Открытый рот Флика олицетворял вопросы, роящиеся в мыслях у всех
Омсфордов. Наконец незнакомец поднял руку и откинул капюшон плаща, открыв
взглядам темное лицо, обрамленное длинными черными волосами, аккуратно
остриженными у плеч и падающими на глубоко посаженные глаза, до сих пор
кажущиеся темными щелочками в тени густых бровей. - Меня зовут Алланон, -
тихо объявил он. Наступила долгая полная изумления тишина, и трое
слышавших его застыли в изумлении, не в силах вымолвить ни слова. Алланон
- таинственный странник четырех земель, историк народов, философ и
наставник, по слухам, практикующий мистические искусства. Алланон -
человек, побывавший всюду, от черных гаваней Анара до запретных вершин
Чарнальских гор. Его имя было знакомо даже жителям самых глухих и
уединенных поселений Юга. И вот он вдруг стоит перед Омсфордами, каждый из
которых за всю жизнь лишь несколько раз покидал родную долину.
Тихое существование, которое они привычно вели многие годы, кончилось, и в
некотором смысле это произошло из-за него.
пристально взглянул на него и издал тихий глубокий смешок, удививший их
всех.
торопливо оделся на сыром прохладном воздухе. Он обнаружил, что встал так
рано, когда во всей гостинице не проснулся еще ни один человек: ни хозяин,
ни гости. Длинное здание окутывала тишина, пока он бесшумно пробирался из
своей маленькой комнатки в задней части основного здания в главный холл,
где быстро развел огонь в огромном каменном очаге негнущимися от холода
пальцами. Даже в самые теплые месяцы в эти ранние утренние часы, когда
солнце еще не поднялось над холмами, в долине стоял невыносимый холод.
Тенистый Дол был надежно укрыт не только от человеческих глаз, но и от
ярости переменчивой зимней погоды, приходящей с Севера. Но хотя свирепые
бури зимой и весной проносились мимо долины и Тенистого Дола, по утрам
среди холмов круглый год обитал жгучий холод, который разгоняли лишь
падающие в долину теплые лучи полуденного солнца.
одном из высоких стульев с прямой спинкой, обдумывая события прошлого
вечера. Он откинулся назад, сцепив пальцы рук, чтобы согреться, и опершись
спиной на жесткое дерево. Откуда Алланон может его знать? Он редко
выбирался из Дола и наверняка запомнил бы этого человека, если бы встретил
его в одном из своих нечастых путешествий. После своего заявления Алланон
отказался далее обсуждать этот вопрос. Он молча поужинал, заявив, что все
дальнейшие разговоры откладываются до утра, и вновь превратился в ту
зловещую фигуру, которая встретила тем вечером Шеа на пороге гостиницы.
Поев, гость попросил хозяина показать ему комнату, где он может выспаться,
и извинился. Ни Шеа, ни Флик не сумели больше вытянуть из него ни одного
слова про его путешествие в Тенистый Дол и его интерес к Шеа. Позднее,
когда ночью братья беседовали об этом наедине, Флик связал его встречу с
Алланоном и случай с ужасающей тенью.
знать? Он проследил в уме все события своей жизни. Ранние годы он помнил
смутно. Он не знал, где родился, хотя через какое-то время после того, как
его усыновили Омсфорды, ему рассказали, что он появился на свет в
маленьком поселении на Западе. Отец его умер раньше, чем в памяти мальчика
мог бы запечатлеться его образ, и теперь он почти ничего не мог о нем
вспомнить. Какое-то время его воспитывала мать, и он припоминал отдельные
эпизоды из жизни с ней, свои игры с детьми эльфов среди огромных деревьев,
в темно-зеленой глуши. Ему исполнилось пять лет, когда она вдруг заболела
и решила вернуться к своему народу в деревушку Тенистый Дол. Наверное, она
уже знала, что жить ей осталось недолго, но в первую очередь она
заботилась о сыне. Путешествие на юг стало для нее последним, и вскоре
после переселения в долину она умерла.
все, кроме Омсфордов, приходящихся ей всего лишь дальними кузенами. Менее
года назад Курзад Омсфорд потерял жену и с тех пор один воспитывал сына
Флика и содержал гостиницу. Шеа стал членом их семьи; отныне мальчики
росли как братья и оба носили имя Омсфордов. Никто никогда не называл Шеа
его настоящего имени, а сам он не считал нужным спрашивать. Омсфорды были
единственной семьей, много для него значившей; они также приняли его как
родственника. Временами смешанная кровь беспокоила Шеа, но Флик упорно
убеждал его в том, что это только преимущество, ибо его характер и
инстинкты сформированы смешением кровей двух рас.
Казалось, этого никогда не происходило. Возможно, так оно и было.
мрачном путнике пугало его. Возможно, это говорило его воображение, но он
не мог избавиться от ощущения, что этот человек каким-то образом читает
его мысли и видит его насквозь, стоит ему лишь пожелать. Это казалось
нелепым, но с момента встречи в гостиной комнате эти мысли не покидали
юношу. Флик тоже заметил это. Он даже прошептал брату в темноте спальни -
боясь, что его могут как-то подслушать - что, по его мнению, Алланон
опасен.
поднялся, чтобы подбросить в огонь хвороста, когда услышал в коридоре
голос отца, громко рассуждающего о хозяйственных проблемах. Глубоко
вздохнув, Шеа отогнал от себя мрачные мысли и поспешил на кухню, чтобы
помочь готовить завтрак.
утро провел в своей комнате. Тот неожиданно появился из-за угла гостиницы,
когда Шеа отдыхал под огромным тенистым деревом позади дома, задумчиво
управляясь с легким завтраком, который сам себе соорудил. Его отец был
занят делами где-то в доме, а Флик пропадал по отцовскому поручению. В
лучах полуденного солнца мрачный незнакомец казался ничуть не менее
грозным, чем прошлым вечером, его невероятно высокая фигура по-прежнему
была закутана в плащ, хотя теперь этот плащ был уже не черным, а
светло-серым. Склонив узкое лицо к земле, он подошел к Шеа и уселся на
траву рядом с юношей, задумчиво поглядывая на вершины холмов,
возвышающиеся на востоке над деревьями поселка. Несколько долгих минут оба
они молчали, затем Шеа не выдержал.
усмешка.
просто, как тебе хотелось бы. Возможно, лучшим способом ответить было бы
вначале поспрашивать тебя. Читал ли ты что-либо по истории Севера?
страшные явления жизни, вымышленные и настоящие, этим именем пугали
расшалившихся маленьких детей, от него бегали по коже мурашки у взрослых
мужчин, когда перед мерцающими углями ночного костра рассказывались
всяческие истории. В этом названии слышались имена призраков и гоблинов,
коварных лесных карликов Востока и огромных скальных троллей дальнего
Севера. Шеа взглянул на мрачное лицо перед собой и медленно кивнул. И
снова Алланон помедлил, прежде чем продолжить.
путешественник среди нынешних историков, ибо за последние пять веков мало
кто, кроме меня, посещал земли Севера. Мне известно о расе человека много
такого, о чем никто и не подозревает. Прошлое стало расплывчатым
воспоминанием, и возможно, это и к лучшему; ибо последние две тысячи лет
история человека была не особенно приятной. Сегодня люди забыли прошлое;
они мало знают о настоящем и еще меньше - о будущем. Раса людей почти в
одиночестве живет в пределах земель Юга. Люди ничего не знают о Севере и
его обитателях, и совсем мало - о Востоке и Западе. Жаль, что люди стали
столь недальновидной расой, ибо в свое время они были самыми мудрыми из
всех народов. Но сейчас они только стремятся жить отдельно от других рас,
отгородившись от проблем остального мира. Они стремятся к этому, заметь,
лишь потому, что эти проблемы еще не коснулись их, и потому еще, что страх
перед прошлым не позволяет им слишком далеко заглядывать в будущее.
ответил:
что-то ужасное. Я достаточно знаю историю - нет, я достаточно знаю жизнь,
чтобы понять - человек может надеяться на выживание лишь в том случае,
если полностью обособится от прочих рас и заново отстроит все то, что
потерял за последние две тысячи лет. Возможно, тогда ему хватит ума не
потерять все это во второй раз. Он уже почти полностью уничтожил себя в
Великих Войнах из-за своего постоянного вмешательства в чужие дела и
нежелания обособиться от остальных.
порождения власти и жадности, которые человеческая раса обрушила себе на
голову из-за своей беспечности и потрясающей недальновидности. Это было
давно - но что изменилось? Ты думаешь, человек может начать все сначала,
так, Шеа? Так вот, тебя должен удивить тот факт, что кое-что не меняется
никогда, и власть всегда будет таить в себе опасность, даже для расы,
почти полностью уничтожившей себя. Пусть Великие Войны остались в глубоком