христианин поклянется в чем-нибудь на этом Распятии, то ведь он должен
сдержать свою клятву?
а деньги раздайте бедным.
подозвала меня к постели. Она сказала мне, что ее последняя воля находится
в запечатанном конверте в ее портфеле. Я должен вскрыть его только три
года спустя и в твоем присутствии.
еще раз поклялся ей в точности исполнить ее последнюю волю. Я уверил ее,
что сдержу клятву, данную ей накануне, но она не удовлетворилась этим. Она
заставила меня поднять мою правую руку, а левую положить на Распятие,
которое она не выпускала из рук; медленно произносила она слова, которые я
повторял за нею. Таким образом я поклялся ей два раза.
напутствовал ее. Но я не знаю, слышала ли она его на этот раз. Только,
когда он заговорил о воскресении мертвых и о том, что она увидится со
мной, она слегка повернула голову и сказала: "Да, верьте этому: меня он
наверное еще увидит". Это были ее последние слова. Говоря это, она тихо
улыбнулась, и эта улыбка осталась у нее на лице после того, как она
заснула вечным сном.
завещании. - Он взял графин с вином и наполнил оба стакана.
конверт и протянул его другу.
конверт, он вынул лиловую бумагу и громко прочел несколько строк,
написанных твердым, прямым почерком:
погребения, было вынуто из гроба и переложено в урну в дворцовой часовне.
При этом не должно быть никакого торжества, и, за исключением садовника,
должны присутствовать только граф Винсент д'Оль-Ониваль и его друг,
господин Ян Ольеслагерс. Вынуть останки из могилы должно после полудня,
пока светит солнце, и до заката солнца останки мои должны быть положены в
урну и отнесены в капеллу. Пусть это будет воспоминанием о великой любви
ко мне графа.
могло быть что-нибудь другое?
хоронить членов вашей семьи всегда соблюдается оставшимися в живых
родственниками?
поклясться в том, что подразумевается само собою, - да еще так
торжественно поклясться?
все объясню тебе. Вот видишь, графиня верила в мою любовь к ней. И когда
эта любовь в первый раз обманула ее ожидания, то для нее это было то же
самое, что упасть в бездну. Когда я ей отказал в том, о чем она просила
меня, она думала, что я шучу. Так она была уверена, что в силу моей любви
к ней я исполню то, о чем она меня просила. И когда она увидела мою
слабость, когда она убедилась в том, что я не отпущу ее, когда она
потеряла то единственное, во что верила, тогда в ней произошла странная
перемена. Казалось, словно я лишил ее жизнь содержания. Она начала
медленно чахнуть, она таяла, как тень во время заката солнца.
сидела на балконе, молча, мечтательно взирая на верхушки высоких деревьев.
Ха все это время она почти не разговаривала со мной. Она ни на что не
жаловалась; казалось, она изо дня в день раздумывает только о какой-то
тайне. Раз как-то я застал ее в библиотеке, она лежала на полу и усердно
перелистывала всевозможные книги, как бы ища чего-то. Но я не видел, какие
книги она рассматривала; она попросила меня выйти. Потом я заметил, что
она стала много писать, она писала каждый день по два, по три письма.
Вскоре после этого со всех сторон на ее имя стали приходить пакеты. Все
это были книги, но какого рода - я не знаю, она сожгла их перед своей
смертью. Знаю только, что все эти книги имели отношение к токсикологии.
Она усердно изучала их; целые ночи напролет я бегал по парку и смотрел на
матовый свет в ее окне. Потом она снова начала писать письма, и тогда на
ее имя стали приходить странные посылки, обозначенные как пробы. На них
были обозначены имена отправителей: Мерка из Дармштадта, Хейсера из Цюриха
и других известных фирм, торгующих ядами. Мне стало страшно, я подумал,
что она хочет отравиться. Я собрался с духом и спросил ее об этом. Она
засмеялась.
сохраниться!
успокоил меня. Два раза приходила пакеты, которые необходимо было взять в
таможне; я спросил ее, нельзя ли мне самому их получить. Я думал, что она
откажет мне в этом, однако она ответила мне небрежно:
запах, оказался экстракт горького миндаля, в другом, присланном из Праги,
я увидал блестящую пасту, так называемую "фарфоровую". Я знал, что графиня
употребляла эту глазурь; в течение целых месяцев она несколько часов в
день проводила за наведением на лицо этой эмали. И наверное только
благодаря этой удивительной эмали, вопреки разрушительному действию все
прогрессирующей болезни, ее лицо до самого конца сохранило свою красоту.
Правда, черты стали неподвижными и напоминали маску, но они остались
такими же прекрасными и чистыми до самой смерти. Вот посмотри сам, смерть
была бессильна изменить ее!
порвала все с этим миром. Ничто не интересовало ее больше, и даже о тебе -
прости - она никогда не упоминала ни единым словом. Только ее собственное
прекрасное тело, которому, она знала, суждено скоро разрушиться, казалось
ей еще достойным интереса. Да и на меня она едва обращала внимание после
того, как угасла ее вера в силу моей любви; а иногда мне казалось даже,
что в ее взоре появляется огонь непримиримой ненависти, более ужасный,
более страшный, чем то беспредельное презрение, с которым она раньше
обращалась со мной. Можно ли удивляться после этого, что она мне не
доверяла? Кто теряет веру хотя бы в одного святого, вскоре будет
отрекаться от Распятого и от Пресвятой Девы! Вот почему, я думаю, она
заставила меня дать эту странную клятву!
твоей любви. Но ничуть не объясняет странное желание графини быть
непременно похороненной в часовне замка.
д'Асп! И чтобы я после этого поверил, что ею вдруг овладело такое
страстное желание покоиться в урне среди твоих предков!
сторон. Он прочел его еще и еще раз, однако не мог найти в нем ничего
особенного.
Каждый день он приставал к графу, чтобы тот исполнил наконец волю
покойной.
небо сегодня.
Фламандец снова напомнил графу о том, что пора исполнить волю умершей, и
граф сделал необходимые распоряжения. Никто из слуг не должен был покидать