взвод поредел уже наполовину. Одного курсанта куда-то перевели, других
держали в госпитале или в психушке, а прочих списали вчистую - что для
правительства было удобнее всего - за непригодностью к строевой по причине
увечий. Или по причине смерти. Выжившие, от которых остались кожа да
кости, теперь наращивали мускулы и полностью приспособились к беспощадному
режиму лагеря, хотя и ненавидели его по-прежнему.
экзаменов, званий, степеней, пенсий и тысячи других вещей, которые
тормозили производство, отвлекая от работы. А военные решили эту проблему
одним махом. Они просто убивали слабейших и пускали в дело тех, кто выжил.
Билл не мог не уважать эту систему. И одновременно испытывал к ней
отвращение.
воспитанный в строгих правилах.
снова хочу записаться в армию, или что Смертвич - тоже человек, или
какую-нибудь другую гадость. Я просто сказал, что мне баба нужна. А кому
не нужна?
и заново разведенного пива, содрогнулся и выпустил сквозь зубы длинную
струю на асфальт, откуда она мгновенно испарилась.
с колтуном на макушке. - Баба и выпивка - вот чего я хочу! - Его нытье
перешло в скорбные стенания. - Чего еще солдату нужно?
придумать, чего бы им еще хотелось по-настоящему. Трудяга Бигер выглянул
из-под стола, где он исподтишка обрабатывал чей-то сапог, и пискнул, что
ему бы не повредила банка сапожного крема, но общество проигнорировало
его. Даже Билл, как ни старался, не мог придумать ничего, кроме этой
неразрывно связанной пары желаний. Он напрягался изо всех сил, смутно
припоминая, что на гражданке у него были всякие другие желания, но ничего
не приходило на ум.
сказал из-под стола Трудяга Бигер и тут же взвизгнул, получив пинки со
всех сторон.
шло вперед, и недели одна за другой уходили в небытие. Это были тяжелые
недели, заполненные солдатской наукой: штыковым боем, стрельбой, изучением
личного оружия, лекциями по ориентировке, маршировкой на плацу и зубрежкой
воинского устава. Занятия по уставу проводились с удручающим постоянством
дважды в неделю и были особенно мучительны из-за того, что нагоняли на
солдат необоримую сонливость. При первых же звуках гнусавого голоса,
записанного на пленку, курсанты начинали клевать носом. Но специальная
аппаратура, подключенная к каждому сиденью, чутко регистрировала биотоки
пленников. Как только кривые альфа-волн указывали на переход от
бодрствования к дремоте, мощный электрический разряд впивался спящему
прямо в зад, встряхивая его владельца и пробуждая ото сна болезненным
ударом. Затхлая аудитория походила на камеру пыток, в которой глухое
бормотание лектора прерывалось отчаянными воплями подвергнутых
электрошоку, а из моря опущенных голов то и дело выпрыгивали неестественно
скрюченные фигуры.
взысканий, положенных по уставу за самые невинные прегрешения. Все и так
понимали, что, завербовавшись, лишились элементарных человеческих прав, и
подробное перечисление того, что они потеряли, абсолютно не волновало
курсантов. Гораздо больше их интересовало, сколько часов осталось до
первого отпуска.
унизителен, но солдаты, потупив глаза и еле переставляя ноги, все же
продвигались вперед в очереди, готовые пожертвовать последними крохами
самоуважения в обмен на вожделенный клочок полиэтилена. После схватки за
места в монорельсовом поезде они наконец отправились в путь по эстака-W,
электрические опоры которой вздымались над колючей проволокой, натянутой
вдоль колеи на высоте тридцати футов.
крошечному фермерскому городку Лейвиллу.
маленький центр сельскохозяйственной округи, да и теперь периодически,
когда солдат не отпускали в увольнение, городок продолжал следовать своим
начальным аграрным наклонностям. В остальное же время амбары и склады с
фуражом стояли закрытыми, зато открывались двери борделей и баров.
Впрочем, обычно одни и те же помещения с успехом выполняли разные функции.
Стоило первой партии отпускников с грохотом вывалиться со станции, как в
действие тут же приводился механизм, превращавший закрома с зерном в
постели, а продавцов - в сутенеров; кассиры, правда, оставались при своем
занятии, зато цены взлетали вверх, а прилавки прогибались под тяжестью
стаканов. В одно из таких заведений - полусалун, полупохоронное бюро - и
попал Билл со своими друзьями.
владелец бара "Последнее отдохновение".
бутылку, на которой из-под яркой этикетки "Настоящее виски" просвечивала
гравировка "Формальдегид". - Будете безобразничать, так и военную полицию
вызвать недолго. - Как только по прилавку застучали монеты, улыбка
вернулась на место. - Травитесь на здоровье!
отдались блаженству, ощущая, как благословенный поток алкоголя омывает их
забитые пылью глотки.
проговорил Билл, осушив стакан с жидкостью, убойной для печени, и протянув
руку за новой порцией.
губы и вновь поднося к ним бутылку.
Похоже на смесь микстуры от кашля, опилок, сивушного масла и спирта.
полезные для организма вещи...
пытаясь протиснуться в дверь всем скопом и образовав в результате
небольшой затор.
Бигер остался сидеть за столом.
аппетитную кость. Человеческий клубок в дверях зашевелился, нетерпеливо
перебирая ногами.
обычного. - Вы идите, ребята.
вытащил брезентовый саквояж и вывалил на пол груду красных сапог.
вывеска, ослепляя соблазнительными ярко-красными всполохами:
ЗНАКОМЫХ.
пуленепробиваемого стекла, в которых виднелись объемные картинки полностью
одетых (ленточка на чреслах и две звездочки) девиц, сменявшиеся их
изображением в голом виде (без ленточки и с упавшими звездочками). Однако
Билл немедленно охладил пыл разгоряченных приятелей, указав на маленькую
табличку, затерявшуюся среди изобилия пышных мясистых грудей:
электронной дубинкой.
брали семьдесят семь кредиток, что значительно превышало их объединенные
ресурсы. Потом опять замелькали вывески "Только для офицеров", а там уж и
тротуар кончился, и огни остались позади.
голосов, доносившийся из соседнего переулка.
уходившую далеко вперед и исчезавшую за поворотом.
Взад давай, понял?
вперед, подходили все новые солдаты, выстраиваясь в хвосте. Ночь выдалась
холодная, и Биллу частенько приходилось прикладываться к бутылке, чтобы
согреться. Солдаты вяло перебрасывались репликами, напряженно умолкая по