Чтение 4–й страницы книги ~Прометей~

странным птичьим голосом:

- Да. Туту видит это дерево.-И, прежде чем Кэрмоди успел сформулировать
следующий вопрос, спросила, показывая на учителя:-Ты видеть Хута? Туту
видеть Хута. Он горовиц. Я горовиц. Ты...

На мгновение Кэрмоди потерял дар речи, слыша лишь, как взолнованно
завопил Холмъярд:

- Джон, вы слышите ее? Она научилась говорить и понимать по-английски! И
за столь короткое время! Мы дали им язык! Дали им язык!

Кэрмоди слышал тяжелое дыхание Холмъярда так отчетливо, словно тот стоял
рядом.

- Успокойтесь, мой добрый друг. Хотя я не могу осуждать вас за то, что вы
так взволнованы.

Туту склонила голову набок и спросила:

- Ты говорить с...

- Я человек,-ответил Кэрмоди на предыдущий вопрос.-Человек, человек. И я
говорю с человеком... не с собой. Этот человек далеко.-Затем, осознав, что
она не понимает смысла слова "далеко", взмахом руки показал куда-то вдаль и
ткнул пальцем в пространство вельда.

- Ты говорить с... человек... далеко?

- Да,-сказал Кэрмоди, торопясь уйти от этой темы. Как бы он ни старался,
Туту пока была не в состоянии воспринять объяснение, каким образом он может
переговариваться с кем-то на столь большом расстоянии, и поэтому
сказал:-Будет время, и я объясню тебе...-И снова осекся, ибо не мог
подобрать слов, дабы дать ей представление о времени. Придется заняться этим
позже.-Я делать огонь,-произнес он.

Туту удивленно посмотрела на него, словно поняла только первое слово
фразы.

- Я показать тебе,-сказал Кэрмоди, собирая пучки длинной сухой травы и
обломившиеся сухие ветки.

Сложив их шалашиком, он наломал тоненькие веточки и запихал в конус
шалашика. К этому времени за спиной у него собралась ребятня, подошло
несколько взрослых.

Из кошеля под хвостом он вытащил огниво и кресало. И то, и другое Кэрмоди
прихватил с корабля, ибо зоологи сообщили, что земля тут бедна минералами.
Он показал их горовицам и с шестой попытки высек искру. Но трава не
загорелась. Огонек затеплился лишь с третьей попытки и через несколько
секунд занялся по-настоящему, так что пришлось подбрасывать в него ветки, а
потом сучья.

Как только по хворосту заплясали первые язычки пламени, горовицы,
стоявшие неподалеку с вытаращенными глазами, одновременно вздохнули. Но не
обратились в бегство, чего Кэрмоди боялся, а стали издавать звуки, которые
привлекли остальных. Вскоре за его спиной собралось все племя.

Туту воскликнула: "О! О!"-Кэрмоди принял это за выражение изумления или
восхищения красотой пламени-и протянула руку, чтобы коснуться его языков.
Кэрмоди открыл было рот, чтобы сказать: "Нет! Огонь плохой!", но тут же сжал
губы. Как объяснить ей, что одно и то же явление может быть очень опасным и
в то же время приносить огромную пользу?

Оглядевшись, он заметил девочку, стоящую в задних рядах, которая держала
в руках грызуна размерами с мышь. Она так восторженно глазела на пламя, что
забыла даже сунуть зверька в клюв. Протолкавшись к ней, Кэрмоди подвел ее
поближе к огню, где все могли ее видеть. Пустив в ход самые убедительные
жесты, он преодолел недоверчивость подростка и убедил отдать ему добычу.
Содрогаясь от отвращения, он прикончил животное, ударив головой о камень.
После чего, вытащив нож, содрал шкурку, выпотрошил, обезглавил и, заострив
прут, нанизал на него тушку. Затем ухватил Туту за худенький локоть и
привлек поближе к огню. Почувствовав обжигающий жар, она отпрянула. Кэрмоди
не стал мешать ей, сказав лишь: "Огонь горячий! Жжет! Жжет!"

Она уставилась на Кэрмоди широко открытыми глазами, а тот, улыбнувшись,
потрепал ее за хохолок из перьев и продолжил обжаривать мышь. Затем разодрал
ее на три части, остудил каждый кусок и дал один девочке, владелице добычи,
другой Туту, а третий вручил вождю. Все трое с опаской попробовали угощение
и в голос восторженно выдохнули: "Ах!"

Спать в эту ночь Кэрмоди почти не пришлось. Он поддерживал огонь, а все
племя, рассевшись вокруг, восхищенно любовалось костром. Несколько раз
какие-то крупные животные, привлеченные светом, останавливались неподалеку,
и Кэрмоди видел блеск их глаз. Но никто из них не сделал попытки
приблизиться.

Утром Кэрмоди связался с Холмъярдом.

- Как минимум пятеро детей практически не уступают Туту в изучении
английского,-сказал он.-Но из взрослых никто не изъявил желания повторить
хоть слово. Может, они не могут преодолеть привычек и не в состоянии
обучаться. Не знаю. Сегодня попробую поработать с вождем и с другими. Да,
кстати, когда повезете снаряжение в мое убежище, прихватите пояс с
патронташем и кобуру для пистолета. Не думаю, что это их удивит. Ведь они
знают, что я не настоящий горовиц. Но, похоже, для них это не имеет
значения.

Сегодня я попробую убить антилопу и показать им, как обжаривать целую
тушу. Но у них ничего не получится, пока они не найдут кремень, из сколов
которого можно делать ножи. Думаю, что надо отвести их в такое место, где
его можно обнаружить. У вас есть что-нибудь на примете?

- Поедем искать на джипе,-ответил Холмъярд.-Вы правы. Если даже они
научатся делать инструменты и посуду, у них нет сырья.

- Но почему вы не выбрали группу, что располагается рядом с выходами
кремня?

- Главным образом, потому, что Горовиц нашел этих созданий именно здесь.
Мы, ученые, как и прочие, привыкли двигаться по накатанной колее и не думаем
о будущем. Кроме того, мы не имели представления, что эти животные... м-м-м,
люди, если они заслуживают такого определения,-обладают такими
способностями.

К Кэрмоди подошла Туту, держа в руке кузнечика размерами с полевую мышь.

- Это...

- Это кузнечик,-ответил Кэрмоди.

- Ты гореть... огонь.

- Да. Я разжигаю огонь. Но не горю. Я жарю на на огне.

- Ты жарить на огне,-повторила она.-Ты давать мне. Я есть, ты есть.

- Она уже освоила два предлога... мне кажется,-произнес Кэрмоди.

- Джон, к чему этот пиджин-инглиш?-сказал Холмъярд.-Почему надо избегать
временных категорий и падежей, сводить к минимуму личные местоимения?

- Потому что в этом нет необходимости,-ответил Кэрмоди.-Многие языки, как
вы знаете, обходятся без настоящего времени. Более того, в современном
английском прослеживается тенденция опускать его в разговоре, а я могу
только предполагать, как развитие пойдет дальше.

Учу же я их языку низших классов, поскольку думаю, что речь неграмотных
возобладает. Вы же знаете, с каким трудом преподаватели в наших школах
устраняют из лексики учащихся жаргон лифтеров.

- Ладно,-сказал Холмъярд,-в общем-то это неважно. Насколько я понимаю,
горовицы не имеют представления об отличиях. Слава Богу, что вы не обучаете
их латыни!

- Слушайте!-воскликнул Кэрмоди.-Об этом я и не подумал! Почему бы и нет?
Если горовицы когда-нибудь станут достаточно цивилизованными, чтобы
совершать межзвездные путешествия, то, где бы они ни оказались, всегда
смогут общаться со священнослужителями.

- Кэрмоди!

Тот хмыкнул.

- Я вас просто поддразниваю, доктор. Но мне пришла в голову серьезная
мысль. Если и остальные группы проявят такие же способности, почему бы не
обучать каждую из них другому языку? Хотя бы в виде эксперимента? Эта группа
будет представлять индоевропейскую ветвь, другая-китайско-тибетскую, кто-то
освоит диалекты американских индейцев, а другие-наречия банту. И будет
интересно проследить, как разовьется каждая из них в социальном,
технологическом и философском смысле. Повторит ли земной путь развития
своего прототипа? Повлияет ли определенный тип языка на восхождение его
носителей к вершинам цивилизации?

- Заманчивая идея,-согласился Холмъярд.-Но я против. У разумных существ и
без того достаточно барьеров на пути взаимопонимания, чтобы еще воздвигать
искусственные в виде разных языков. Нет, я все же думаю, что всем им
необходимо освоить английский. Единый язык будет хотя бы единственным общим
элементом. Хотя одному Богу известно, как быстро он начнет распадаться на
отдельные диалекты.

- Я научу их птичьему английскому,-сказал Кэрмоди.

В качестве одной из первых задач, которые он поставил перед собой,
Кэрмоди решил внушить Туту обобщенное понятие "дерево". Она уже взялась
обучать своих сверстников тому, что усвоила сама, и, ткнув пальцем в сторону
тополя, сказала: "Дерево! Но, показав на другой тополь, замолчала и
удивленно уставилась на Кэрмоди. Тот понял, что, хотя в данный момент она
воспринимает этот тополь тоже как дерево, для нее это понятие связано со
строго определенным деревом. У нее не было родового понятия дерева.

Кэрмоди решил наглядно продемонстрировать его и, указав на второй тополь,
сказал: "Дерево". Затем показал на одно из высоких тонких деревьев и
повторил то же слово.

Туту с неприкрытым удивлением склонила голову набок.

Кэрмоди смутил ее еще больше, когда каждому из тополей дал имя. Затем без
промедления окрестил высокие тонкоствольные деревья:

- Тумтум.

- Тумтум,-повторила Туту.

- Дерево тумтум,-сказал Кэрмоди и показал на тополь:-Дерево
тополь.-Повернулся в сторону вельда:-Дерево с колючками.-Сделал обобщающий
жест:-Все деревья.

Подростки, собравшиеся вокруг Туту, похоже, не поняли, что он имел в
виду, но она засмеялась-точнее, каркнула-и сказала: