Не задавай вопросов, делай то, что тебе говорят, но вначале установи
нужные связи.
мальчику пластиковый диск. - Я не стал бы этого делать, если бы не
разглядел в тебе кое-что. Иди к Джиму.
Некоторые забывали. Но я могу причинить неприятности так же легко, как
делаю одолжения.
невысок и сердит. Шеффилд оказался сильнее и больше. Ему было 17, этому
выпускнику школы Слайдера, независимому хитрому бизнесмену, чья банда уже
приобретала известность. Человеческий фактор всегда был важен в интригах
башни. Это не просто политика: нравы этой эпохи были так же пунктуальны и
сложны, как и в общественной жизни маккиавеллиевой Италии. Простая правда
была не только незаконной, но и отдавала дурным вкусом. Главное - интриги.
В постоянно изменяющемся балансе власти человек должен был перехитрить
своего противника, запутать его в собственной паутине, заставить
уничтожить самого себя - вот в чем заключалась игра.
Харкер он прилагал лишь к членам наиболее влиятельной семьи своей башни -
стало отправиться под воду вместе с одним более опытным товарищем и
собрать образцы синеватой водоросли, запрещенной в башне. Когда он
вернулся через тайный выход, то удивился, увидев ждущего Слайдера. Тот
держал наготове портативный лучевой механизм. Маленькое помещение было
герметически закупорено.
диафрагму.
Облучи этот пластиковый мешок. Он закрыт? Хорошо. Облучи его сверху, так.
Теперь медленно поворачивай.
Поворачивайтесь медленно, пока я вас облучаю... вот так.
послушен, но сердит. Он попытался спорить со Слайдером.
затевая что-нибудь новое, не забудешь спросить меня, убережешься от многих
неприятностей. - Он хлопнул по пластиковому мешку, который Сэм положил на
стол. - Знаешь, почему эта водоросль запрещена в башне? Твой патрон не
предупреждал тебя, что нужно с нею обращаться осторожно?
Слайдер. - Только так. Это пожиратель металла. Разлагает металл. Когда с
нею правильно обращаются, она безвредна. Но в сыром помещении, вот так,
она может высвободиться и наделать много бед - и приведет в конечном счете
к тебе, и ты кончишь в терапии. Ясно? Если бы ты сначала пришел ко мне, я
сказал бы, что нужно взять с собой ультрафиолетовую установку и облучать
водоросль. Она могла прилипнуть к костюмам парней. В следующий раз ты так
легко не отделаешься. Я не хочу оказаться в терапии, Джим.
согласия он встал, подобрал мешок и вышел, поманив за собой ребят. Сэм на
мгновение задержался.
сказал он.
был рано развившимся, аморальным, мятежным. Прежде всего мятежным. Он
восставал против краткости жизни, которая делала всякое обучение тщетным,
когда он думал о бессмертных. Он восставал против собственного тела,
толстого, приземистого, плебейского. Он восставал скрытно, сам не зная
причин, восставал против того, что невозвратно вошло за первые недели в
его жизнь.
Ильи, - это огонь господень, и человек остается в истории как святой, чей
гнев двигал горами, чтобы улучшить человечество. Иногда гнев разрушителен,
и великие полководцы вырастают, чтобы уничтожить целые нации. Такой гнев
находит свое внешнее выражение и не должен скрывать своего хозяина.
время и судьба, и единственной целью, которую мог найти этот гнев, был сам
Рид. Разумеется, такой гнев неестествен в человеке. Но Сэм Рид и не был
нормален. И отец его не был нормален, иначе он никогда бы не стал так
несоответственно вине мстить сыну. Игрок, скрывавшийся в крови Харкеров,
ответствен за этот гнев, в котором жили отец и сын, разделенные,
гневающиеся по разным поводам, но восстающие против всего и прежде всего
против собственной жизни.
Джима Шеффилда и остальных, с кем он тогда работал. Так как мозг его был
сложнее, чем у них, он способен был жить на многих уровнях и скрывать это.
С того дня, как он впервые открыл большие библиотеки башен, он стал
страстным читателем. Он никогда не был только интеллектуальным человеком,
и внутреннее беспокойство мешало ему овладеть каким-либо одним полем
знания и тем самым подняться над собственным положением благодаря
единственному преимуществу, которым он обладал, - благодаря своему мозгу.
неудовлетворенность пожирала его самого. Он поглощал толстые книги,
касавшиеся любого вопроса, встречавшегося ему, и отягощался знаниями,
бесполезно запасавшимися в его мозгу. Иногда эти знания помогали ему
совершить мошенничество или скрыть убийство. Чаще же они просто лежали,
нетронутые в мозгу, приспособленном для хранения тысячелетнего опыта, но
обреченного исчезнуть меньше чем через столетие.
сущности его беспокоит. Он боролся с собственным сознанием, пытаясь
избавиться от подсознательного знания о своем наследии. Некоторое время он
надеялся найти ответ в книгах...
позже он испытал во многих формах - среди них наркотики, несколько женщин,
беспокойные переезды из башни в башню, - пока не набрел в конце концов на
одну великую, невероятную, невыполнимую задачу, решение которую стало его
судьбой.
башен, где ему пришлось оказаться, и это противоречило тем незаконным
делам, в которые он все время впутывался. Глубокое презрение к людям,
которых он обманывал, прямо или косвенно, сочеталось с презрением к своим
товарищам. Сэм Рид ни в каком отношении не был приятным человеком.
ненависти к самому себе, и когда огонь разгорался, его беззаконность
принимала очень резкие формы. Он стал пользоваться дурной репутацией.
Никто не доверял ему - да и как можно было, если он сам не доверял себе? -
но мозг и руки у него были настолько искусны, что его услуги пользовались
большим спросом, хотя и могли привести к кровавым убийствам, если Сэм Рид
давал волю своему характеру. Многие искали его. Многие даже находили его
очаровательным.
человека. Во многих, многих людях скрывался отблеск того мятежного
пламени, которое непрерывно пожирало Сэма Рида, изредка вырываясь наружу
самым странным образом. Психологические защитные механизмы принимали самые
странные формы, как, например, волна кровожадных баллад, популярность
которых захлестнула башни в юношеские годы Сэма. Менее странным, но не
менее всеобъемлющим было близкое к обожествлению увлечение днями старых
вольных товариществ, последнего романтического периода человечества.
великолепна, хотя уже тысячу лет как она стала ужасной. Но все же традиция
сохранялась, может быть потому, что и ужас сам по себе привлекателен.
Впрочем многие из нас переведут его в другие термины, прежде чем им
восхищаться.
людьми, управлявшими военными машинами, превратились в хвастливых героев в
публичном мнении, и многие вздыхали, что эти дни остались далеко позади.
дней освоения Венеры. Эти баллады, в свою очередь, представляли собой
видоизменение песен старой Земли. Но сейчас их пели по-другому.
Синтетические вольные товарищи в аккуратных костюмах представали перед
восхищенной аудиторией, которая внимала каждому их слову, не догадываясь,
насколько они неверны.
были воплощенной неподвижностью, косностью, а косные люди не умеют
смеяться. Их юмор носит эксцентрический, окольный характер - скорее
хихиканье, чем хохот. Хитрость и иносказательность - основа их юмора.
слезы означали поражение. Только пионеры смеются в примитивной полноте
смыла этого слова. Никто в башнях тех дней не слышал настоящего смеха во
всей его грубости и смелости, кроме разве немногих стариков, помнивших
прежние дни.