Чтение 4–й страницы книги ~Путешествие в Икстлен~

зарплату.

- Как много ты будешь платить мне? - спросил он.

Я уловил в его голосе нотку жадности.

- Сколько ты найдешь нужным, - сказал я.

- Плати мне за мое время... Своим временем, - сказал
он.

Я подумал, что он - любопытнейшая личность. Я сказал
ему, что я не понимаю, что он имеет в виду. Он заметил, что
о растениях нечего сказать, поэтому взять мои деньги было бы
немыслимо для него.

- Что ты делаешь у себя в кармане? - спросил он, делая
гримасу. - ты что, играешь со своим хером? - он говорил о
моем незаметном записывании в миниатюрный блокнот, который
находился в огромном кармане моей штормовки.

Когда я рассказал ему, что я делаю, он сердечно
рассмеялся.

Я сказал, что не хотел беспокоить его, записывая прямо
перед ним.

- Если ты хочешь записывать - записывай, ты не
обеспокоишь меня, - сказал он.

Мы гуляли по окружающей пустыне, пока не стало почти
совсем темно. Он не показывал мне никаких растений и не
говорил о них совсем. Мы остановились на минуту отдохнуть у
больших кустов.

- Растения очень любопытные вещи, - сказал он, не глядя
на меня. - они живые, и они чувствуют.

В тот самый момент, как он сделал это заявление,
сильный порыв ветра потряс пустынный чапараль вокруг нас.
Кусты издали гремящий звук.

- Ты слышишь это? - спросил он меня, приставляя правую
руку к своему уху, как бы помогая своему слуху. - листья и
ветер соглашаются со мной.

Я засмеялся. Друг, который свел нас, уже предупреждал,
чтобы я держался настороже, потому что старик был очень
эксцентричен. Я подумал, что "соглашение с листьями" было
одной из его эксцентричностей.

Мы еще гуляли некоторое время, но он все еще не
показывал мне никаких растений, и не сорвал ни одного из
них. Он просто шел через кусты, слегка их касаясь. Затем он
остановился, сел на камень и сказал мне, чтоб я отдохнул и
осмотрелся.

Я настаивал на разговоре. Я еще раз дал ему знать, что
очень хочу учиться о растениях, особенно о пейоте. Я просил
его, чтобы он стал моим информатором в обмен на какое-либо
денежное вознаграждение.

- Тебе не нужно платить мне, - сказал он. - ты можешь
спрашивать меня все, что хочешь. Я буду рассказывать тебе
все, что я знаю, а потом я расскажу тебе, что делать с этим.

Он спросил меня, согласен ли я с его планом. Я был в
восторге. Затем он добавил загадочное замечание:

- Возможно, нет ничего такого, что можно учить о
растениях, потому что о них нечего сказать.

Я не понял того, что он сказал или того, что он под
этим имел в виду.

- Что ты сказал? - спросил я.

Он повторил это замечание трижды, и затем весь район
был потрясен ревом военного реактивного самолета.

- Вот! Мир только что согласился со мной, - сказал он,
приставляя левую ладонь к уху.

Я находил его очень приятным. Его смех был заразите-
льным.

- Ты из Аризоны, дон Хуан? - спросил я, пытаясь
удержать разговор в рамках того, чтобы он был моим
информатором.

Он взглянул на меня и утвердительно кивнул. Его глаза,
казалось, были уставшими, я мог видеть белки его глаз вдоль
нижних век.

- Ты был рожден в этой местности?

Он кивнул головой, опять не отвечая мне. Это походило
на утвердительный жест, но это походило также и на нервное
потряхивание головой человека, который задумался.

- А откуда ты сам? - спросил он.

- Я приехал из южной америки, - сказал я.

- Это большое место. Ты приехал из нее из всей?

Его глаза были опять пронзительными, когда он посмотрел
на меня. Я начал об'яснять ему обстоятельства своего
рождения, но он прервал меня.

- В этом отношении мы похожи, - сказал он. - я живу
здесь сейчас, но на самом деле я яки из Соноры.

- И это все! Я сам приехал из...

Он не дал мне закончить.

- Знаю, знаю, - сказал он. - ты есть тот, кто ты есть,
оттуда, откуда ты есть. Так же как я - яки из Соноры.

Его глаза были очень яркими, а его смех странно
беспокоящим. Он заставлял меня чувствовать так, как если бы
поймал меня на какой-то лжи. Я испытал любопытное ощущение
вины. У меня было чувство, что он знает что-то, чего я не
знаю или не хочу говорить.

Мое странное раздражение росло. Он, должно быть,
заметил его, потому что спросил, не хочу ли я поесть в
ресторане в городе.

По пути назад к его дому и затем ведя машину в город, я
почувствовал себя лучше, но полностью не расслабился.
Каким-то образом я чувствовал, что мне что-то угрожает, хотя
и не мог найти причину.

Я хотел ему купить пиво в ресторане. Он сказал, что
никогда не пьет, даже пиво. Я засмеялся про себя. Я не
поверил ему. Друг, который свел нас, говорил мне, что
"старик большую часть времени находится не в себе". Мне
действительно не было дела до того, лжет он или нет о
выпивке. Он мне нравился. Было что-то умиротворяющее в его
личности.

Должно быть, на лице у меня отразилось сомнение, потому
что затем он стал об'яснять мне, что он пил в молодости, но
затем однажды просто бросил это.

- Люди вряд ли даже понимают, что мы можем выбросить из
нашей жизни все что угодно в любое время. Просто вот так. -
он щелкнул пальцами.

- Ты думаешь, что можно бросить курить или пить так
легко? - спросил я.

- Конечно! - сказал он с большим убеждением. - курение
и пьянство - это ничто, совсем ничто, если мы хотим их
бросить.

В этот момент автоматическая кофеварка, в которой
кипела вода, издала громкий пронзительный звук.

- Слышишь это! - воскликнул дон Хуан с сиянием в
глазах. - кипяток согласен со мной.

Затем он добавил после паузы:

- Человек может получать согласие от всего вокруг него.

В этот критический момент кофеварка издала поистине
гортанный звук. Он взглянул на кофеварку и сказал: -
благодарю вас, - кивнул головой, а потом расхохотался.

Я опешил. Его смех был немножко чересчур громкий, но
мне искренне все это нравилось.

Затем моя первая реальная сессия с моим "информатором"
закончилась. Я сказал ему, что мне нужно навестить некоторых
друзей, и что я был бы рад повидать его снова в конце
следующей недели.

- Когда ты будешь дома? - спросил я.

Он пристально рассматривал меня.

- Когда ты приедешь, - заметил он.

- Я не знаю точно, когда я приеду.

- Тогда просто приезжай, не заботься.

- Но что, если тебя не будет дома?

- Я буду там, - сказал он, улыбаясь, и пошел прочь.

Я побежал за ним и спросил его, не будет ли он
возражать, если я привезу с собой фотоаппарат, чтобы
сфотографировать его и его дом.

- Об этом не может быть и речи, - сказал он с гримасой.

- А как насчет магнитофона? Будешь ты возражать против
этого?

- Боюсь, что и такой возможности тоже нет.

Я почувствовал себя раздраженным и стал горячиться. Я
сказал, что не вижу логической причины его отказа.

Дон Хуан отрицательно покачал головой.

- Забудь это, - сказал он с силой. - и если ты еще
хочешь видеть меня, никогда не говори об этом опять.

Я выставил последнее слабое возражение. Я сказал, что
фотоснимки и магнитофонные записи являлись бесценными для
моей работы. Он сказал, что есть только одна вещь, которая