состоянии двигаться по прямой; им все время требовалось обойти одно,
уклониться от другого; и все кончалось тем, что они с размаху упирались в
стену. Все идеи были окружены стенами, которых он, по-видимому, совершенно
не замечал, хотя постепенно за них прятался. За все эти дни бесед двух
миров Шевек лишь однажды увидел, как в них образовалась брешь.
грузовые планетолеты - не женское дело. Курс изучения истории и знание
трудов Одо позволили Шевеку представить себе положение вещей достаточно
ясно, чтобы понять этот тавтологический ответ, и он больше ничего не
сказал. Но доктор задал встречный вопрос, вопрос об Анарресе:
точно так же, как с мужчинами?
Шевек, а когда до него дошла вся нелепость этой идеи, он опять засмеялся.
потом со смущенным видом сказал:
они... Я имел в виду их социальный статус.
исходной теме.
женской работой?
не так ли? Человек выбирает работу согласно своим интересам, таланту,
силам - причем же тут его пол?
категоричностью.
машины? И даже, когда машин нет, когда приходится копать лопатой или
носить на спине, мужчины, может быть, работают быстрее - те, что больше и
сильнее, - но женщины могут работать дольше... Я часто жалел, что я не так
вынослив, как женщина.
вежливости.
нежности... и потеря мужчинами уважения к себе... Ведь вы же не станете
утверждать, что в вашей работе женщины равны вам? В физике, в математике,
по интеллекту? Вы же не можете постоянно опускаться до их уровня?
кают-компанию. На смотровом экране, как голубовато-зеленый опал на фоне
черного космоса, неподвижно висел сверкающий изгиб Урраса. И этот дивно
красивый вид, и сама кают-компания за последние дни стали привычными для
Шевека, но сейчас яркие цвета, плавные контуры кресел, скрытое освещение,
столы для игр, и телевизионные экраны, и мягкие ковры - все это показалось
ему таким же чуждым, как и в первый раз, когда он их увидел.
интеллектом, женщин, которые были способны мыслить совершенно, как
мужчины, - поспешно сказал доктор, сообразив, что только что почти
кричал... "Колотил руками по запертой двери и кричал", - подумал Шевек...
проблема высшего и низшего, по-видимому, - одна из центральных в
социальной жизни уррасти. Если для того, чтобы уважать себя, Кимоэ должен
считать половину человечества ниже себя, то как же тогда женщины
ухитряются себя уважать? Считают, что мужчины - ниже их? И как все это
влияет на их половую жизнь? Из трудов Одо Шевеку было известно, что двести
лет назад основными сексуальными институтами на Уррасе были "брак" -
партнерство, санкционированное и проводимое в жизнь при помощи юридических
и экономических санкций, - и "проституция", которая, видимо, являлась
более широким понятием - совокуплением в экономической модальности. Одо
решительно осуждала и то, и другое; и, однако же, Одо сама состояла в
"браке"; и вообще, за двести лет эти институты могли претерпеть большие
изменения. Если он собирается жить на Уррасе и среди уррасти, надо бы это
выяснить.
источником такого наслаждения, радости и утешения, за один миг превратился
в неизвестную территорию, по которой он должен идти осторожно и сознавать
свое невежество; тем не менее, это было так. Предостережением ему
послужила не только странная вспышка презрения и гнева у Кимоэ, но и
возникшее у него еще раньше смутное впечатление, которое этот эпизод
высветил. Когда он впервые очутился на "Внимательном", в эти долгие часы
лихорадки и отчаяния, его беспокоило - то доставляло удовольствие, то
раздражало - грубо-примитивное ощущение: мягкость постели. Хотя это была
всего лишь койка, ее матрац оседал под ним с ласкающей податливостью,
подчинялся ему; подчинялся так настойчиво, что даже и теперь он, засыпая,
все еще ощущал эту податливость. И удовольствие, и раздражение, которые
это у него вызывало, носили явно эротический характер. Или все это
устройство, заменяющее полотенце, - сопло с горячим воздухом - такой же
эффект. Щекочет. И конструкция мебели в офицерской кают-компании - плавные
изгибы пластмассы, в которые силой загнаны непонятливые дерево и сталь,
гладкость поверхности и нежность фактуры - разве нет и в них слабой, но
всепроникающей эротичности? Он достаточно хорошо знал себя, чтобы быть
уверенным, что несколько дней без Таквер, даже при очень сильном стрессе,
не должны взвинтить его до такой степени, чтобы он начал чувствовать
женщину в каждой крышке стола. Если, конечно, там действительно нет
женщины.
и так все выяснит.
Шевеку в каюту проверить, как идут дела всевозможные процессы иммунизации;
от последней прививки - против чумы - Шевека мутило и пошатывало. Кимоэ
дал ему какую-то новую таблетку.
проглотил эту гадость. Доктор покопался в своем медицинском чемоданчике и
вдруг очень быстро заговорил:
здоровье, хотя может быть и так, но если нет, то я хочу вам сказать, что
это... что я... что это была для меня большая честь. Но потому, что... а
потому, что я начал уважать... ценить... что просто по-человечески... что
ваша доброта, истинная доброта...
более подходящие слова, поэтому он взял Кимоэ за руку и сказал: "Так давай
встретимся снова, брат!" Кимоэ нервно потряс его руку, по обычаю уррасти,
и торопливо вышел. Когда он ушел, Шевек сообразил, что говорил с ним
по-правийски, назвал его "аммар" - брат - на языке, которого Кимоэ не
понимает.
отрешенно и словно сквозь туман. От ощущений, вызванных посадкой, туман
сгущался; Шевек не сознавал почти ничего, кроме горячей надежды, что его
не вырвет. Он понял, что они уже приземлились, лишь когда снова прибежал
Кимоэ и поспешно повел его в офицерскую кают-компанию. Смотровой экран, на
котором так долго был виден окруженный облаками и сияющий Уррас, теперь
был пуст. Комната была полна людей. Откуда они все взялись? Он был приятно
удивлен тем, что может стоять, ходить и пожимать руки. На этом он и
сосредоточился, не вникая в смысл происходящего. Голоса, улыбки,
рукопожатия, слова, имена. Его имя, снова и снова: д-р Шевек, д-р Шевек...
И вот уже он и все окружившие его незнакомцы спускаются по крытому
пандусу, все голоса звучат очень громко, слова эхом отражаются от стен.
Шум голосов ослабел. Чужой воздух коснулся его лица.
чуть не упал. В этот момент - промежуток между началом шага и его
завершением - он подумал о смерти; а завершив шаг, он стоял уже на новой
земле.
в дымке, горели далеко, на другом конце лежавшего в тумане космодрома.
Воздух у него на лице, и руках, в ноздрях, в горле, в легких был
прохладен, влажен, полон разных ароматов, ласков. Это был воздух мира, из
которого пришел его народ. Это был воздух родины.
направленные на него огни фотовспышек. Эту сцену снимали для последних
известий: Первый Человек с Луны - высокая, хрупкая фигура в толпе
сановников, и профессоров, и охранников; красивую лохматую голову он
держит очень прямо (так, что фотографам удалось поймать в объектив каждую
черту), словно старается заглянуть поверх лучей прожекторов в небо, в
широкое небо, затянутое туманом, скрывающим звезды, Луну, все другие миры.
Журналисты пытались пробиться сквозь кольцо полицейских: "Д-р Шевек, не
сделаете ли вы для нас заявление, в этот исторический момент..." Их сразу
же оттеснили обратно. Окружавшие его люди подталкивали его вперед. Его
увели к ожидавшему его лимузину, до последнего момента чрезвычайно
фотогеничного из-за высокого роста, длинных волос и странного выражения
лица - полного печали и узнавания.
расплывающихся огней. Над головой светящимися полосками, с пронзительным
воем, проносились поезда. Массивные фасады из камня и стекла выстроились
вдоль улиц, над мчавшимися, словно наперегонки, автомобилями и трамваями.
Камень, сталь, стекло, электрический свет. Лиц не было.
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор
Распопов Дмитрий
Лукин Евгений