лых юных лиц к ее лицу, взгляд влюбленных глаз, аромат надушенных волос.
А потом она шаркающей походкой потащилась прочь. Она действительно нем-
ного устала, однако подняться к себе и немного вздремнуть сочла бы пора-
жением. Она же хотела пойти прогуляться! Вот и пойдет. Она не была на
улице одна - с каких же это пор?.. Интересно? С зимы! В последний раз -
еще до инсульта. Ничего удивительного, что у нее такое мрачное настрое-
ние. Это же самое настоящее тюремное заключение! Не дома, а на улицах -
вот где она всегда жила по-настоящему!
грядок с овощами на улицу. На узенькой полоске грязной городской земли
был отлично возделанный обитателями Дома огород, и они получали неплохой
урожай фасоли и сои, однако Лайя не слишком интересовалась земледелием.
Хотя, разумеется, понимала, что анархическим коммунам - даже в переход-
ный период - следует стремиться к максимальному самообеспечению. А уж
как добиться этого в реальной действительности, в смысле возни с землей
и растениями - не ее дело. Для этого есть фермеры и агрономы. Ее работа
- на улицах, на шумных вонючих, одетых камнем улицах, где она выросла,
где прожила всю свою жизнь, за исключением тех пятнадцати лет, что прош-
ли в тюрьмах.
роено под банк, вызывало у его теперешних обитателей странное чувство
удовлетворения. Они хранили продовольствие в бронированных сейфах, кото-
рым не страшны даже бомбы, и выдерживали яблочное вино в подвалах, пред-
назначенных для хранения драгоценностей и ценных бумаг. На причудливо
украшенном колоннами фронтоне все еще можно было прочесть: "Банковская
ассоциация государственных инвесторов". Одонийцы никогда не умели давать
новые названия. И флага никакого у них не было. Лозунги тоже возникали и
исчезали - в зависимости от потребностей. Всегда присутствовал, правда,
символ Круга Жизни - его рисовали на стенах, на тротуарах, где предста-
вители властей непременно увидели бы его Однако давать новые названия
старому им было не интересно, они равнодушно принимали или отвергали лю-
бое, что ни предложи - боялись привязаться, попасть в клетку. А вот не-
лепыми быть не боялись. И этот, самый известный и один из самых старых
кооперативных Домов одонийцев тоже нового имени не имел, а назывался
по-старому: "Банк".
него начиналась Темеда - открытый рынок, некогда знаменитый как центр
подпольной торговли наркотиками. Теперь здесь торговали овощами да поно-
шенной одеждой; в жалких балаганах шли представления. Жизненная сила,
свойственная пороку, покинула рынок, оставив лишь полупарализованных ал-
коголиков, наркоманов, калек, мелочных торговцев да шлюх пятого сорта;
остались, правда, ломбарды, притоны с картежниками, заведения предсказа-
телей судьбы, массажистов и боди-скульпторов да дешевые гостиницы. Лайя
решительно повернула в сторону Темеды, точно ручеек, стремящийся к ос-
новному руслу реки.
отвращения. Это была ее стихия. Разумеется, если Революция победит, та-
ких трущоб в городах не будет. Но ведь страдания-то человеческие оста-
нутся. Страдания, утраты, жестокость - это будет существовать всегда.
Она никогда не претендовала на то, чтобы изменить человеческую природу,
стать "мамочкой", пытающейся уберечь своих деток от трагедий, чтобы им
не было больно. Нет уж, только не это! Пока люди свободны выбирать,
пусть сами решают, пить ли им флибан, жить ли в канализационных трубах;
это их личное дело. Пока их личными делами не заинтересуется Большой
Бизнес, источник богатства и власти совсем для других людей. Это она по-
няла задолго до того, как написала свой первый памфлет, задолго до того,
как уехала из Парео, задолго до того, как узнала, что такое "капитал", и
оказалась куда дальше от дома, чем отсюда до Речной улицы, где она ког-
да-то играла, ползая на исцарапанных коленках по тротуару вместе с дру-
гими шестилетками. Уже тогда она понимала, что и сама она, и другие де-
ти, и их родители, и все пьяницы и шлюхи с Речной улицы - все, все они
находятся на самом дне чего-то большого, у самого его основания, и, од-
новременно, сами являются этим основанием, фундаментом реального мира,
источником жизни в нем. "Как? Неужели вы потащите цивилизацию туда, в
грязь?" - крикливо вопрошали шокированные ее высказываниями приличные
господа, и она долгие годы все пыталась объяснить им, что если у вас ни-
чего нет, кроме грязи, то вы, будучи Богом, постарались бы сделать из
нее людей, а став людьми, превратили бы ее в дома, где люди могли бы
жить? Но никто из тех, что считали себя лучше этой "грязи", понять ее не
желал. Что ж, ручей всегда стремится к основному руслу, грязь к грязи,
вот и Лайя шаркала ногами по тротуару вонючей шумной улицы и, несмотря
на всю свою безобразную старость и слабость, чувствовала себя как дома.
Сонные шлюхи с покрытыми лаком бритыми головами, одноглазая торговка,
визгливо предлагавшая овощи, полусумасшедшая нищенка, надеявшаяся пере-
бить всех мух на улице - все они ее соотечественницы, все они так на нее
похожи, все одинаково печальны, одинаково отвратительны, а порой и злоб-
ны? Жалкие, ужасные, все они ее сестры, ее народ!
прошла уже четыре или пять кварталов совершенно одна по шумной улице,
где ее постоянно толкали, где царил летний зной. Вообще-то ей хотелось
попасть в парк Коли, на тот треугольник, покрытый пыльной травой, что
расположен в конце Темеды, и посидеть там немного с другими стариками и
старухами, поглядеть, на что это похоже: сидеть целыми днями в парке и
чувствовать себя старой. Но до парка было слишком далеко. Если она не-
медленно не повернет назад, головокружение может стать настолько
сильным, что она упадет - а упасть она очень боялась - и будет бессильно
лежать посреди улицы и смотреть на тех, кто подошел посмотреть на упав-
шую старуху. Только второго удара ей и не хватало! Она повернула домой,
хмурясь от усталости и отвращения к самой себе. Лицо пылало, уши то и
дело закладывало, точно она ныряла на большую глубину. Потом шум в ушах
настолько усилился, что она действительно испугалась и, увидев какой-то
порожек в тени, осторожно присела на него и с облегчением вздохнула.
Люди шли мимо, никто у него не покупал. И на Лайю тоже никто не смотрел.
Одо? А кто такая Одо? Ну как же, известная революционерка, автор "Комму-
ны", "Аналогии" и так далее? А действительно, кто она такая? Старуха с
седыми волосами и красным лицом, сидящая на грязном крыльце какой-то ла-
чуги и что-то бормочущая себе под нос.
ма-то она? Узнает ли она себя? Видит ли в себе ту знаменитую революцио-
нерку? Нет. Не видит. Но кто же она тогда?
умер.
аудитория, зная ответ, ответила ей единодушно: она - та маленькая девоч-
ка с исцарапанными коленками, что сидела когда-то жарким летним днем на
крылечке и глядела на грязно-золотистую дымку, окутавшую Речную улицу;
она сидела так и в шесть лет, и в шестнадцать, неистовая, упрямая, вся
во власти своих мечтаний, недоступная недотрога. Она старалась хранить
верность себе и действительно всегда умела без устали работать и думать
- но какой-то жалкий тромб, оторвавшись, унес ту женщину прочь. Умела
она и любить, была пылкой любовницей, радовалась жизни - но Тавири, по-
гибнув, взял с собой и ту женщину. И от нее ничего не осталось, совсем
ничего, один фундамент, основа. Вот она и вернулась домой; оказывается,
она никогда дома и не покидала. "Настоящее путешествие всегда включает в
себя возвращение"? Пыль, грязь, жалкое крыльцо лачуги. А дальше, где
кончается улица, - поле, и в нем высокая сухая трава, клонящаяся под
ветром, когда спускается ночь.
чересчур фанатичная и разговорчивая. Лайя никак не могла вспомнить, как
ее зовут, хотя они были давно знакомы. Она позволила женщине увести себя
домой, и та всю дорогу не закрывала рта. В просторной прохладной гости-
ной (когда-то здесь размещались кассиры банка под охраной вооруженных
полицейских) Лайя рухнула в кресло, не в силах даже представить, как
сможет подняться по лестнице, хотя больше всего ей хотелось сейчас ос-
таться в одиночестве. Та женщина все говорила и говорила, гостиная пос-
тепенно заполнялась людьми. Оказалось, обитатели Дома планируют провести
демонстрацию. События в Тху развивались так быстро, что и здесь мятежные
настроения вспыхнули, точно от искры. Необходимо было что-то предпри-
нять. Послезавтра, нет, завтра, решено было устроить пеший марш от Ста-
рого Города до площади Капитолия - все по тому же старому маршруту.
огненным взглядом и, смеясь, посмотрел на Лайю. Его еще и на свете не
было во время Восстания Девятого Месяца - все это глубокое прошлое для
таких, как он. И теперь ему самому хочется делать Историю. Хотя бы нем-
ного поучаствовать. Людей вокруг стало еще больше. Завтра, в восемь утра
здесь состоится общее собрание.
ший - кто бы это мог быть? - улыбнулся, а кто-то рядом с ним даже засме-
ялся. Хотя у Амаи вид был растерянный. Вокруг продолжали говорить, кри-
чать? Революция, революция! Почему, черт возьми, она сказала, что ее
завтра не будет? Что за ерунду она несет в преддверии Революции? Даже
если ее слова - правда?
мотря на всю свою теперешнюю неуклюжесть. Все были слишком возбуждены и
заняты обсуждением грядущих дел, чтобы помешать ей. Она вышла в холл, к
лестнице и стала медленно подниматься, отдыхая на каждой ступеньке. "Об-
Никитин Юрий
Бажанов Олег
Корнев Павел
Муркок Майкл
Прозоров Александр
Шилова Юлия