его вокруг пояса вместе с первым. Ландшафт был однообразный и неприятный.
Справа - море, слева - горы, под подошвами опорков его сапог - серый,
усеянный ракушками песок. Волны набегали и уходили. Он поискал взглядом
омароподобных чудовищ и не увидел ни одного. Он шел из ниоткуда в никуда,
человек из иного времени, достигший, казалось, бессмысленного конечного
пункта.
Значит, вот оно, это место. Здесь. Выходит, это все-таки конец.
"грогги"... и впереди, может, в миле, а может, и в трех (трудно было
оценить расстояние вдоль этой однообразной прибрежной полосы, когда внутри
у него бушевал жар, так что его глаза словно пульсировали, то вылезая из
глазниц, то уходя обратно), он увидел что-то новое. Что-то, вертикально
стоявшее на берегу.
услышали только кружившие в небе морские птицы ("и с каким удовольствием
они бы выклевали у меня глаза, - подумал он, - как бы они обрадовались
такому лакомому кусочку!") - и пошел дальше; теперь его шатало гораздо
сильнее, и за ним оставались следы в виде странных петель и зигзагов.
волосы падали ему на глаза, он с досадой отбрасывал их тылом руки.
Казалось, оно не приближается. Солнце достигло верхней точки небосвода и,
казалось, слишком задержалось там. Роланду мерещилось, что он опять в
пустыне, где-то между хижиной последнего поселенца
выпрямились. Когда волосы снова упали ему на глаза, он не стал их
отбрасывать; у него не было на это сил. Он смотрел на предмет, который
теперь отбрасывал назад, в противоположную морю сторону, узкую тень, и
шел, не останавливаясь.
подогнулись колени, и на этот раз он не смог их распрямить. Он упал, его
правая рука проволоклась по колючему песку и ракушкам, содрав с ран свежие
корки, и культи пальцев завизжали от боли и вновь начали кровоточить.
Море набегало, с ревом разбивалось о берег, отступало. Он работал локтями
и коленями, оставлял за собой борозды в песке, выше полосы грязно-зеленых
водорослей, отмечавшей линию прилива.
что его тело продолжал сотрясать озноб - но единственное, что он слышал,
был хриплый свист урагана, вырывавшегося из его собственных легких и
входившего в них.
Роланда оказалась слева от него и стала удлиняться, он добрался до нее. Он
сел на корточки и начал устало рассматривать ее.
цельного куска железного дерева, хотя ближайшее железное дерево, должно
быть, росло отсюда милях в семистах, не меньше. Ручка двери, судя по ее
виду, была золотая; ее украшал филигранный рисунок, который стрелок в
конце концов разобрал: это была ухмыляющаяся морда павиана.
"или это так кажется, - подумал стрелок. - Это тайна, весьма дивная тайна,
не имеющая себе равных, но так ли уж это важно? Ты умираешь. Приближается
твоя собственная тайна - единственная тайна, в конечном счете имеющая
значение для каждого человека".
стояла на сером берегу, на двадцать футов выше линии прилива, с виду такая
же вечная, как само море, и сейчас, когда солнце склонялось к западу, ее
ребро отбрасывало косую тень к востоку.
Высоким Слогом, было написано одно лишь слово:
наверное, ветер или гудение жара у него в голове, но постепенно все больше
и больше убеждался, что этот гул - шум мотора... и что он доносится из-за
двери.
заперта".
кругом и зашел с другой стороны.
Только волны, ракушки, линия прилива, следы его собственного приближения -
отпечатки сапог и ямки, выдавленные его локтями. Роланд взглянул еще раз,
и его глаза раскрылись чуть шире. Двери не было, но тень была.
своему месту в том, что осталось от его жизни, - уронил ее и поднял левую.
И стал шарить, ожидая встретить твердую поверхность.
Интересно было бы перед смертью сделать такую штуку!"
невидимая, и далеко за ним стрелок нащупал только воздух.
прекратился. Теперь остался лишь ветер, волны и больное жужжание у него в
голове.
уже думая, что это с самого начала был бред, галлю...
вдруг этот пейзаж нарушило ребро двери. Ему была видна пластинка, тоже
похожая на золотую, из которой, как кургузый металлический язык, торчала
щеколда. Роланд повернул голову на дюйм к северу, и дверь исчезла.
Повернул голову обратно - и дверь опять оказалась на месте. Она не
появилась; она просто была там.
произойдет то же самое, только на этот раз он упадет.
нет?"
была проста: вот на бесконечном морском берегу стоит дверь, и она годится
только для одного из двух - ее можно либо открыть, либо оставить закрытой.
полагал. А если бы так, как полагал - было бы ему так страшно?
смертный холод металла, ни слабый жгучий жар выгравированных на нем рун.
увидеть.
вопль ужаса и захлопнул дверь. Хлопать ей было не обо что, но она, тем не
менее, закрылась, хлопнув так громко, что морские птицы с пронзительными
криками взлетели с камней, на которых расселись, чтобы наблюдать за ним.
показалось, что с высоты во много миль. Он видел тени облаков, лежащие на
земле, проплывающие по ней, как сновидения. Он увидел то, что мог бы
увидеть орел, сумей он взлететь втрое выше доступного орлам расстояния.
минуты, и, наконец, вонзиться глубоко в землю.
на коленях, и обдумывал. Выше локтя уже появились первые еле заметные
полоски. Сомнения не было: скоро, скоро зараза дойдет до сердца.
однажды она, возможно, будет зависеть от того, о чем я сейчас скажу.
Человек никогда не замечает всего, что видит. Одна из вещей, ради которых
вас посылают ко мне - показать вам, чего вы не замечаете в том, что вы
видите - чего вы не замечаете, когда вы испуганы, или деретесь, или
бежите, или трахаетесь. Никто не замечает всего, что видит, но прежде, чем
вы станете стрелками - то есть, те из вас, кто не отправится на запад
[отправиться на запад - умереть, погибнуть] - вы одним-единственным