Чтение 4–й страницы книги ~Времена года~

продолжали наступать, пригибаясь к земле и рыча.

Их мясо напоминало по вкусу курятину, но было очень жестким.

Чтобы достичь побережья, нам понадобилось девять дней пути вдоль
реки. (Упоминала ли я, что сутки здесь длятся двадцать восемь часов? Наш
ритм жизни соответственно перестроился, но были другие психологические
факторы, и большинство из них утомляло.) Мы нашли подходящее скалистое
образование и зарыли все наше современное оружие в ста шагах севернее его,
Затем еще в ста шагах на север мы зарыли энергетические батареи наших
ружей и оставили только один гразер для защиты нашей группы, который
выбросили перед тем как добрались до первого острова; и в нашем
распоряжении не осталось ничего, кроме кремней и обломков скал; и коренные
зубы со счастливыми воспоминаниями.

Во время наших тренировок на Сельве мы строили много лодок из
подобных материалов, но тут все оказалось совсем иначе. Длинный день и
отсутствие удобной постели, на которой можно было бы выспаться, заставили
нас повозиться. Ни палатки, которая бы защищала от летающих насекомых, ни
чистой и удобной одежды, которую можно было бы одеть утром; ни того, ни
этого. Да еще ужасная жара и вездесущий запах гниения; несмотря на все
наши антиаллергены, которыми пичкала нас наша модифицированная система
внутренней секреции, все это заставило нас попыхтеть.

Нам удалось разжечь огонь, подаривший чувство безопасности и
поджаренное мясо и существенно облегчивший строительство лодок. Мы свалили
два могучих дерева, выжгли сердцевину и тем самым изготовили долбленые
каноэ такого вида, какой использовали маори для заселения южной части
Тихого океана. Но мы не могли себе позволить поставить парус, так как
плати не знали этой техники. Правда, парус все равно мало чем помог бы,
так как летом тут большей частью царит мертвый штиль. Мы, конечно, не
слишком жаждали плыть по такой жаре на веслах двести пятьдесят километров,
но понемногу сделали бы и это.

Херб был вполне приличным гончаром, поэтому я освободила его от
строительства лодок и заставила изготовить несколько десятков кувшинов для
воды и обжечь их. Вода была самой большой проблемой для нас, так как вряд
ли можно было рассчитывать на дождь в течение тех недель, что мы проведем
в море. Питание же, напротив, не представляло проблемы; мы могли копьями
бить рыбу и, как предполагалось, птиц (хотя есть сырых птиц - не самое
любимое мое занятие). Кроме того, у нас был некоторый запас копченого мяса
динозавров.

Я заставила построить лодки такими, чтобы каждая из двух могла
вместить все двенадцать человек, на случай, если вдруг с какой-то из них
случится несчастье. В качестве дополнительной меры безопасности мы
предприняли пробный заплыв, гребли день и ночь и встали на якорь близ
реки. Потом приняли последнюю ванну в пресной воде, наполнили кувшины,
перетащили все на борт и на закате солнца вышли в море.

Мы намеревались грести всю ночь с десятиминутными передышками через
каждый час и после восхода солнца продолжать путь еще несколько часов,
пока по солнцу можно надежно определять направление. Затем хотели вставать
на якорь (глубина моря нигде не превышала десяти-двенадцати метров) и весь
день прятаться от солнца под матерчатым навесом; рыбачить, спать и
посвящать себя возвышенным разговорам и беседам. Продолжать движение мы
собирались только при достаточно низко опустившемся солнце, по которому
можно было бы ориентироваться.

Много дней все шло по плану, а потом изменилась погода.

Появилась лишь легкая дымка, но и ее было достаточно, чтобы полностью
связать нас. У нас не было никаких навигационных приборов, и мы полностью
зависели от треугольника из слабо видимых звезд, обозначающего южный полюс
неба. Нет звезд - нет движения.

Это как раз и оказалось той ситуацией, в которой я поняла, что хорошо
подобрала людей. Когда две ночи спустя небо снова прояснилось, никто не
выразил желания вернуться, хотя каждый был в состоянии сосчитать кувшины и
прикинуть, на какое время хватит воды. Еще несколько дней безветрия - и
возникла бы серьезная опасность умереть от жажды, так как земли нигде не
было видно.

Я рассчитала, что за ночь мы преодолевали около двадцати пяти
километров. Мы гребли все яростнее и сократили перерывы на отдых до пяти
минут; кроме того, мы гребли час после восхода солнца, рискуя сбиться с
курса.

Дни проходили в невеселом молчании. Кто не спал, убивал время ловлей
рыбы тем самым способом, о котором я уже рассказала. Это был метод
эскимосов, хотя мы сидели не у проруби: поднимешь руку с копьем и
направляешь взгляд на точку прямо под поверхностью воды; как только рыба
появляется в пределах досягаемости по ту сторону этой точки, бросаешь
копье. Ни один эскимос не предавался этому занятию с большим вниманием; и
ни один из них не бил рыбу не столько ради мяса, сколько ради воды.

За эти дни, проведенные в море, мы научились различать, какие виды
рыб имеют достаточно сочное мясо, чтобы его можно было бы высосать, а
каких из-за солоноватой крови, пропитывающей их ткани, следует избегать.

Вода распределялась очень строго, и такими маленькими порциями, что
ее хватило бы даже в том случае, если бы каждая третья ночь была туманной.

Но, как оказалось, туманных ночей больше не было, и когда мы,
наконец, увидели землю, воды оставалось еще почти на четыре дня. Мы
преодолели искушение выпить все, празднуя показавшуюся землю; ведь сначала
еще нужно было найти реку.

Я твердо запомнила карты и фотографии со спутников, но ландшафт в
натуре выглядит совсем иначе, поэтому нам пришлось несколько часов грести
вдоль берега, прежде чем я смогла определить, где мы находимся. Счастливым
образом приметой оказался широкий ровный поток.

Прежде чем выбросить гразер и его энергетические заряды, мы
воспользовались им, чтобы разжечь огонь. Когда плати путешествуют, они
носят с собой тлеющие угли от костра прошедшей ночи, присыпанные пеплом в
сосуде из толстых растительных волокон. Мы намеревались делать так же; это
было намного лучше, чем каждый день тратить час и тереть друг о друга два
куска сухого дерева.

Мы вытащили наши каноэ на берег и утащили их на несколько сотен
метров вглубь суши, в кусты, где и оставили, предварительно замаскировав.
Шанс, что мы спустя год снова будем здесь, был невелик, но это все же было
лучше, чем оставить их на виду.

Мы прошли вглубь суши, пока в воде илистой реки не перестала
ощущаться соль, и начали плескаться в реке, как школьники. Потом мы с
Брендой разожгли костер, а остальные занялись поисками пищи.

Вблизи реки дичи было более чем достаточно, но мы оказались не
слишком ловкими охотниками. Невозможно было идти бесшумно по жесткой,
высотой до плеч траве. И так получилось, что больше всего повезло тем
охотникам, что на цыпочках прокрались по склону берега. Они вернулись с
пятью крупными змеями. Мы сняли с них кожу, выпотрошили и, наколов на
палки, поджарили над костром.

После двух недель сырого, сочащегося кровью мяса жирное змеиное мясо
показалось деликатесом, хотя у большинства из нас оно комом вставало в
горле.

Мы приготовили постели из мягкой травы, и большая часть хорошо
выспалась; ко мне, правда, это не относится. Комбинация забот и трудностей
с пищеварением едва позволила мне заснуть. Я была достаточно бодрствующей,
чтобы заметить, что многие парочки воспользовались возможностью удалиться
от берега; я завидовала и мучилась от чувства отверженности. Я немного
поиграла с идеей потребовать этого от кого-нибудь, но вместо этого просто
ждала, чтобы кто-нибудь сам обратился ко мне, и это кончилось тем, что я
полночи прислушивалась к сладострастному сопению остальных.

Теперь личное замечание; если этот зуб выживет, его перед публикацией
записей нужно стереть. Оно касается Габриэля. Мы, женщины, в эти последние
две недели имели достаточно возможностей видеть его обнаженное тело - что
как пропорциями, так и оснащением было вполне привлекательным - и я
полагаю, что женщины помоложе меня строили в его отношении куда дальше
идущие планы, чем я. Поэтому я была несколько растеряна, когда он вдруг
собрался на берег реки с мужчиной - со своим другом еще по Сельве
Маркусом. Я тогда еще не знала, что их поколение на Сельве очень просто
относится к таким делам; но и без того я должна была чувствовать себя в
достаточной степени антропологом, чтобы быть объективнее в этом вопросе.
Ведь я и сама не была совершенно свободной от моих собственных
цивилизаторских проявлений моды; это касается также (может быть, даже в
большей степени) и земных мужчин нашего общества. Как ученый, я могу
понять факт, что гомосексуальность распространена повсюду и естественна, а
меняется лишь ее оценка. Земля в настоящее время еще не совсем свободна от
предубеждений к другим типам поведения; я решила предупредить утром
каждого отдельно. (Оба они не исключительно гомосексуальны, как оказалось;
в ту же ночь, только позднее, оба покидали свои ложа и уходили с
женщинами; Габриэль даже по меньшей мере дважды.)

Перед тем, как улечься отдыхать, мы положили в костер два больших и
относительно сухих бревна - и расположили их так, чтобы легкий ветерок
раздувал огонь - и он весело горел всю ночь без всякого присмотра.

Это обстоятельство, вероятно, и спасло нам жизнь. Когда мы следующим
утром покинули лагерь и отправились на юг, с подветренной стороны мы нашли
сотни следов - отпечатков лап больших кошачьих. Какой же идиоткой я была,
что не назначила никакой охраны! Остальные тоже хорошие бараны, так как не
подумали об этом. Однотонные будни и суровое напряжение последних двух
недель убаюкали нас; но теперь мы были будто наэлектризованы страхом. Мы
внезапно поняли, что несмотря на все тренировки на выживаемость у нас все
еще инстинкты городских жителей, а эти инстинкты были годны только для
того, чтобы погубить нас.

Остров был почти круглым, около ста километров в диаметре, с
центральным кратерным озером. Мы решили идти вдоль этой реки до озера,
затем обойти его против часовой стрелки до третьей реки и по ней идти к