Тигриные, волчьи зубы оскалились в рычании. Он был намного массивней меня,
более рослый, крупнокостный, прекрасный и чуждый в своей мужественности. И
все же наши глаза оказались на одном уровне. Длинные кудрявые черные
волосы спадали ему с головы на плечи, словно черная шерсть барана. Он не
носил никакой маски, но его лицо потрясло меня до глубины души, до самого
основания, так как это въявь представшее лицо, было лицом из моего сна -
длинное, с высоко посаженными узкими черными осколками-глазами.
мы стояли, оба наполовину подвластные друг другу - и во мне шевельнулся
мой пол, и во мне проснулась женщина, и древняя человеческая сущность,
которой я не знала, стала моей.
тяжелая и беспощадная. В другой руке появился тусклый острый охотничий
нож.
погасить горящий во мне порыв к жизни, который не гас, а лишь разгорался
все ярче.
горной пещеры, да? Явилась жить их приношениями, потому что они глупы и
напуганы? - Его рука нырнула в мои волосы и с силой потянула за них. -
Волосы старухи, но тело не старческое. А твое лицо за этой маской - какое?
даже я не получу от него ничего больше - я сделаю их желанными. Его пальцы
коснулись крючка маски, и я вспомнила свое лицо - лицо, которое дал мне
Карраказ. Я отпрянула и уперлась ему ладонью в грудь.
моего прикосновения сердце. Он оторвал мою руку от себя, отступил на шаг.
оставайся здесь, если хочешь. Но никакой еды и никакого поклонения больше
не будет. Если тебе нужен хлеб, можешь заработать его. Помоги нам
отстроить их дома, помоги нам спасти что можно на полях. Помоги их
женщинам родить детей взамен отнятых у них горой. А иначе помирай с
голоду.
осведомилась я. - На дальней дороге, разбойничая, убивая ради золота и
еды. Именно в этом заключалась тогда твоя работа. Подальше от места,
породившего тебя. Ты не волновался о нем, пока свет красной лавы не привел
тебя обратно домой, сурового от чувства вины и жестокого от стыда.
заговорила, но он снова оглянулся на меня, и лицо его теперь побелело,
глаза очертило красной каймой, а ноздри раздулись от гнева и боли, и я
поняла, что угадала его точно до последней буквы.
пересказывай мне этого и не думай, что сможешь напугать меня этим. Я тебе
сказал, что тебя ждет, и все тут.
свою тюрьму в лицо.
Он все это пресек. Снаружи шла какая-то возня и работа. Один раз раздались
визг и звук падающих предметов у самой двери храма - какие-то женщины
дерзнули нарушить его приказ.
особой слабости.
могла бежать через бесконечную страну до моря и позволить им забыть свою
богиню, и позволить Дараку тоже забыть ее.
корнями своих чувств, как цепная собака к колу.
знала, куда я должна идти и как мне достичь свободы. Сперва нужды этих
людей держали меня здесь, а теперь - мои собственные. И если все силы
умерли во мне, как сказал Карраказ, то как же я исцеляла? Как? Или они
исцелялись с помощью их же веры в меня? Ведь это их руки хватали мои. И я,
казалось, помнила книгу с открытой страницей:
больна."
и молвила: "Да, если пожелаешь." "Тогда как ты веришь, так и будет," -
молвил он и ушел, даже не коснувшись ее. И она сразу же исцелилась.
рабочих бригад. В полдень колокольный звон, призывающий на общинный обед.
Похоже, Дарак и его люди очень неплохо все организовали.
тишина. Огромная теплая полуденная тишина и томительно-недвижная желтая
жара.
оделась в клетки лесов, то тут то там попадались отстроенные и наполовину
покрытые черепицей дома. Вдалеке, в начале улицы - грубое деревянное
укрытие, покачивающийся на столбе снаружи медный колокол, стащенный, надо
полагать, с крыши какого-то храма. Лениво бредущая по солнцепеку корова. В
остальном деревня выглядела опустевшей. Значит, Дарак созвал всех на
какой-то совет на невысоком холме за домами. Да, несомненно так. Маленький
король на маленьком троне, повелевающий так, потому что его подданные были
еще ничтожней, чем он сам.
Снова спит, насытившись, оставаясь все-таки ужасной. Черный обоюдоострый
меч, ждущий в небе, готовый обрушить свои красные удары на спину земли,
когда б его ни толкнули на это кипящие в нем страсти. Где-то недалеко,
значит, и находится король, Дарак.
отбрасывая индиговую тень. Мужчина беспокойно шевельнулся в дверном
проеме, сжимая в руках кол, глядя на дорогу, туда, куда народ последовал
за Дараком.
лекарь из Серрайна сказал, что они умрут. Я не могла привести их - они
кричали, когда я пыталась сдвинуть их с места.
Наверно, я была одного с ней возраста. Но она выглядела старой, ее молодое
лицо избороздили морщины, а волосы у нее выгорели на солнце.
сбежала рябь.
обидеть ни Дарака, ни меня. - Скажите всем кому пожелаете, - сказала я, -
что всякий, призвавший мое имя, веря в него, может исцелить или исцелиться
сам от любой болезни. Нет больше никакой надобности являться ко мне.
словно испуганные мыши.
когда-либо. На холме хлестали вино. Наверное там какое-то издревле
освященное место собраний, выбранное Дараком, чтобы привести их в трепет.
нее, ожидая.
появились мужчины, болтающие, нетерпеливые, нежно тискающие бурдюки с
вином, а за ними и группы женщин. Отличить людей Дарака не составляло
труда. Они были одеты лучше, чем деревенские жители, и более крикливо.
Кожаные сапоги с драными шелковыми кисточками, шелковые рубашки, алые и
пурпурные. Пояса с железными заклепками, золотые кольца, бахрома на
куртках - рваных, как и кисточки, не столько от носки, сколько от тяжелых
боев. В основном это были мужчины, но с ними шли скользящей походкой и
пять-шесть девиц, одетых по большей части так же как они, но носивших на
несколько унций больше золотых украшений на шеях, фантастические серьги, и
заплетавших угольно-черные косы лентами с цветами. Это переполнило чашу. Я
хотела уйти в храм, почти опьянев от их вида, но знала, что не уйду, пока
не дождусь его. Когда он появился, то вид у него был задумчивый,
расстроенный, мрачный. Что-то, чего он добивался на холме, ему не удалось.
его, не лез ни в какие ворота. Их прически были своеобразной пародией на
прически придворных дам - сложные, едва сдерживающие непокорность волос,
они высились у них на головах горными пиками, заплетенные,
закрученные-перекрученные, закрепленные зубьями золотых гребешков и
яшмовых заколок. У ближайшей ко мне вплетенная нитка жемчуга появлялась и
пропадала среди прядей, словно бледный змеиный след. Пряди падали им на
плечи, путаясь в массе ювелирных изделий. Платья у них были шелковые, на