Эйффи:
коричневое, но по мере того, как сильнее задувал ветерок и
менялось освещение, все сильней отливавшее чуть рыжеватым,
лисьим золотом. В золотом узоре платья проступали лилии и
виноградные листья, золотой поясок перехватывал его сразу под
грудью. Волосы под тонкой сеткой с белыми бусинами невинно
прикрывали виски.
а может быть, тысячу лет назад, изучая дзен в горах Японии. Вам
этого все равно не узнать.
можете наверняка сказать, кто прячется под козлиной образиной,
которую он напялил. Да кто угодно. Может быть даже -- один из
моих.
нового противника, ибо таково было его право по законам Турнира
Святого Кита. Взгляд ненадолго задержался на напряженном лице
Гарта де Монфокон, затем на короле Богемонде, кивнувшем и
наполовину привставшем с трона (королева Ленора, опустив глаза,
впилась себе пальцами в бедра). Однако ронин Бенкеи лишь
вбросил меч в мерцающие ножны, почти до земли склонился перед
королем с королевой и покинул поле. Фаррелл видел, как он
скрылся в маленьком шатре, над которым не плескалось ни
знамени, ни флажка.
-- Ты -- Розанна Берри, в этом году у тебя экзамен по алгебре,
ты пропустила кучу уроков физкультуры, у тебя по-прежнему
высыпают прыщи, если ты переешь сладостей, и ты все еще
продолжаешь грызть ногти. Кроме того, ты повинна в смерти
человека и всерьез считаешь себя волшебницей.
мирные, лишь чуть заметно отливавшие тьмой в начале разговора,
теперь они, совсем как ее платье, светились рыжим золотом,
разгоравшимся все ярче и ярче, хоть кожа вокруг глаз оставалась
тугой и бескровной. Она прошептала:
догадались, я и вправду волшебница. Вы только подождите
немного, ладно? -- подождите и сами увидите, волшебница я или
нет.
она встала рядом с отцом, который в это время бросал вызов
испанскому рыцарю дону Клавдио. Ветер скручивал голубой
короткий плащ Гарта, налепляя его на тело и снова схлестывая,
отчего кольчуга Гарта вспыхивала и гасла, будто текучая вода.
вдвоем, стараясь нечувствительным образом приглядывать за
перемещениями Эйффи и Никласа Боннера. Дело оказалось до
крайности трудным, поскольку Эйффи и Никлас -- явно
сговорившись заранее -- до самого вечера вращались в толпе по
почти не пересекавшимся орбитам. Повседневный наряд Бена
избавлял его от внимания зрителей, но Фаррелла постоянно
перехватывали, уговаривая сфотографироваться с мистером и
миссис Брингль из города Хайланд-Парк, штат Мичиган, или
спрашивая, нельзя ли маленькой Стаси подержать лютню, всего
одну минутку. Когда он, наконец, освободился, выяснилось, что
он потерял и Бена, и тех, кого они преследовали, и ему пришлось
еще долго шнырять в толпе, всматриваясь в бархатные наряды и
шляпы с плюмажами, прежде чем он снова их углядел. Никлас
Боннер явился на Турнир в облике жонглера и порой его
передвижения можно было проследить благодаря следующим за ним
детям, которые стекались к Никласу, завидев, как он бредет,
оплетенный узором из летающих вокруг его головы четырех
апельсинов. На щеках его были краской написаны ромбики, а под
глазами -- крохотные кинжалы.
выкатываясь под смех, радостные клики, непрестанное клацанье
мечей и глухой звон грохающихся оземь, укрытых доспехами тел. В
тот день стали рыцарями пятеро оруженосцев, еще одному в
схватке на двуручных мечах сломали ребро, а ирландский лорд
Матгэмгейн, почти победив тосканского герцога Чезаре иль
Диаволо, имел несчастье сломать руку. Несколько в разной мере
прославленных рыцарей бросали вызов королю Богемонду, и Фаррелл
был лишь одним из многих, дивившихся тому, что происходило
дальше, потому что король каждый раз поднимался с трона, вручал
корону Леноре и дрался, как росомаха, ибо его до краев
переполняло отчаяние. Он сразил не только Рауля Каркассонского,
но и герцога Бенедиктуса, наскакивая на них едва ли не до того,
как они успевали толком принять боевую стойку, не оставляя им
времени даже на то, чтобы понять, с какой пограничной с
безумием отвагой они столкнулись. Королева Ленора следила за
поединками глазами, полными слез, словно ей приходилось
смотреть против сильного ветра.
старинных часов, он выходил из своего небольшого шатра и
возвращался вовнутрь, в промежутках сражаясь с высокородными
рыцарями и оруженосцами, выбирая противника случайным по
внешнему впечатлению образом и всякий раз побеждая. Фаррелл и
Бен ели корнуэльский пирог, пончики Святого Ива, прихлебывали
обжигающий чай из целебных трав и, забывая про все на свете,
следили за парой ловчих соколов, круживших над самой высокой из
башен отеля, по временам величаво снижаясь и вновь воспаряя над
Турниром. С таким же мягким шелестом улетало и время.
Богемонда. Схватка их оказалась недолгой и ничем не врезалась в
память, не считая того, что Богемонд вышел на бой, явно не
питая никаких надежд. Эйффи и Никлас Боннер внезапно возникли
на боковой линии турнирного поля, подбадривая Гарта выкриками,
и внимание Богемонда, похоже, было приковано больше к ним, чем
к его презрительно смиренному противнику. Когда он полным
печали движением попытался нанести Гарту удар, Фаррелл увидел
то, о чем рассказывала Ловита -- деревянный клинок извернулся
еще в полете и скользнул мимо смеющегося Гарта. Это повторялось
опять и опять, пока, наконец, в воздухе не замелькали оба меча,
и шлем короля Богемонда не слетел с его головы, когда сам он,
медленно кренясь, повалился набок. Поднявшись, он устало, но с
изяществом поклонился Гарту и в знак вассальной верности сжал
его ладонь в своих.
полной силы, а Эйффи уже взлетела на трон, вырвала корону из
рук королевы Леноры и повернулась к толпе, чтобы крикнуть -- с
такой безжалостной радостью, точно формула, произносимая ею,
была буквально верна:
король Гарт де Монфокон!
застывшую живую картину -- витражное окно, в котором Эйффи с
лицом новобрачной навсегда склонилась, коронуя отца, а над ними
в низком вираже застыли два сокола, и совсем рядом Ленора
поддерживала своего побежденного властелина. На заднем плане
тесной группой маячили с непроницаемыми, полустертыми лицами
благородные лорды Лиги Архаических Развлечений, написанные
теперь уже забытыми красками. Большую часть этих людей он видел
в последний раз.
был ронин Бенкеи. Он стоял несколько в стороне, чужаком,
вторгшимся в своих драконьих доспехах из совершенно иной
области искусства, и рассекая композицию картины, указывал
длинным, слегка изогнутым мечом на едва коронованного короля
Гарта. Какое-то время никто его не замечал, затем поднялся
неслыханный гвалт и посыпались во множестве словеса, столь же
архаические, сколь и крепкие, ибо никогда еще нового короля не
вызывали на бой через несколько минут после его восшествия на
престол. Сторонники Гарта потребовали собрать ad hoc(*1) Коллегию
Герольдов, но неожиданно большое число противников взревело с
такой издевкой, что сам Гарт величаво выступил вперед и
возвестил о своей готовности биться.
знаменитый черный шлем и ступил на поле, и едва он ступил, как
ронин Бенкеи, завизжав, точно колеса тормозящего поезда,
налетел на него.