешите, а то у нас будет не обед, а поздний ужин. Не думаю, что мессиру это понравится. Ну давайте же, давайте...

- Да, мадам, - с некоторой задержкой отозвался маг, коротко вздохнул и сменил пластинку: на облаке появился - нет, не белобородый дедушка, строгий, но справедливый, - портрет в полный рост человекоподобного существа. Видом мрачный, отталкивающий и карикатурный - длинная фигура, гротескный нос, узкие, с кошачьими зрачками, глаза. Ну просто главный герой какого-нибудь фантастического фильма ужасов.

- Это так называемые Длинноносые Серые, они по происхождению откуда-то с Ориона. - Калиостро нахмурился, покусал губу. - Главные подручные собственно драконов. Имеют сходное с насекомыми генетическое строение, чрезвычайно агрессивно настроены к людям. Внешние половые органы отсутствуют. А вот еще. - Он брезгливо сплюнул, выпятил губу. - Маленькие Серые с Цета Рецикули, из системы красной двойной звезды. Щуплые, невысокие существа, издающие запах органических кислот. Внешние половые органы также отсутствуют. Не в пример вот этим инсектоидам с Плеяд, занимающимся похищением людей, главным образом женщин. - Калиостро сделал паузу, продемонстрировал инсектоида и с некоторой торжественностью объявил: - Ну вот мы и добрались до собственно драконов. Их еще называют змеями, рентами, слугами Сатаны. Хотя вообще-то, насколько нам известно, это рептилоидные гуманоиды с определенными инсектоидными признаками, то есть смешанная форма человека, пресмыкающегося и насекомого. Такой вот необычный каприз природы. Видят их в истинном обличье чрезвычайно редко, потому что они могут принимать любую гуманоидную форму. Вот, сударь, полюбуйтесь, это рептилоид низшего уровня, - и во всю ширину облака показалась зеленая рожа - Фантомас не Фантомас, крокодил не крокодил, динозавр не динозавр. Приплюснутый, куда там неграм, нос, безгубый, щелью, рот, малюсенькие, бусинками, глазки. Смотрящие, между прочим, осмысленно, с хитрецой, оценивающе и недобро. Ну хорош, прямо не рептилоид, а огурчик. И это еще только начинающий, из низшего звена, каков же тогда бывалый, из высшего, командного?

Словно бы услышав мысли Бурова, Калиостро вздохнул, в низком, раскатистом голосе его послышалась ярость.

- К сожалению, сударь, мы не знаем, как выглядят старшие драконы. Они на редкость осторожны, изворотливы и постоянно меняют обличье. - И он что-то буркнул, как бы про себя, можно было только разобрать: "Канальи, сволочи, сучьи дети" и "порка мадонна путана"22.

На этом сеанс практической магии закончился - перстень с шипением погас, хозяин его достал табакерку, ветер подхватил кинематографическое облако и быстро потащил за горизонт. А со стороны палатки замечательно запахло жареным - это завлекательно скворчал, томился обихоженный Лоренцей гусь с яблоками. В огромной, с грилем, микроволновой печке, провод от которой был воткнут в... землю. В девственную, нехоженую таежную почву, тучную, благодатную, плодородную. Сказочно богатую всем, чем угодно, но только не электрическими розетками. Да, вот она, практическая-то магия, в действии. И с такими-то вот неслабыми возможностями даже не взглянуть на старших рептов! Да, видно, те - серьезные ребята, вот с кем было бы недурно повозиться. Это тебе не де Гарду морду бить и не семейству Зубовых яйца плющить. Хотя вот с сикариями теми неплохо получилось, очень даже неплохо. Как их звали-то, болезных? А, Асаил и Ави-Албон... Как же, как же, ужасные богатыри. Ну да ладно, пусть будет им земля пухом... Эх, пустячок, а приятно вспомнить...23

Только недолго Буров был мыслями в прошлом, быстренько возвратился к реалиям и принялся анализировать текущий момент. Интересно, к чему бы все это - встреча на Эльбе, кино на небесах, доверительные беседы на глобальные темы. Все та же сказка про белого бычка, точнее, золотого, уже когда-то рассказанная в Петербурге Лаурой. Сомнений нет, все они одна шайка-лейка. Чего-то от него, Васи Бурова, добивающаяся. Ну, с девушкой Лаурой вроде бы все ясно, а вот какого хрена нужно Копту с этой старой ведьмой? Э, похоже, и не только им... Батюшка, Матерь Божья, да ведь это...

Да, Бог любит Троицу - снова Бурову пришлось изумляться по самое некуда. Было с чего - самурай на озере перестал рубать рыбу, остепенился и направил лодку, влекомую электродвигателем, к берегу. Это был сам - о господи! - граф Сен-Жермен, скрипач-любитель24. Еще - маг, алхимик, философ, дипломат, служитель муз и любимец королей. В общем, титан, колосс, баловень судьбы, особа, приближенная к императору. Что там Калиостро с его штормовкой и перстнями - Сен-Жермен был в бархатном камзоле, а бриллианты у него сверкали даже на охотничьей, со страусовым пером, шляпе. Выглядел он совершенным молодцом, однако был, как это скоро выяснилось, совсем не в настроении.

- Рыба не берет, пришлось ловить лобстеров. Там, в лодке, пара дюжин, на дне, - с ходу бросил он, обращаясь к Аните, ловко зашвырнул на стол свою шляпу и, тронув букли модного, мелко завитого парика, обратил наконец-таки внимание на Бурова. - А, это вы, сударь. Ну что, нога не беспокоит?25 Нет? Ну и отлично. Вас уже ввели в курс дела? Так, в общих чертах? Ну хорошо. Да, кстати, вы сделали мудро, что захватили ведро, оно нам пригодится. - И, предвосхищая все вопросы, переживания и эмоции, он печально улыбнулся уголками рта. - Увы, сударь, увы. Этот мир таков, каков он есть. Тот, кто послал вас за лечебной грязью, уже ни в лечении, ни в грязи не нуждается. Ни он сам, ни те, что были рядом. Mortem effugere nemo potest26. А в вашем ведре будут сварены лобстеры. И, надеюсь, без задержек.

Хмурясь, он взглянул в сторону Аниты, и Бурову стало ясно, что здесь, на берегах озера, все же властвует мужское начало. А еще он понял, что графы, как и драконы, бывают разные - низшего звена и высшего, командного. Ох как непросто там у них, в этой Hierarchia Occulte27.

Обедать сели и впрямь без промедления - лобстеры, мало того что пойманные в озере на блесну, сварились вопреки всем законам физики практически мгновенно. Да и вообще вся трапеза была отмечена печатью магии - стол вдруг сделался огромным и дубовым, шезлонги превратились в кресла, а на скатерти, не иначе самобранке, появились всякие там антроме вроде индейки с шио, рулады из кролика, куропатка с трюфелями, фазаны с фисташками, маринады из цыплят да бесчисленные салаты. На гуся от Лоренцы и на раков от Сен-Жермена никто даже не взглянул. Да, совсем неплохо кормили у волшебников-то, на свежем воздухе, под пение птиц. Однако Буров толком не ел, все больше думал, горестно вздыхал. Дедушка-китаец, академик Миша, долгожитель Глеб Ильич... Кто следующий? Что это за время, блин, такое, более напоминающее безвременье? Где все шиворот-навыворот, набекрень, против правил, наоборот. Нет, что-то двадцать первый век Бурову положительно не нравился...

А за столом тем временем текла беседа ни о чем, на отвлеченную тематику. Анита сетовала на нравы гладиаторов, Сен-Жермен рассказывал о Пунической войне, Копт живописал охоту на гусей в компании своего приятеля фараона Махматона28. Лоренца по обыкновению молчала, тихо улыбалась, смотрела на супруга аки кролик на удава - между ними ясно чувствовалась магнетическая связь. Не между кроликом и удавом - между великим Коптом и его uxor29 Лоренцей. Наконец пиршество подошло к концу..

- Итак, сударь, к делу, - веско изрек Сен-Жермен после кофе, бросил вспоминать о талантах Ганнибала и с оценивающей улыбочкой уставился на Бурова. - Как у вас с воображением, сударь? Вполне сносно? Тогда представьте себе слепня - в буквальном смысле слепое, кровожадное, омерзительное насекомое. Ни на йоту не понимающее, что творится вокруг, и умеющее по сути только одно - жалить безответную, на редкость терпеливую корову. При этом оглушительно жужжа, источая отвратительные миазмы и повинуясь некоему невидимому советчику, который постоянно твердит: "Больше крови! Больше боли! Больше зловония! Тебе можно все, ты - венец мироздания!" И какой же будет в конце концов финал? Как, сударь, по-вашему? - Кашлянув, Сен-Жермен сделал паузу, заглянул Бурову в глаза и крайне благожелательно кивнул. - Ну конечно же, финал будет плачевный. Долготерпение коровы постепенно иссякнет, и она отыщет способ избавиться от слепня.

Он вздохнул, кинул взгляд на озеро и уже без всякой улыбочки сказал:

- Так было уже не раз - и в Золотой век, и в Серебряный, и в эпоху Бронзы. Трижды на Земле цивилизация погибала и трижды подобно птице Фениксу возрождалась, естественно, деградируя, на все более низком уровне. Эх, видели бы вы только, сударь, как жили Асуры30 в этом своем Золотом веке! Гм... Впрочем, и они в конце концов не устояли перед коварством рептов. Те ведь только поначалу воевали открыто, а затем вдруг резко изменили тактику - встали на макиавеллиевский31 путь коварства, с тем чтобы уподобить людей змее, кусающей себя за хвост. И, увы, преуспели в этом - Асуры, невзирая на свое могущество, канули в Лету. Так же как и атланты, гипербореи, жители континента My32. И человечество Калиюги ждет подобная печальная участь, хотя бы даже потому, что оно уверено в своей исключительности. Как же, как же, мы вершина совершенства, мы единственный разумный вид. А драконы между тем уже везде. Они купили правительства, внедрились в политику, контролируют финансы, науку и культуру. Причем действуют тайно, исподтишка, загребая жар чужими - человеческими - руками. Они развязывают войны, тормозят прогресс, извращают религии, разжигают национализм. Чего только стоит история с этим избранным народом, которому все прочие будут даны в услужение, "яко рабочий скот". В общем, как вы, сударь, уже поняли, вся сила рептилоидов в скрытности. Хотя в последнее время они обнаглели до того, что стали похищать людей и проводить над ними генетические эксперименты в подземных, устроенных по соглашению с правительствами лабораториях33. Как видно, уверовали, канальи, в свою полную безнаказанность. А самое главное, совершенно неясно, что движет этими тварями, в чем корень причины их гнусных устремлений, что вообще, по большому счету, им нужно на Земле. Вот уж воистину - Perpetuum in essentia pericula occulta...34

- Значит, ставят опыты на людях? - подобрался Буров, вспомнил звероферму в тайге и задал извечный вопрос: - И что же делать?

А сам прикинул, сколько у него осталось патронов...

- Хороший вопрос. Ребром, - усмехнулся Сен-Жермен, одобрительно кивнул и сделал знак Лоренце, чтобы та налила еще кофе. - Вот его-то и задали себе в свое время люди видящие, обладающие auctoritas35, pentagrammatica libertas36 и vis humana37. Люди, владеющие ars magna38, увенчанные corona magica39, узревшие pericula occulta40. He тупая аморфная толпа, все эти hommes de terrent41, отмеченные veulerie42, lucrum43 и restrictio44. - Сен-Жермен поморщился, сделал паузу и отпил глоток крепчайшего мокко. - И было создано братство protectores45, тех, кто обладает ratio46, наделен le force47 и не теряет ни при каких обстоятельствах spes48. Мы назвали его "Мужским клубом"...

- Прошу простить, мессир, но вы меня не переубедите. Название на редкость неудачное, - вмешалась в разговор Анита и яростно располовинила кремовое нежнейшее ореховое пирожное. - Ох уж мне этот Парацельс с его вечным женоненавистничеством49. А о мэтре Леонардо я уж и не говорю...50

- Ну вот и отлично, мадам, молчание это золото, - мило улыбнувшись, прервал ее Сен-Жермен и невозмутимо продолжил: - Да, сударь, в нашем "Мужском клубе" есть и женщины. Однако и Виракоча51, и Кецалькоатль52, и Уан53, да и Иисус из Назарета были все-таки мужчинами...

- Вот именно, мессир, может, поэтому у них ничего и не вышло, - криво усмехнулась Анита, однако, вспомнив что-то, сразу замолчала и перестала скалиться. - Впрочем, как и у бедняжки Гепатии54, и у Сафо55, и у Марии из Магдалы56...

- Итак, сударь, в двух словах, - сделал вид, что не услышал ничего, Сен-Жермен, выпил залпом кофе и вытащил батистовый, внушительных размеров платок. - Время не есть нечто ограниченное, однонаправленное, заключенное в некие конкретные пределы - sic mundus creatus est57. Restutio и roversibilitis58 - это неотъемлемые свойства мира. И потому всегда есть шанс, исправив прошлое, повлиять на настоящее и предопределить будущее. Однако, сударь, увы, connaissance des temps59, это еще не все. Сколько раз мы посылали в прошлое наших fratres60 - магов, просветителей, наставников, учителей, призывавших человечество к миру, терпению, доброте, любви. Только без толку, ложь и ненависть, навязываемые рентами, оказались людям куда милее. Просветителя Виракочу забросали камнями61, суть учения Кришны вывернули наизнанку, христианство сделали основой для создания инквизиции. Нет-нет, жить по-человечески человечество не желало. И тогда мы поняли, что клин вышибают клином - нужно не взывать к заблудшему стаду, а вести его, направлять, уберегать от ошибок, защищать от космических волков. Этот мир спасет не любовь, а сила. Не эстеты, не философы, а воины... Но воины божьей милостью, презирающие смерть, те, кому в жизни нечего терять, кроме чести. Самые лучшие. Такие, как вы, сударь... - Дабы подчеркнуть сказанное, Сен-Жермен замолк, выдержал эффектную паузу, и в голосе его послышалось уважение. - Да-да, сударь, мои аплодисменты: вы лучший воин своего времени. Есть, конечно, и посильнее, и побыстрее, и покоординированнее, однако совокупность всех ваших качеств вне всякой конкуренции. Это, знаете ли, как у самострельного тромблона62 вашего же оружейника... э... как бишь его...

- Калашникова, мессир, Калашникова, - вклинился в беседу Калиостро и на мгновение запнулся, припоминая детали. - Генерала, уже покойного...

- Ну конечно же, генерала Калашникова. - Сен-Жермен кивнул, и лицо его выразило брезгливость. - Так вот, у тромблона этого по сравнению с другими и дальность не ахти, и кучность не очень, и скорострельность так себе. Однако сочетание всех его качеств таково, что делает его оружием наиболее удобным для убийства. Что и показывает жизнь. В общем, сударь, еще раз комплименты...

Ну и дела, волшебник толкует спецназовцу о достоинствах автомата Калашникова! Кому рассказать - не поверят.

- Чувствую, что членство в этом вашем клубе мне уже обеспечено, - усмехнулся Буров и потянулся к яблочному, с корицей и кардамоном, штруделю. - Да уж, колхоз, дело добровольное.

А про себя он подумал, что "хари хари Вася хари хари Буров" звучит совсем неплохо.

- Ну что вы, сударь, вступление в респектабельный, уважающий себя клуб - дело хлопотливое, непростое, требующее времени и усердия. - Сен-Жермен улыбнулся, но одними губами. - Дай бог в кандидаты-то попасть63. Тем более с нашими повышенными требованиями. Если бы вы только знали, сударь, как мы внимательно присматривались к вам...

- Постойте-постойте, уж не хотите ли вы сказать, что и пергамент, и "ребро дракона", и все, с философским камнем связанное...64 - Буров помрачнел, забыл про штрудель, на скулах его выкатились желваки, - это так, понарошку, для блезиру, невсерьез? Банальнейшая проверка на вшивость и поэтому...

- Зато теперь, красавчик, мы уверены в тебе, - твердо глянула ему в глаза Анита и улыбнулась по-простому, без намека на игру. - Ты храбр, великодушен, честен и умен. Порядочен с друзьями и беспощаден к врагам. Слышишь голос совести и не боишься крови. Умеешь убивать и не разучился любить...

- Вы, сударь, обладали тайной и сохранили ее, - продолжил панегирик Калиостро, - могли разбогатеть, но презрели корысть, отвергли венценосную, но нежеланную фемину, не пошли на поводу у сильных мира сего. Право же, сударь, вы достойный кандидат. Вопрос, однако, в том, можем ли мы на вас рассчитывать. Так, чтобы в полной мере и до конца. Наш колхоз - дело добровольное. Пока в него еще не вступили...

- Как же, как же, плавали, знаем.

Буров вспомнил сразу родимую Контору65, допуски, пропуски, расстрельные статьи. Портфельчик свой секретный из опломбированного сейфа, оплеванную66, секретную же, личную печать, все связанное с ужасающей военной тайной, которая ну не должна достаться заклятому врагу. Еще Буров вспомнил окровавленные джунгли, тягостное месиво зоновского бытия, тесный, яблоку некуда упасть, морг в южном городке Моздоке. Носилки, носилки, носилки. Мертвые тела, обернутые в фольгу, в ту самую, которую хозяйки используют для готовки. Обезглавленные трупы, обрубки без рук и ног, обгоревшие до кости, развороченные до неузнаваемости, просто куски плоти. Над всем жуткий запах человеческого дерьма, жареного мяса, жженых тряпок, солярки. И где-то среди этого запредела лежит с раздробленным черепом Витька. Единственный сын. Кто послал его на эту войну? Люди?

- Можете рассчитывать. И до конца, и в полной мере. - Буров, заскрипев зубами, вынырнул из прошлого, даже и не заметил, что скрутил в бурав вилочку для сладостей. - Готов к труду и обороне.

И неожиданно почувствовал всю немыслимость происходящего: магия, оккультизм, и он, Вася Буров, собирающийся спасать мир от инопланетной сволочи. А ведь, кажется, и не пил ничего, только слабенькое благородное Гран-Крю67. Сидя, блин, за волшебным столом, сервированным при помощи скатерти-самобранки. Ну, такую мать...

- Ну вот и отлично, - одобрил Сен-Жермен, встал, с видом венценосца, посвящающего в рыцари, крепко поручкался с Буровым. - Ну слава богу, нашего полку прибыло. Брат Алессандро сообщит вам idees forces68, а я на этом, пожалуй, откланяюсь, пойду попытаю рыбацкое pars fortunae69. Oser70, друг мой. И не забывайте никогда, что peu de sciense eloigne de Dieu, beacoup de science у ramene71. - Сен-Жермен кивнул, глянул с выражением на Копта и, захватив, видимо, в качестве наживки, внушительный кусок торта, направился к своей посудине. Скоро он уже был на середине озера, где снова принялся кромсать недвижимый воздух спиннингом. Чувствовалось, что после сытного застолья у него прибавилось сил...

- Боюсь, на ужин у нас опять будут раки, - желчно заметила Анита, Копт дипломатично промолчал, а Бурову вдруг вспомнилось кино, подвиги нашего разведчика и голос Броневого-Мюллера, заклятого врага: "Да, хорошо начальству, у него нет конкретной работы".

Господи, когда же это кончится? Как укрыть суку память "такими большими снегами"? Калиостро между тем молчал недолго.

- Сударь, - сказал он, глянув на часы и сразу помрачнев, - времени у нас в обрез, мы пировали слишком долго. Словом, приступим. Итак, сударь, мы избрали тактику рептов, посылая своих людей в прошлое и корректируя таким образом настоящее и будущее. Однако истина, сударь, в том, что мы, в отличие от драконов, очень мало знаем о времени и пользуемся хрональными туннелями, проложенными еще атлантами на рубеже Серебряного и Бронзового веков. Координаты их и свойства постоянно меняются, законы трансформации неизвестны. Отсюда - ошибки, неточности и в конечном счете провалы. Жестокие. Мы посылаем человека в Древний Рим, а он оказывается у викингов, в Норвегии. Причем совершенно голым, в природном естестве своем, потому как транспортировать во времени искусственные предметы мы еще не умеем. Да-да, увы. Ни одежды, ни оружия, ни припасов. Именно поэтому так остро и встает вопрос внимательнейшего отбора - все главным образом зависит от личных качеств человека. Я не говорю, конечно, о всяких форс-мажорах типа спонтанных флуктуации векторов временных каналов. Ах, если бы мы умели прокладывать их сами, с необходимой точностью - строго выверяя направление, время и координаты. Ну вот, собственно, сударь, мы и подошли к самой сути проблемы. Не правда ли, мадам? - Калиостро прервался, глянул на Аниту, и та, горько усмехнувшись, тяжело вздохнула. - Дошли до самой сути, дошли. А суть эта чертова заключается в том, что крайне несовершенна математическая база. Драконы же делают все возможное и невозможное, чтобы она так и осталась в зачаточном состоянии. Подтасовывают результаты, похищают труды, искажают вычисления, убивают ученых. Всех тех, кто стоял на пороге великой Тайны теории симметрии. Галуа, Стародубцева, Макеева, Костромина. Будь сейчас из них хоть кто-нибудь живой, мы бы не бродили наобум в коридорах времени, словно несмышленые незрячие щенки, брошенные сукой. Тебе, надеюсь, понятно, красавчик, к чему я все это говорю?

- Понять не сложно. - Буров кивнул, бодро изобразил на лице бравый оскал. - Куда прикажете?

А сам до боли захотел вернуться в прошлое, на пару дней назад, на тихую таежную заимку. Продемонстрировать во всей красе свой очень непростой, если верить выжившим, характер...

- Во Францию, к Галуа, - распорядился Калиостро, однако мягко, в просительном ключе. - Но через Ленинбург. Эти чертовы временные каналы...

- Через Ленинбург? - удивился Буров. - Может быть, Ленинград?

- Ну конечно же, через Ленинград. Бывший и будущий Санкт-Петербург, - с легкостью согласился Копт, несколько понурился и сделал виноватое лицо. - Что-то с памятью моей стало, годы, знаете ли, сударь, стрессы. Жизнь, полная опасностей и треволнений. Опять-таки, нерозовое детство, холодный пол, дубовые игрушки... В общем, ладно, сударь, не будем отвлекаться. Операция спланирована тщательно, с тонким знанием предмета, на основе астрального предвидения, вызывания духов и глубокой медитации. Сам Великий Атавар изволили заниматься. - И он взглянул в сторону озера, где размахивали спиннингом, раскачивали лодку и гнали волну. - Итак, сударь, слушайте и запоминайте. В Ленинграде вы первым делом попадете в термы, где подойдете к бальнеатору72, доверенному человеку, и скажете по-русски: "Пламенный физкульт-привет, доплыл благополучно". Тот обеспечит вас питьем, едой, а также одеждой и обувью. Ровно в четверть первого пополудни, по местному времени, вам надлежит быть на набережной, у Всадника Апокалипсиса73. Там к вам подойдут, скажут: "С легким паром!" - и дадут все необходимые инструкции. Ну вот, пожалуй, пока, в общих чертах, все. Вопросы?

- Скажите, граф, а как меня узнают там, у Медного-то всадника? - поинтересовался Буров. - Может, нужно прийти с букетом, газетой или каким-нибудь журналом? По всем суровым законам тотальной конспирации?

В голове его игриво звучал баритон Высоцкого: "И еще - оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже к вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он: "Не хотите ли черешни?" Вы ответите: "Конечно". Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон..."

- Я же сказал, операция спланирована тщательно, с завидной скрупулезностью и знанием предмета. Не узнать вас, сударь, будет просто невозможно, - усмехнулся Калиостро, правда, не весело - сурово. - И вот еще, сударь, что. В жизни бывает всякое, она частенько преподносит сюрпризы. Никто, черт возьми, не застрахован от случайностей. Словом, если вдруг вы не сможете прийти к Всаднику Апокалипсиса в указанное время, то знайте, что существует резервный вариант. Каждый понедельник в четырнадцать часов вас будут ждать на набережной у Академии искусств, рядом с дальним от Дворцового моста сфинксом. Вот тут-то вам и понадобятся газеты, две, свернутые в трубочку, в каждой руке. Повторяю, сударь, это очень важно - не две в одной, а по одной в каждой. Итак, еще вопросы? - Он снова глянул на часы, поднял глаза на Бурова и сделал торопливый жест: - Давайте, сударь, давайте. Время поджимает...

- Со мной была женщина по имени Лаура. А может, ее зовут Ксения, - отошел от темы Буров. - Что с ней? Жива ли?

Положа руку на сердце, судьба Лауры волновала его куда больше, чем будущее человечества.

- А, рыжая друидесса... Красавица и амазонка... - Калиостро понимающе подмигнул и почему-то оглянулся на безмятежную Лоренцу. - Жива, жива. Сейчас она...

- Все, начинается, - оборвала его Анита, указала в направлении озера и с интересом взглянула на Бурова: - Раздевайся, красавчик. Догола, догола. Можешь не стесняться, боюсь, что ничего нового я уже не увижу...

А на озере между тем происходило что-то странное - на его поверхности побежала рябь, заходили с плеском волны, и появился радужный, бешено крутящийся водоворот. Этакий разноцветный, пенящийся Мальстрим в миниатюре. Сен-Жермен уже больше не размахивал удилищем - черт его знает как удерживая баланс, он стоял в своей резиновой лодчонке и выделывал руками невиданные пассы, вся его фигура излучала уверенность, движения были точны, энергичны и на диво координированны. Слов нет - маг, волшебник, чаровник, чудодей, кудесник из "Мужского клуба". Да еще какой - озеро потихоньку успокоилось, волнение улеглось, радужная воронка убавила обороты. Этаким внушительным бензиновым пятном плавно и торжественно взяла курс на берег.

- Transmutatio energiae74 состоялось, временной проход открыт и взят под контроль, - с гордостью объяснил ситуацию Калиостро, взял дистанционный пульт от "Айвы" и добро, по-отечески, заглянул в глаза Бурову. - Вам придется искупаться, сударь. Да пребудет с вами Spiritus Directores75. Да снизойдет на вас Attractio Divina76...

"Эх, была бы я помоложе. Этак на пару сотен лет", - расстроилась Анита, оторвала взгляд от раздевающегося Бурова и нежно, по-матерински, дала последнее цэу:

- Ты на глубину-то, смотри, красавчик, не заплывай. Не торопись, пусть подойдет поближе...

Буров так и сделал - неспешно забрался в воду, зашел по грудь и с уханьем нырнул в самый центр вертящегося пенного калейдоскопа. Последнее, что он услышал, были звуки токкаты Баха. Слава богу, что не марша Шопена...

ЧАСТЬ II

ПРОШЛОЕ

Первое, что услышал Буров, вынырнув на воздух, была песня. Несколько занудная, зато полная искренности, драматизма и душевной муки:

А листья желтые над городом кружатся...

С тихим шорохом нам под ноги ложатся.

Эх, не прожить нам в мире этом без потерь...

Солировал в меру пьяненький, загребающий по-собачьи гражданин, собственно, не столько пел, сколько отплевывался зеленой, щедро хлорированной водой. Голос у него был мятый, движения вялые, глаза запавшие, красные, словно у кролика. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и он пойдет на дно с песней на устах. Однако ничего - при виде Бурова воодушевился, отбросил разом пессимизм и с интересом спросил:

- Э, мужик, ты кто?

- Да хрен в пальто, - успокоил его Буров, дружески подмигнул и принялся забирать влево, к краю бассейна, где прилепилась узенькая, заржавленная лесенка.

Вылез из воды, расправил грудь и с достоинством пошлепал на выход. Народ на его явление отреагировал слабо - кто мок на мелководье, кто плавал на глубине, кто с уханьем бросался в хлорированные бездны. Ну мужик, ну амбалистый, ну с плечами шириною в дверь. Да и хрен с ним. Одним большим, одним меньше. Не хреном, мужиком... Буров между тем прошел парную, душевые, сауну, помывочный зал и скоро оказался в раздевалке-предбаннике, являвшемся одновременно и клубом по интересам. Собственно, центральный интерес здесь был один - пенилось пивко, звенели емкости, дергались, способствуя процессу, кадыки. В воздухе висели разговоры о футболе, пахло мылом, потом, исподним и спиртным, со стены смотрели Миша Олимпиец77, Николай Олялин и всем известная женщина, которая поет. Приглядеться, так это было вовсе не веселье - так, массовое убиение времени, которого невпроворот. А душой компании, этаким главкомом парада был верткий человечек в выцветшем, верно, белом когда-то халате. С невероятной ловкостью он шуршал рублями, лихо лишал девственности батареи бутылок, с энтузиазмом Фигаро управлялся с простынями и грозно, аки цербер, рычал на нерадивых. Одно слово - спец, бальнеатор, корифей помыва. Все спорилось, играло и кипело в его умелых руках, в нем было что-то от светила медицины, проводящего уникальную, невыразимо сложную операцию. От светила медицины, успевшего принять на грудь граммов этак сто пятьдесят спирту...

- Пламенный физкульт-привет, доплыл благополучно, - сообщил ему Буров, не заметил никакой реакции, кашлянул, нахмурился и веско повторил: - Доплыл, говорю, благополучно. Пламенный физкульт-привет.

- А-а... Ты... - Бальнеатор наморщил узкий лоб, как бы вспоминая что-то, пошмыгал красным носом. - Значит, явился... А у нас все на мази, у нас все, как в аптеке. - Он тут же сунулся в свой шкаф, вытащил невзрачный, перевязанный бечевкой пакет. - Вот, как просили, передаю. А это харч, - протянул он что-то в промасленной бумаге. - Куплено как для себя, согласно действующим расценкам. У нас все как в аптеке. На, - подал он простыню, открыл бутылку пива и пальцем показал куда-то в угол. - Туда давай. Смотри, недолго. А своим скажи - все, ша, амба. За фиолетовую78 последний раз пускаю. Пускай готовят бурого Володю79. А так мне понта нет, - глянул он на Бурова словно на пустое место, дернул презрительно плечом и резко повернулся в сторону, к страдающим от жажды массам: - Что, пивка три бутылки? Сделаем. Вот, "Жигулевское", холодненькое, вчерашнего разлива.

Казалось, всплыви у него в бассейне лохнесское чудовище, он ничуть бы не удивился. Главное, чтобы было заплачено.

- Конечно, передам, - улыбнулся Буров - не гниде-бальнеатору, красотке на календаре, покладисто кивнул и пошагал к себе в гадючий уголок. "Ага, значит, лето года 1983-го от Рождества Христова. И 66-го от пролетарской революции. От той самой, о которой так занудно говорили большевики..."

Завернулся в простыню, сел на выделенное место, осторожно, кончиками пальцев поладил с пакетом с харчами. Так, негусто. Холодец, называемый в народе волосатым, плавленый сырок "Дружба", копченая, завернутая в газету, сельдь. В газете той писали: "Гордой поступью входит в новый 1983 год ленинградский комбинат "Трудпром". Его специалисты предлагают населению города новые необычные услуги: мойка и натирка полов, чистка и регулировка газовых плит, комплексная уборка квартир и тысяча других полезных мелочей. И пятна на одежде пусть не приводят больше в отчаяние любителей красивых и модных гардеробов, потому что объединение "Химчистка" закончила испытания нового препарата "Алкомон-ДС", который не только отлично чистит одежду, но и дарит ей вторую молодость. А еще умельцы из химчистки освоили крашение столь модных в этом сезоне нейлоновых рубашек во все цвета и оттенки радуги. Не отстают от них и работники Невского мыловаренного завода. В рекордно короткие сроки они наладили производство питательного крема "Волшебница". В состав его входит маточкино молоко пчел, столь богатое витаминами и гормонами. Крем превосходит по качеству продукцию лучших капиталистических фабрик, а стоит всего 60 копеек..."

От селедки пахло морем, чайками, ветром странствий и немного неподмытой женщиной...

"Значит, говоришь, "Волшебница"?" Буров отложил газетку в сторону, крякнув, отхлебнул пивка, посмотрел в задумчивости на часы на стенке и занялся вторым пакетом. С легкостью порвал шпагат, быстро развернул, глянул и даже как-то оторопел. Ну что тут будешь делать! То ли смеяться, то ли плакать, то ли матом крыть Великого Аватара, лично принимавшего, блин, участие в скрупулезной отработке операции. В пакете были майка, трусы и зелено-белые, с черными шнурками кеды, сразу наводящие на мысли о Ваковском заводе80. Довершала экипировку шапочка - с мятым козырьком, резинкой на затылке и ностальгической надписью: "Пярну-80". "Да уж, меня узнают без труда. Правду глаголил Калиостро, истинно великий маг. Чтоб ему вместе с Аватаром!" - Буров принялся копаться в белье и не удержался, хмыкнул - на майке было написано "Динамо", крупными белыми буквами наискось через всю грудь. Вот ведь, блин, волшебники, мать их ети! Мало что марафонцем сделали, так еще и ментом поганым81. Ну умора, ну укатайка, ну потеха. Сунули спецназа с пятью железками82 к пидорам во внутренние органы. Ох, не влезет, встанет на ребро, пойдет против шерсти и выйдет боком... Только веселился Буров не долго - нашел в левом кеде часы. Наручные, противоударные, водонепроницаемые, с календарем. И с гравировкой: "От высокого командования". Дарственной. На имя Бурова Василия Гавриловича. Свои, командирские, с которых, собственно, все и началось83. Господи, и что это за пьеса, в которой он играет хрен знает какую роль? Вот уж воистину весь мир театр, а все люди актеры. Только вот кто режиссер? Впрочем, вдаваться в сущность глобальных вопросов Буров не стал, быстренько спустился на землю и принялся сливаться с реалиями.

- Угощайтесь, - предложил он "Дружбу", волосатого и сельдь вкушающему соседу слева. - Баба вот собрала, а у меня гастрит.

- Во, я и говорю - все бабы дуры, - отозвался тот, икнул и вытащил второй стакан. - Ну давай, что ли, за знакомство.

- Спасибо, не могу, у меня еще и почки, - извинился Буров, глянул на часы и выказал работу мысли. - А потом я взял два билета, на дневной сеанс... На двенадцать, в "Великан". Скоро уже нужно собираться.

- Ну ты и забежка. Времени одиннадцать часов, а до "Великана" отсюда доплюнуть можно. Впрочем, хозяин - барин. - Сосед оскалился, принял в одиночку и, потеряв к Бурову всякий интерес, занялся вплотную сельдью. Что зря разговаривать с моральным-то уродом? С виду очень даже нормальный мужик, а если глянуть вглубь - колит, гастрит, почки, слюни, билеты на дневной сеанс. Тьфу. И селедку ему баба подложила хреновую, в рот не взять, сухую, словно вобла. Может, не такая и дура...

Буров в ответ с ухмылочкой кивнул, по новой приложился к пиву и неторопливо, вдумчиво, даже с этакой ленцой принялся собираться на выход. В мыслях его царила ясность, на сердце было легко - за час с небольшим, изображая марафонца, он уж всяко доберется до места. А по пути посмотрит на Неву, на спицу Петропавловки, на Стрелку, на Зимний, на Кунсткамеру, на мосты, на купол Исаакия под летним солнцем. На все это великолепие града Петрова. Петербург, Петроград, Ленинград. Здравствуй, город, знакомый до слез. Сколько, блин, не виделись-то? Пару сотен лет, не меньше84. А вокруг по-прежнему кипела жизнь. Греб рубли поганец-бальнеатор, перло пеной парное "Жигулевское", разрумянившиеся граждане, отбанившись снаружи, отмывали души злодейкой-сорокаградусной. Из настенного репродуктора, что у Бурова над головой, изливалась, куда там Ниагаре, песня:

Нам рано на покой,

И память не умрет,

Оркестр полковой

Вновь за сердце берет!

Прости, красавица, но жизнь пехотная

Вновь расставание сулит тебе!

Не зря начищена труба походная,