новичков.
очередь дойдет.
обвязали голову проволокой и стягивали. Я думал, у меня глаза вылезут.
кричать, все равно заставят, только хуже будет. Завопишь слишком громко -
станут мучить еще сильнее. Ну, а если чуть-чуть покричать, им быстро
надоест - скучно.
седой человек - заученной скороговоркой бубнил что-то о ракетах и
космических полетах; один за другим мелькали слайды. Исчерпав тему, он
лениво спросил, есть ли вопросы, вовсе не надеясь их услышать.
Роб.
полезного применения не находят.
правда, сэр?
достигали Марса...
не ошибся? Биллионы фунтов были выброшены на бесполезные проекты. Сегодня
у нас другие цели. Счастье и достаток населения - вот к чему мы стремимся.
Мы живем в более разумном, более упорядоченном мире, чем тот, в котором
жили наши отцы. Теперь, если ваше тщеславие удовлетворено, мы вернемся к
уроку. Гораздо более полезное изобретение человечества,
усовершенствованный вариант которого применяется и по сей день, -
двигатель внутреннего сгорания. Происхождение этого...
старой школе тоже не жаловали любителей задавать вопросы, но здесь, как он
понял, было много хуже.
счастливее прошлых поколений, как говорит учитель? Конечно, никто не
умирает от голода, нет войн. Правда, идет война в Китае, но Китай так
далеко. Все тревоги и заботы остались в прошлом, если только сам не
выдумаешь себе хлопот. Вдоволь развлечений: головидение, Игры, Карнавалы.
Случаются и беспорядки, но быстро гаснут, не принося больших жертв. Многие
даже наслаждаются ими. Наверное, учитель все же прав.".
утешало, ведь прошло только три дня с тех пор, как он в интернате.
чем весенней. Вечером второго дня Робу посчастливилось увильнуть от группы
старшеклассников, следящих за дисциплиной в интернате, которые рыскали в
поисках подходящей жертвы. Он пошел к реке, пробираясь по краям
спортплощадок, крадучись, словно делал что-то недозволенное. Он не знал,
нарушает какой-нибудь очередной запрет или нет, но ради одного спокойного
часа решил рискнуть. Роб давно усвоил, что большинство людей - и дети, и
взрослые, тяготятся одиночеством. Он же всегда любил быть один, а теперь
наслаждался уединением больше, чем прежде.
фотографию матери и связку писем, которые нашел у отца. Книга была
библиотечной - одна из тех, что он взял в последний раз. Вернуть их Роб не
успел и не представлял, как сделать это теперь. Отсюда до библиотеки было
шесть-семь миль, но, в любом случае, воспитанникам запрещалось выходить за
территорию интерната без специального разрешения, а младшим школьникам
такое разрешение не давалось никогда. Роб понимал, что рано или поздно
тайну придется раскрыть, но не спешил. Он уже знал: других книг у него не
будет. Библиотеки в интернате не было, да и вообще не было никаких книг,
кроме скучных описаний наглядных учебных пособий. Роб читал свои сокровища
очень медленно, растягивая удовольствие. Первая, "Наполеон Ноттинг Хилла",
рассказывала о Лондоне Викторианской эпохи: улочки, освещенные
таинственным светом газовых фонарей, благородные сражения... Сказка,
конечно. Даже полтора века назад Лондон уже достаточно превратился в
Урбанс. Впрочем, верить этой сказке было приятно. Роб подумал о нынешних
стычках между болельщиками разноцветных секций авиатрека. В ту далекую
пору, наверное, было нечто поважнее, за что стоило бороться и отдать
жизнь. Дочитав до конца главы, он отложил книгу и взял фотографию, вновь
пытаясь разгадать смысл загадочной улыбки матери. Роб всегда знал, что
мать не только неизлечимо больна, но и очень несчастлива. У нее никогда не
было близких друзей. Он взял в руки письма. Даже прикосновение к ним
связывало его с прошлым. Теперь уже никто не писал писем - звонили по
видеофону или отправляли звукограммы. Странной, но удивительно приятной
казалась мысль о том, что когда-то люди писали друг другу письма на
настоящей бумаге, неспешно и аккуратно выводя каждое слово.
после мучительных раздумий сорвал резинку и взял первый конверт.
действительно оказались любовные письма. Но вовсе не из простого
любопытства Роб хотел прочесть их. Он надеялся, узнав что-нибудь о прошлом
матери, стать ближе к ней, понять тайну ее улыбки. Но письмо разочаровало
его - это было обычное послание девушки своему возлюбленному: люблю,
скучаю, как нескончаемо тянутся дни до новой встречи... Он уже складывал
письмо, как вдруг заметил в верхнем углу адрес: "Белая Вилла, Ширам,
Глостершир". Глостершир находился в Графстве! Беглый просмотр остальных
писем лишь подтвердил догадку - его мать родилась в Графстве, там
познакомилась с отцом, когда тот приехал по каким-то служебным делам,
влюбилась в него и уехала с ним в Урбанс, где они и поженились.
Роб слышал о нем. Обычно о Графстве говорили тоном, в котором зависть
смешивалась с презрением - дескать, там живут бездельники-джентри со
своими слугами. Были и другие, их называли Сезонниками. Сезонники работали
в Урбансах, а жили в Графстве. Одни возвращались домой каждый вечер на
личных коптерах, другие - только на выходные. К этому классу принадлежали
врачи, юристы, высшие чиновники, директора заводов.
границу. Зачем? Жизнь в Графстве рисовалась чрезвычайно скучной: ни Игр,
ни головидения. Там не было даже развлекательных центров, а как можно жить
без танцевальных залов, без парков с аттракционами, без ярких огней? В
Графстве не было ничего, кроме унылых деревень, затерянных средь огромных
полей, да нескольких крошечных городков. Лошади, которых в Урбансах можно
было увидеть лишь на ипподромах, в Графстве служили единственным средством
передвижения. Тусклая неспешная жизнь, без электромобилей, автобусов и
подвесных дорог.
"общественной жизни". Ни толчеи, ни восхитительного чувства единения с
шумной толпой, которая подарит тебе уверенность и надежность. Урбиты были
очень общительны и наслаждались обществом друг друга. На морском побережье
все стремились непременно попасть на те пляжи, где люди лежали и сидели
настолько вплотную, что едва можно было разглядеть песок. А в Графстве?
Бескрайние поля, уходящие за горизонт; пустынные берега, тишину которых
тревожили лишь крики чаек; вересковые пустоши, где, страшно даже
вообразить, часами можно было не встретить ни одной живой души!
джентри, похоже, свыклись с этим. Да и что у них за жизнь? Праздное
существование. Даже не работают! Впрочем, как раз этому можно было и
позавидовать(хотя в Урбансах работали всего двадцать часов в неделю), но
жить, как они - избави Бог! Скучное бесцветное прозябание, жалкая копия
настоящей жизни. Только в Урбансе можно наслаждаться жизнью в полной мере.
К Сезонникам, несмотря на их высокое положение, относились, как к
прихлебателям, которые во что бы то ни стало стремятся подражать своим
боссам. Было нечто подлое и нечестное в раздвоенности их существования.
Урбиты гордились своей жизнью и тем, что никогда не променяют ее на
другую.
что никогда не слышал ничего подобного от родителей. Ему вовсе не
приходила крамольная мысль усомниться в истинности общепринятого взгляда
на Графство, но кое в чем он мог бы поспорить. Огромные поля, безлюдные
вересковые пустоши, пустынное побережье... Это притягивало и манило.
презирали живших в Графстве слуг, которые исполняли все прихоти своих
хозяев. Их безропотное рабство считалось омерзительным. Роб вдруг понял,
почему дома никогда не говорили о Графстве: его мать принадлежала к этому
позорному клану.
его мать слабой и беспомощной! Да, она была мягкой, но и сильной,
отважной, особенно незадолго до смерти. А если они не правы в одном,
значит, могут ошибаться и в другом. Они? Роб с удивлением обнаружил, что
непроизвольно уже отделил себя от урбитов.
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Беляев Александр
Березин Федор